Старая школа рул

— Красивый красоту свою усилил!

— Красивый стал Неотразимым.

— Крас решил биться с Мэтом.

— Он за ночь скиллы прокачал.

Ну и всё в таком роде.

— Серёженька, — разулыбалась розовая Алиса. — Иди посиди со мной. Ты такой красивый стал.

Но я отыскал глазами Рожкова, занятого своим телефоном и подошёл к нему.

— У тебя свободно? — спросил я.

Он поднял на меня глаза и завис, уставившись на мою новую стрижку.

— Подобное — к подобному, — засмеялась Алиса.

— Тебе чё надо? — рыкнул он и кивнул на угрюмую черноволосую дивчину. — Иди вон к жирной садись! Неприкасаемым сюда нельзя.

— Понятно, — кивнул я и опустился на стул рядом с ним.

— Э, ты не понял меня? Пошёл вон, Краснов!

Прозвенел звонок.

— Ты чё кипешуешь, Илюха? — усмехнулся я. — Мне спросить у тебя надо кое-что.

— Да мне по барабану, что тебе надо!

— Здравствуйте, — раздался приятный девичий голос, но никто не обратил внимания.

Все ржали над Рожковым, который не мог от меня избавиться.

— Ты чё, Краснов?! — он несильно саданул меня по плечу и сделал страшную рожу.

— Рожков, я сказала здравствуйте. Поднимайтесь, поднимайтесь, десятый «бэ».

Все неохотно начали вставать. Я посмотрел на училку, ту самую, которую вчера вечером упоминала Юля. Молоденькая, хорошенькая. Сама, как ученица. Стройная, голубоглазая, с русой косой, как Алёнушка. Ну, собственно, она и была Алёнушкой, вернее Еленой Владимировной.

— Здравствуйте, ребята. Садитесь, пожалуйста. Так, кого у нас нет сегодня?

— Деменёва и Шалаева.

— Понятно. Шалаев, как обычно. Он на другие уроки ходит?

— Бывает.

— Ну, передайте ему большой привет. Ладно, возвращаемся к нашему дорогому Илье Ильичу Обломову. Дочитали вы произведение?

— Чё те надо, Крас? — повернулся ко мне Рожков. — Чё ты докопался до меня?

— Два вопроса и оба конфиденциальные. Чисто по-пацански, лады?

Он насмешливо скривил губы:

— Ну?

— Первый. Ты чем занимаешься?

— Литературой! — воскликнул он громче, чем надо.

— Илья, что такое? — улыбнулась училка. — Хочешь о своём тёзке поговорить?

— Нет, — резко ответил он.

— Ну, тогда веди себя потише, а то я захочу рассмотреть твою точку зрения.

— Короче, — продолжил я, когда Елена Владимировна переключила внимание на кого-то другого, — ты чем занимаешься, боксом?

— Нет.

— А чем?

— ММА, — хмыкнул он.

— Это что, бои без правил или как там? Слышал я такую тему.

— Слышал такую тему? Ты прикалываешь меня или что?

— А где занимаешься?

— В «Энергетике». Тебе-то что?

— Да я тоже хочу заняться. Можешь меня тренеру представить?

— Ты чё, дурак что ли? Ты же в зеркале своё отражение видел. Я свидетель, ты видел. И ты думаешь, тебя возьмут что ли с такими данными?

— Да, думаю возьмут.

— Типа, потому что ты свои патлы состриг? — хмыкнул он.

— Краснов! — окликнула меня училка. — Вы так увлечённо обсуждаете с Рожковым проблему.

— Елена Владимировна, отсадите его от меня! — воскликнул мой сосед.

— Почему? — удивилась она.

— Мнениями не сошлись, — ответил я.

— Смотрите, Крас заговорил, — крикнула Алиса. — Исторический момент.

— Ну, давай, Краснов, выходи сюда, раз заговорил, — довольно дружелюбно предложила учительница. — Ребята, потише, пожалуйста.

— Тихо, король говорит! — заржал кто-то.

Я вышел, и все с интересом на меня уставились. Даже с каким-то азартом, будто ждали, что я выкину какой-нибудь фортель.

— Это ошибка, Елена Владимировна, — крикнул наглый пацанёнок в чёрном выпендрёжном пиджаке с блестящими лацканами. — Вы же знаете, Краснов тупой, он двух слов связать не может.

— Он кретин! — добавил один из тех, что крутился вчера вокруг Мэта.

— Так, может, ты, Вогулов, хочешь ответить вместо него? Или ты, Янусов?

— Нет, я не хочу.

— И я не хочу.

— Ну, вот и помолчите. Давай, Серёжа, отвечай.

— Да он же второгодник!

— Так, прекратите все, — чуть повысила голос училка. — Итак, говорим о мнении Добролюбова. Что такое обломовщина согласно его представлениям?

Я пожал плечами. Все притихли, готовясь захохотать, выпалить что-нибудь глумливое и едкое, а я провёл ладонью по своему свежему ёжику. Катя моя курсовую писала по Гончарову. Причём, совсем недавно писала.

— Ну, не вздыхай, Серёжа. Отвечай.

— Не понимаю я, Елена Владимировна…

Класс взорвался от смеха.

— Ну-ка, тихо! — хлопнула она ладошкой по столу. — Что не понимаешь? Поясни.

— Не понимаю, почему этого русофоба Добролюбова никак не изгонят из школьной программы.

Сразу стало тихо.

— Что-что?!

Она широко раскрыла глаза, пытаясь понять, что у меня на уме.

— Ну, посудите сами. Он говорит, что обломовщина — это типичный образ жизни русского человека, включающий в себя апатию, лень и бесцельное существование. Нет, такие люди встречаются, конечно. Даже в нашем классе имеются, и далеко ходить за примерами не надо. Посмотрите на Вогулова и Янусова.

Класс снова захохотал.

— Но это, — продолжил я, — не является отличительной чертой русского народа. Как раз, наоборот. Ещё поискать надо более трудолюбивых и изобретательных людей, чем наши соотечественники.

— Как любопытно. А что же представляет из себя обломовщина по твоему мнению?

— Во-первых, такого явления я лично никогда не встречал в реальной жизни. А что касается Ильи Ильича Обломова, вымышленного персонажа, то некоторые литературоведы считают его последним русским богатырём и даже русским Гамлетом. А кто-то сравнивает его бездействие с алхимическим Великим деланием. И если мы посмотрим какие приводятся аргументы, то скорее всего согласимся. Если не станем пребывать в апатии и лени, продлевая своё бесцельное существование.

Ну, и дальше коротенько, как говорится, минут на сорок, я задвинул пару актуальных теорий. На место я вернулся в полной тишине, которая была, на самом деле, красноречивее и громче самых громких оваций и фанфар.

— Илья, короче, когда у тебя тренировка? — снова прижал я Рожкова. — Я хочу начать заниматься. Но только, чтоб ты с тренером поговорил.

Задерживаться в этом мире я не хотел, совсем не хотел, но и не понимал пока, как мог вернуться назад. А тренировки… Тут ведь как, чем меньше простаиваешь, тем лучше.