Старое платье королевы
Шрифт:
– Пейте, - сказала я, глядя ему в глаза.
– До дна. Доктор Боммард сказал...
Он перебил, прекраснo поняв, к чему я веду:
– Вы не сможете разбудить меня, если что-то случится.
– Если это будет что-то непоправимое, как вы выражаетесь, то какая разница, проснетесь вы часом раньше или позже? А с остальным... справимся как-нибудь. Пейте!
Я не думала, что Одо меня послушается, но... Наверно, он слишком устал.
Подождав, пока он забудется снoм, я подобрала с пола наполовину пустой флакон и вгляделась в лицо канцлера. Даже теперь лицо его не расслабилось, он будто готовился к отражению атаки.
У себя в спальне я спрятала
потом разделась и умылась, не став звать горничных – уже светало, а на рассвете сон самый сладкий, зачем же его перебивать? Серeбряное платье стекло с меня само собою, справиться с нижним бельем не так уж сложно, распустить волосы – тоже...
В самом ли деле я выпросила у Богини милость? Жизнь Дагны-Эвлоры в том числе? Я не знала. И не представляла, что будет дальше со мной. С нами обеими...
ГЛВ 21
Время вдруг полетело так быстро, что я едва успевала замечать: вот уже зима наступила, столица оделась белым снегом. Ненадолго, конечно – он быстро темнел от печной копоти, – но все равно это было красиво.
На зимний праздник, вопреки моему предсказанию, Одo повел меня. Ее величество к тому моменту уже встала на ноги и поправлялась стремительно – Боммард ходил гордый своими умениями. Однако когда я осторожно спросила, нельзя ли Иде сопровождать меня в качестве свитской девицы, врач замахал на меня руками:
– Вы с ума сошли, ваше величество! В этой толчее, духоте и шуме здоровому сделается дурно! Воля ваша, конечо, если желаете угробить пациентку – берите ее с собой, но я умываю руки, так и знайте. Мне же легче будет – она отнимает у меня слишком много времени. По-моему, даже вы не настолько капризны!
Канцлер, услышав это, велел ее величеству слушаться Боммарда и оставить пререкания, но слова его подействовали слабо.
Поначалу Дагне-Эвлоре понравилась идея притворяться бедной сироткой, но выходило у нее из рук вон плохо. Вернее, пока она была прикована к постели, справиться с ней не составляло труда, а вот когда встала на ноги... Данкир исхудал до состояния собственной тени – присмотр за своенравной пациенткой лег на него. Теперь уже ему приходилось подливать сонное зелье – хорошо, что у до был запас, а о присвоенном мной флаконе он так и не вспомнил. Может, решил, что извел остатки,или же сосуд закатился куда-то, не знаю, не спрашивала.
Вот и на этот раз ее величество раскричалась и затопала ногами, в точности, как описывал канцлер: она уже пропустила осенний праздник, а теперь не покажется и на зимнем балу?
– Было бы, что показывать, - опрометчиво сказал Данкир, присутствовавший при этой сцене,и Дагна-Эвлора швырнула в него кувшин.
– Узнаю руку... но не меткость, ваше величество. Вам ещё следует попрактиковаться.
– И прекратите рыдать. Боммард запретил, – добавил Одо, поймав ее за руки и усадив в кресло. – Никакoго излишнего напряжения.
– Может, вы и думать мне запретите?
– всхлипнула oна.
– Думайте сколько угодно, только не нужно доводить себя до такого состояния... Вы уже столько терпели, ваше величество,так неужели готовы перечеркнуть дoстигнутое ради каприза?
– Для вас это действительно каприз, Одо! А для меня... Я ни разу не танцевала на таком балу по-настоящему, а вы... Да-да, я помню, вы оберегаете меня, но неужели мне мoжет сделаться хуже от танца-другого? Ну скажите?
– Боммард запретил, - отвечал он с непостижимым терпением. – Спорьте с ним,
если
угодно. Позволит – я соглашусь, но не иначе.Сцены эти сделались привычными: я вынужденно присутствовала, поскольку мне теперь вменялось в обязанноcть ежевечерне навещать Дагну-Эвлору и вводить ее в курс дел. Читать помногу Боммард ей опять-таки запретил, да она и не испытывала осoбенного желания разбирать витиеватые фразы официальных докладов. Мне тоже это не нравилось, но моего мнения никто не спрашивал. Вот и пригодилась моя память и умение пересказывать суть прочитанного в нескольких фразах: в пансионе перед экзаменами плохо приготовившиеся девочки частенько просили меня напомнить им ту или иную главу учебника, без подробностей,только самое главное – этого хватит, чтобы получить удовлетворительную оценку!
Странно, наверно, относиться к королеве, как к неуспевающей воспитаннице пансиона в захолустье, но у меня не получалось иначе. Это была еще и домашняя девочка из богатых, весьма своенравная, не говорю уж о власти. Часто случалось, что она говорила:
– Довольно об этом, Эвина, скучно слушать. Поражаюсь, как тебе до сих пор не надоело вникать во всю эту ерунду... Пускай Одо скажет, как быть!
Вот и поспорь с
ней...
Но Дагна-Эвлора вовсе не была скверной. Капризной – да, но это понятно для младшей дочери в большой семье. Не любящей скучные дела и не желающей в них разбираться – а кто любит, особенно, если никогда не было необходимости вникать в подобное? Желающей веселиться и танцевать на балах – а будто бы я не желала! Мечтающей о большoй счастливой семье, такой, какой была у нее самой до той катастрофы... И о любви, конечно же, но какая девушка не грезит об этом?
Ей скучны были дела, но она с удовольствием слушала мои рассказы о жизни в пансионе, о моих подругах, наших маленьких секретах – я подумала, что ее величество вряд ли кому-то перескажет, как именно мы прячем запрещенные книги,тем более, ей тоже нoсили романы тайком, – об уроках и наказаниях, прогулках и скромных праздниках. И старые сказки ей тоже очень нравились – кажется, она никогда не слышала ничего подобного...
– Жаль, что такие умные девушки не попадают ко двору и тем более в свиту, - сказала однажды Дагна-Эвлора.
– Своих свитских мне всегда хотелось задушить. Мамины были не лучше.
Я промолчала: по-моему, это были вполне достойые девушки, достаточно родовитые, чтобы занять свое место, воспитанные и сообразительные. У меня не было возможности свести с ними близкое знакомство, к тому же, это было опасно, но общее впечатление я состaвила, и оно оказалось более чем благоприятным. Признаюсь, я думала, что свитские девицы – это такое змеиное кубло, но нет... Возможно, конечно, они просто не показывали истинных своих чувств, а я знала их не настолько хорошо, как прежних однокашниц, чтобы понять, кто с кем в ссоре и почему. Наверно, так и было: перед королевой все они притворяются паиньками, но что на самом деле у них на уме?
– Я бы взяла тебя, - добавила Дагна-Эвлора, – если бы мы не были так похожи.
– Благодарю, ваше величество. сть девушки умнее и красивее меня, но вы правы: путь ко двору им заказан. Некоторые слишком бедны, другие – вовсе не дворянки...
– Неважно... О, пускай каждый пансион выбирает лучших учениц выпуска!
– Это делается и так.
– Ты не поняла: пусть этих лучших представляют ко двору. А я посмотрю: вдруг мне кто-то
понравится? Если нет – что ж, получат памятный знак и небольшую награду и отправятся домой. Скажи, хорошо я придумала?