Старинная гравюра

– Да, строг наш Казимир. Уж этот-то наведёт порядок среди прогульщиков!

Лист восемнадцатый.

Только сев в машину, я пришёл в себя. Тут позвонила мама. Она была в курсе моих неприятностей и хотела узнать, чем закончилась моя беседа с проректором. Не вдаваясь в подробности, я успокоил её и сказал, что все вопросы решил без потерь, только теперь надо поднажать на учёбу. Мама обрадовалась и сообщила, что сегодня нас наконец-то пустят к отцу. Мы договорились встретиться с ней около бокса в 19.30. И я помчался к щенку.

Я знал, как назову его. Хоть Один и заступился за меня, я не мог простить того, что он отнял у меня Хель, и решил назвать щенка Фенрир (кратко Ферн). По скандинавской мифологии так звали ужасного волка, который должен был проглотить Одина во время битвы при конце света.

Сева был занят, но по кивку головы я понял, что могу повидать своего цуцика. Тот уже весело бегал в своём вольере. Играл искусственной косточкой. Но, увидев меня, подошел к сетке вольера и потянулся ко мне всем своим худеньким тельцем. Я взял его на руки. Он тут же облизал мне всё лицо, руки. Потом растянулся у меня на груди, прижался ко мне. Обнял лапами и заснул.

– А ведь он помнит, что ты - его спаситель, - сказал вошедший Сева. – Смотри-ка, спит! Завтра можешь забрать его. Он - здоров. Я пропишу ему диету. Никаких сухих кормов. Только овсянка на молоке, протёртые овощи, витамины. Словом, ты обзавелся маленьким ребёнком. И, конечно, свежий воздух и прогулки!

– Спасибо, Сева. Сколько я тебе должен?

– Ничего. Но если хочешь помочь, купи новые вольеры для больных животных.

– Договорились. Завтра приду забирать это чудо и всё привезу.

Я осторожно положил малыша на подстилку в вольер, он даже не проснулся.

Потом я помчался в больницу. Мама уже ждала меня, держа в руках небольшую корзинку с яблоками, апельсинами и клубникой. Подошёл лечащий врач, поздравил нас с благополучным исходом этого “безнадёжного” дела, и мы вошли к отцу.

Как же он похудел за это время! Но мама тут же начала хлопотать вокруг отца, успокаивая, что, как только тот доберётся до дома, уж она-то его откормит. Отец же внимательно смотрел на меня, а потом произнёс:

– Досталось тебе, сын?

– Ничего, я справлюсь. Да, папа и мама, я завел собаку.

– Фу, я думала, ты сообщишь, что хочешь жениться на той девушке, – облегчённо произнесла мама. – Кстати, где она?

– Она уехала на родину. И не пишет, и не звонит.

– Всё будет хорошо, ВладимИр, - негромко произнёс отец. – А с собакой ты правильно решил. Всё веселее жить вдвоём, чем одному, в твоей-то глуши.

____

*Мой перевод стиха Р. Фроста “Две дороги”

Текст оригинала:

Two roads diverged in a yellow wood,

And sorry I could not travel both

And be one traveler, long I stood

And look down one as far as I could

To where it bent in the undergrowth;

Then took the other, as just as fair,

And having perhaps the better claim,

Because it was grassy and wanted wear;

Though as for that the passing there

Had worn them really about the same,

And both that morning equally lay

In leaves no step had trodden black.

Oh, I kept the first for another day!

Yet knowing how way leads on to way,

I doubted if I should ever come back.

I shall be telling this with a sigh

Somewhere ages and ages hence:

Two roads diverged in a wood, and I -

I took the one less traveled by,

And that has made all the difference.

========== Часть первая. Владимир и Хельга. Листы 19-21 ==========

Ты видишь мрак? Сбирается гроза!

Мгла серым шлейфом вмиг накрыла город.

Рвёт листья ветр*, свой утоляя голод,

И, пыль вздымая, слЕпит нам глаза.

Ты слышишь рёв? Сбирается гроза!

Раскаты грома эхом канонады

Влетают в дом, круша окон преграды,

И плещут молнии, разверзнув небеса.

Ты чувствуешь, под струями дождя

Мир станет чист от зла и негатива,

Симфония добра звучит красиво,

И это всё специально для тебя.

Ты веришь в то, что ливень - благо? Пусть!

Гроза пройдёт, и радуг вспыхнут косы.

Заколосится рожь, сверкают росы.

И может быть, уйдут тоска и грусть…**

Лист девятнадцатый.

POV ВладимИр

Теперь мой день начинался в шесть утра. Мы с щенком бегали вокруг дома, я отжимался на турнике в саду. Потом для меня - душ, и мытьё лап - Ферну. Завтрак: кофе, тосты с маслом и джемом – мне, овсянка - щенку.

Затем Ферн уходил в кабинет и укладывался около камина, а я спешил в институт или в библиотеку, или к родителям. Щенок был очень умён. Он, словно, понимал, что я должен уйти, и ни разу не заскулил или испачкал пол. Он терпеливо дожидался моего возвращения к четырём вечера, и только тогда позволял проявить свои чувства, облизав меня.

Мы уже медленно и чинно гуляли с ним или около дома, или по лесной тропинке. Я рассказывал ему всё, что произошло за день, он внимательно слушал. Казалось, он всё понимает, потому что гавкал или рычал в зависимости от ситуации.

Потом мы обедали. Причём, Ферн ел всё, что ел я. И опять шли в кабинет, теперь уже вдвоём. Пёс укладывался на своё место, а я садился за письменный стол и зубрил или читал, или писал. Иногда Ферн подходил к гравюре, где Хель играла на арфе, вставал на задние лапы, нюхал гравюру и начинал выть. Причём, несколько раз мне казалось, что я узнаю мелодию, которую выводит мой пёс.

– Как ты можешь скучать по той, которую даже не видел? – спрашивал я в таких случаях.

Ферн подходил ко мне, клал голову на плечо и улыбался загадочно. Во мне всё больше крепло убеждение, что этот пёс знает больше, чем я. Но, к сожалению, он не мог разговаривать.

Ферн рос очень быстро, опережая всех своих одногодков. Раз в месяц мы ездили к Севе на осмотр.

– Вот что значит гены дикого животного!- любил восклицать мой друг.- Ты посмотри на этого красавца! Разве теперь в нём можно узнать дохлого, умирающего кутёнка, которого ты тогда привёз?