Становление химии как науки

Запах никотина разъедал легкие. Давид много курил, как и в ту ночь, когда мы собирались опоить друг друга вином и заняться любовью еще раз.

Я задыхалась, но поцелуй не прерывала. Напротив: зарылась пальцами в его жесткие волосы и очертила тот самый шрам на его затылке.

Шрам настоящий.

Давид настоящий.

Я боялась в это верить, потому что уже успела измучиться муками совести. Я нахлебалась этим сполна и не представляла, как жить дальше после совершенного деяния.

А теперь Давид берет меня у стены в номере какой-то захудалой гостиницы и обещает устроить ад.

Какой же может быть ад, если он живой, а я не убийца?

Хуже ада совести нет. Наивный…

– Жарко… очень жарко, – я захныкала и, будучи в дурмане, откинула голову назад.

– Скоро, – пообещал он.

Давид пообещал скоро трахнуть меня.

Он спустился к шее и поцеловал каждый сантиметр кожи. Его ладонь неласково легла на левую грудь и помяла ее. Голова закружилась, когда он прижался к моему животу выпуклой ширинкой.

Давид томил меня, мучил, нарочно распалял на страсть и что-то выпрашивал про ту ночь убийства…

Но я была без сил и желала только одного: не изнывать от жажды и получить свою разрядку. Я едва стояла на ногах, когда поняла: это и была его цель. Давид хотел сломить меня, сделать зависимой от порока.

И он это сделал.

В ту московскую ночь Давид слепил из меня идеальную женщину, он показал, от каких ласк можно возбуждаться, но самое страшное то, что он знал все эти ласки.

И пользовался ими в момент моей слабости.

Я простонала ему в губы что-то нечленораздельное, и Давид хрипло, низко рассмеялся. Он считал, что победил, хотя не вытащил из меня ни единой информации.

– Ты мне снишься. Приходишь во снах, чтобы помучить меня. Правда?

Я искала зацепку, чтобы отключиться от реальности.

И когда я полностью убедилась в своей правде, Давид взял меня в излюбленной позе.

Он подхватил правую ногу под колено, распахнул меня для себя и прижался ко мне бедрами. Горячее дыхание ворвалось внутрь моего рта.

Когда его член проскользнул внутрь, я не выдержала.

Вскрикнула, царапая его плечи ногтями, и повисла на его бедрах, лишаясь опоры под ногами.

– Боже, боже…

Голова закружилась. От его поцелуев, от ласк. От положения, в котором Давид мог войти в меня глубже. Я помогала ему сделать это…

Я извивалась у стены, постанывала и даже плакала в надежде получить больше, чем просто секс. Я хотела немного любви…

Но Давид врывался в меня жадно.

Каждым движением бедер он вколачивал меня в холодный бетон, и я вспомнила, что прикована. Наручники за спиной бились об стену, издавая двусмысленные звуки, но в этот миг нам было все равно, что подумают другие.

Все закончилось слишком быстро.

Наваждение сменилось разочарованием, низ живота болезненно заныл, не получив удовлетворения.

Давид напомнил мне, кто мы друг другу. Он уткнулся ртом мне в шею, сделал несколько финальных движений и кончил.

Без нежности.

Без любви.

Без обещаний в защите. Я их не заслуживала больше.

В холодных глазах Давида еще оставался огонь, желание, но он решил проучить меня.

Я прикусила губу, не выказывая своего разочарования. А когда Давид отпустил меня, я рухнула на колени без сил. Между бедрами было очень влажно.

– Когда придешь в себя, приготовь ответ на каждый мой вопрос. Поняла?

Я незаметно вытерла мокрые щеки. Я плакала, извиваясь в его объятиях… Вот, как сильно это тело привыкло к своему жестокому первому мужчине.

Ненавижу.

Это была ежесекундная прихоть. Утирая слезы, я пообещала себе, что этого больше не повторится.

В конце концов, Давид не единственный мужчина на Земле. У меня будет другой… Он полюбит меня и на нем не будет клейма убийцы моих родителей.

Я подняла глаза. Давид закурил и небрежно глянул на меня сверху вниз. Удерживая сигарету между плотно сведенных губ, он застегнул ширинку и натянул ремень на бедра.

– Вставай, моя. Будет еще любовь, – сказал Давид, поднимая меня с пола.

Сердце билось гулко.

Давид расстегнул с меня наручники и даже помог переодеться в сухую одежду – это была бежевая рубаха и такие же хлопковые штаны. Белье было не предусмотрено.

Когда Давид переодел мое ослабевшее тело, в номер вошли двое в черной форме. Один из них остался стоять на входе, а другой встал охранять дверь, которую я здесь не заметила.

– За той дверью моя комната. Ты не можешь туда входить. Поняла, Жасмин?

Давид говорил со мной как с маленькой девочкой. Я заторможенно кивнула, обнимая себя за плечи – низ живота все еще неприятно изнывал.

Я поняла, что охраняли здесь не столько меня, сколько Давида от меня. Ужас был в том, что все это время эти двое находились за стеной и слышали, как его хозяин трахал меня.

– Ты предала меня, Жасмин. Я такое не прощаю. Вспомни об этом завтра, когда придет время.

Давид не угрожал.

Он констатировал факт.

Под тремя парами взглядов я легла в свою постель и накрылась одеялом. Внутри все пекло – от неудовлетворенности и страха перед неясным будущим.

– Завтра утром с тобой будут говорить по-другому.

Давид ушел к себе, оставив меня под конвоем.

А я вдруг поняла, что сегодня была только прелюдия. Поистине несладко мне придется завтра.

Глава 3

Утром, как я и думала, меня перевезли в другое место.

Давид уехал намного раньше, я его даже не видела – все делала его охрана. Меня разбудили, усадили в машину и доставили до нового перевалочного пункта. На этот раз моим временным жилищем стал двухэтажный ветхий дом.

Моя комната выглядела типично для заброшенной: деревянная дверь с замком снаружи, стол возле окна был выкрашен в голубой, узкая кровать в углу и старая антресоль на таком же ветхом шкафу.

– Все будет хорошо, – я повторяла это как мантру, – а пока думай, Жасмин. Думай.

Я подошла к окну, отсюда было хорошо видно, как всходит солнце. Во дворе по-прежнему было пусто.

А внутри грудь огнем горела: он меня предал.

Монарх не выдал, кто я такая, но оставил на произвол судьбы. Я не смогла отравить Давида. Не оправдала его надежд.