Старший брат царя. Книги 3 и 4
Шрифт:
— Я не знаю как... Верить тебе аль нет?
— Верь, а как же! Так Клим может в лесу долго задержаться. Просил вам со стариком передать. — Положил на стол два серебреника.
— О! Дай Бог ему здоровья хорошего! Может, вещички какие ему нужны?
— Нет, ничего не надо. Велел травы отдать знахарке Кулине. Отцу Захарию скажи, чтоб его не поминал лихом. Ну, вот и всё. Проводи меня.
Вышли, прошёл будто своим огородом. Столкнул челночок в воду, переплыл на другой берег, и как не было его. Однако ж два серебреника остались.
15
Телегу
— Верно говорят в народе, Клим: у тебя грехов нет. Неизвестно кто, неизвестно куда везут тебя, а ты спишь, похрапываешь!
— А что мне делать остаётся? Было за что убить, давно расправились бы. Грабить у меня нечего. Значит, понуждился я кому-то. Да и тебя, Микола, узнал я. Пользовал я тебя ту зиму, медведь помял тебя лихо. Лучше скажи, Микола, долго нам ещё трястись?
— Да нет, маленько ещё... А я думал, запамятовал ты. Ведь многих пользуешь. Вот и подъезжаем.
И тут открылась давно знакомая картина: землянки, костры, люди, одетые во что попало, с ножами у пояса, у иных сабли. Лошади под сёдлами, телеги, гвалт, как на ярмарке; полагал, не придётся больше видеть такое, ан довелось.
Остановились около одной из землянок. Из неё вышли старые знакомцы: Неждан, совсем седой, ростом ещё меньше стал, Сургун, этот нисколько не изменился — худой, подвижный и седых волос не прибавилось, Хлыст и ещё трое из прежней дружины Кудеяра. Среди них Фокей, кудрявый, неунывающий. А вот и Кузька-лекарь! Усы, борода, а лицо радостное, как когда-то у мальчонки Ничейного.
Глядят на Клима, кругом обходят — он и не он! Диво дивное!
В землянке свечи горят. На нарах бледный, худой Демьян, тень прежнего Демьяна. Поцеловал его Клим, рядом сел, за руку взял, держит.
— Вот и довелось свидеться, Юрий свет... — Демьяну тяжело говорить, после каждого слова отдыхает. Дышит, будто воз на гору везёт. — Не убежал ты от нас... Мы знали — жив ты...
— Повремени, Демьянушка, — прервал его Клим. — Время будет, всё друг другу перескажем.
— Так мне... осталось...
— Поживёшь, Демьянушка, поживёшь! Говори, где болит... Тут?.. Тут? Сургун, давай подстилку новую, тёплой воды. Пусть кто мой лубок из телеги принесёт. Ты оставайся, а другие погуляют пускай. Вот что ещё: в тенёчке Демьяну постель сделайте, сейчас на воздух вынесем.
Прошло два дня. Демьян повеселел, вдосталь попивал густую сыту да разные отвары. Отчасти сам, больше друзья его рассказывали про своё житьё-бытьё. Особенно внимательно Клим слушал о том, как погиб Юрий-князь, как оплакивала его княгиня. Потом стали просить, чтоб Клим рассказал, как он Климом стал.
— Что ж, расскажу, друзья мои. Мы только что слышали, как умер князь Юрий Васильевич. Похоронен он Нежданом со товарищами на крутом берегу Польного Воронежа. Вечная слава ему! — Среди слушателей возник шум удивления. Клим внимательно посмотрел на присутствующих и чётко, со значением выговаривая каждое слово, продолжал: — А ежели остался б жив он с приметным уродством,
вроде как у меня, его сразу словили б и предали мучительной смерти. Так хорошо, что его Бог прибрал. Помянем его за упокой души!.. А вот про Клима, то есть про себя, я всё расскажу без утайки. После сечи с татарами, остался жив. Выходила меня девонька неразумная, Весела. Стал я лекарем, прежде всего себя вылечил, потом стал людей пользовать...Подробно обо всём рассказал Клим и закончил такими словами: — Вот об этом чудесном исцелении все должны знать. А теперь, я вижу у Дорофея Сургуна жбан. Помянем князя Юрия иже с ним!
Второй ковшик выпили за здравие лекаря Клима.
А Демьян на Клима смотрит во все глаза и радуется без меры. Да и как же не радоваться. Боли поутихли, бодрее стал, говорить начнёт — не задыхается. Правда, нутро ещё еду не принимает. Но Клим говорит, что скоро он поправится, стало быть, так и будет. С удивлением Демьян спрашивает:
— Свет Клим, где это ты такому научился? Подойдёшь ко мне, брюхо болеть перестаёт. Руку положишь — тепло по всему телу разойдётся, разольётся. Особенно когда ту, правую неправую. Откуда у тебя это?
— Жизнь научила, Демьянушка. Лихая жизнь досталась мне, а на лёгкую, пожалуй, не поменяю.
К вечеру Сургун отвёл Клима в лес:
— Скажи мне, Юрий Васильевич, откуда ты великую тайну Жизни и Смерти познал? Я ведь хворобу Демьянову знаю. Если бы ты не приехал, ему жить осталось от силы день-два. А он, смотри, садиться начал! Неужели взаправду поправится?!
— Дорогой мой Дорофеюшка! Никто не знает тайну Жизни и Смерти. А воскрешать мёртвых может только Господь Бог наш. Может, полгода назад я и вылечил бы его, а теперь поздно. Смерть у Демьяна за плечами стоит. А ожил он потому, что поверил в меня, на этой вере из последних сил и держится.
— А надолго веры хватит?
— Около него я должен всё время быть. Седмицы две протянет. Может, даже ходить начнёт. А потом смерть придёт лёгкая. Сразу как ножом отрежет.
— Вон оно как! Ты здорово сильнее меня, я так не могу! Так я к чему разговор завёл: мне на пасеку идти надо, я бортничать ухожу, а ребята помогают мне мёд доставать. Ты меня обнадёжил, я уйду, а через две седмицы вернусь.
— Иди, я останусь. Вот что ты мне скажи, Дорофей, как вы разыскали меня?
— Через Настеньку. Она тогда в соборе узнала тебя. Приметы твои сказала. Мы тут опросили всех атаманов, когда вместо Демьяна Кудеяра выбирали. Тебя по приметам Микола-конюх узнал. Ходил я в Уводье на тебя посмотреть.
— Ты не сказал Настеньке, что князь Юрий жив?
— Да нет, зачем.
— Правильно, незачем. Представится случай, убеди, что князь мёртв. Ошиблась она. Клим же на север ушёл, в пустыне живёт... Ты часто Настеньку видишь?
— Вижу каждый раз, как мёд привожу. Она теперь — сестра Нионилла, правая рука игуменьи. И жалко мне её — краса под рясой погибает, и радостно — все грехи ряса прикрыла.
Сургун рассказывал про свою внучку, а Климу хотелось услыхать о Таисии. Всё-таки не выдержал и спросил:
— А боярышня как?
— А что, разве я не сказал? Боярышня Таисия теперь мать Тавифа, игуменья Девичьего монастыря. Уж года два, наверное...
16