Станешь моей победой

— Помню, — целуя Савельева в губы, в нос, подбородок, скулы, не могу им надышаться. — Мирон, только сегодня встретиться не получиться. Можем перенести встречу на завтра?

— Не вопрос, сладкая.

Весь день я избегаю Мирона. Ссылаюсь на какие-то дурацкие дела по типу: мне надо в библиотеку, нас вызвал декан или: «Извини, но мне надо готовиться к практическому занятию». А все потому, что стыд и совесть пожирают меня изнутри.

Не знаю, как я буду дальше смотреть Миру в глаза. Умом понимаю, что должна признаться, все ему рассказать, иначе просто не выдержу. Но я не могу… Не могу подойти и так просто заговорить с ним. Как вы себе это представляете?

«Мирон, привет! Ты знаешь, кто в будущем станет твоей женой? Нет? А я вот знаю не только, как будут звать моего мужа, но и как он выглядит».

Ужас! Мерзость. Тошнота!

А в конце последней пары и вовсе отпрашиваюсь на десять минут пораньше, чтобы Савельев не увидел того, как я сажусь в машину к другому…

Бегу, не разбирая дороги. Плевать, как это выглядит. Сейчас главное — уехать отсюда как можно быстрее. И вот когда я уже пересекаю территорию студгородка, оказываясь около машины Плутоса, внутри меня разыгрывается ярый протест. Я не хочу с ним ехать! Я не хочу даже говорить с этим мужчиной! Но все же с огромным трудом выдавливаю из себя улыбку и принимаю чертовы цветы. Со стиснутыми до боли зубами обмениваюсь приветствием и позволяю открыть для меня переднюю дверь автомобиля.

Замешкавшись на пару секунд лишь только для того, чтобы снова сделать глубокий вдох, чувствую, как в моей спине образовывается огромная дыра. Она медленно расползается по всей поверхности, жжет и пульсирует. Но я не оборачиваюсь. Знаю, кто стоит позади.

— Аня! — Мир таким тоном произносит мое имя, что в жилах кровь стынет.

Я ощущаю его взгляд кожей. Я чувствую его телом.

Прижимая цветы к груди, делаю разворот на сто восемьдесят градусов и сталкиваюсь с такой тьмой, что ад может показаться уютным местечком. Меня словно опустили на самое дно, пробуждая все мои страхи.

Сердце превращается в гранату, сорви чеку — рванет, подорвав все вокруг. Все тело простреливает трожь, и пульс долбит. Под действием убийственной дозы адреналина вся сжимаюсь. В меня будто тысячи мелких осколков врезаются, без обезболивающего потроша плоть.

Сильнее впиваюсь пальцами в дверь автомобиля и с жалостливым выражением лица едва заметно мотаю головой.

«Не останавливай меня. Не догоняй. Позволь уйти сейчас»…

— Аня, как это понимать? Ты ведь это не всерьез? — цедит сквозь зубы Мир, играя желваками. Застыв в метре от меня, отражает знаки и всем видом показывает, что не будет никакого компромисса. — Ты, блядь, с ним уезжаешь? — смотрит так, будто бы видит насквозь.

Я лишь открываю рот, но не могу вымолвить ни слова. В груди мерзко ноет, а ненависть к своей слабости и бесхребетности растет в геометрической прогрессии. Как можно быть такой безвольной?

— Молодой человек, вам что-то нужно? — привычно сдержанно и, как всегда, не вовремя вмешивается Плутос.

— Мирон, давай не сейчас… — шепчу задушено, забывая моргать. Голос глохнет и все слова кажутся тупыми и хриплыми. — Мне нужно ехать.

Кивнув Албанцеву, собираюсь сесть в машину, как вдруг Мир резко ловит меня за руку и, швырнув букет на асфальт, при этом дважды придавив его кроссовком, оттаскивает от машины.

— Никуда ты с ним не поедешь! — агрессивно рычит Савельев. Замечаю, что колошматит его ничуть не меньше, чем меня. — Тихая, блядь! Скажи, хоть что-нибудь! Я же… Твою мать…

— Молодой человек, не трогайте ее! — подоспевший Плутос тут же закрывает меня собой. — Вам лучше уйти.

— Ебало завали! — закатив рукава толстовки, Мир сжимает кулаки, принимая боевую стойку.

Господи, только потасовки мне тут не хватало! Мы и так привлекли лишнее внимание. И если об этом узнают родители… Боже, что будет тогда…

Если прознают, если Плутос расскажет… Век мне воли не видать.

Спаси и сохрани… Избавь… Убереги… Защити…

— Мирон… Мир, не надо… — накрывая его кулаки ладонями, медленно опускаю их. — Плутос, — переводя взгляд на Албанцева, пытаюсь хоть как-то разрулить ситуацию, которую сама же заварила, — дай нам, пожалуйста, минуту, и поедем.

— Анна, мы с твоим отцом договаривались, что…

— Минуту, и поедем! — повторяю с нажимом. Интонацией показываю, чтобы Албанцев не лез туда, куда не просят.

— Стол забронирован на пять часов, — никак не угомонится Плутос. — А вам, молодой человек, я дам совет…

— В жопу себе свой совет засунь, советчик хуев! — как всегда атакует Мирон. Схватившись за голову, делает резкий поворот вокруг своей оси. — А-а-а… Тихая… Как же так?!

Дождавшись, пока Плутос сядет в машину, тут же принимаюсь тараторить без остановки, равномерно распределяя на паузах кислород:

— Мирон, прошу тебя… У меня нет другого выбора. Я должна. Просто прими это и все. Есть… Есть причины. Я не могу поступить иначе. Пожалуйста, Мир…

Игнорируя слезы, делаю шаг вперед, чтобы обнять Мирона, почувствовать тепло. Но стоит мне только коснуться его, как Савельев тут же делает шаг назад, отстраняясь.

— Уезжаешь, значит… — шумно вбирая воздух, отрезвляет меня холодным тоном. Вижу, что держится из последних сил. И смотрит так, что душу выворачивает наизнанку — отторжение с примесью разочарования и непонимания. А дальше — пустота, которой Мирон заполняет весь мой мир.

Я киваю. И именно в этот момент что-то внутри меня обрывается, сменяя показатели электрокардиограммы на ровную прямую.

— Уезжаю. Прости… — собственный голос бьет по нервам. — Но… Но я тебе все объясню!

— А стоит ли? — с горькой ухмылкой заявляет Мир. — Давай, новенькая, шагай отсюда! Тебя уже заждались… — на несколько секунд задержав на мне взгляд, дарит улыбку будто бы на прощание, и возвращается в университет.

Финита ля комедия, господа!

Глава 25

«И я восстал. Возродился, как феникс из пепла…»

Мирон С.

_______________________

— Мир, ты как? — спрашивает Жора. — Выглядишь хуево.

— Давай не сейчас, хорошо? Я в таком напряге, что могу слететь.

— Последний вопрос… — мнется Писатель, покручивая ручку меж пальцев. — Это из-за новенькой?

А я отвечать не хочу. Вообще говорить о ней сейчас не готов, потому что до сих пор не могу принять тот факт, что моя Тихоня уехала с другим.

Как это, блядь, возможно?

Теперь-то понимаю, какие у Тихой дела и почему она может увидеться только завтра. Не заметь я ее макушку с третьего этажа, не побеги за ней следом, дефилировали бы по универу с рогами на башке. Примерил на себя образ тотального лузера.