Старший брат царя. Книги 3 и 4
Шрифт:
Когда Демьян бодрствовал, около него постоянно находился Клим, ухаживал за ним. По совету любимого лекаря больной старался спать не только ночью, но часто и днём. Вот тогда Климу удавалось отлучаться и беседовать с новым Кудеяром. Это был один из бывших учеников Юрия — Тарас Крутой. Сейчас было ему за сорок. Беседуя с ним, Клим хотел повлиять, чтобы Кудеярово братство стало именно братством для многих людей, отважившихся бежать от произвола и бесправия. Но, к своему ужасу, он видел, что перед ним обозлённый человек, не имеющий ничего
Клим старательно убеждал Тараса, что свирепость и насилие погубят Кудеяра и его имя. Терпеливо выслушав его, Тарас спросил:
— А вот мне другое известно. Кто-кто, а ты знаешь, что Кудеяр Юрий Васильевич никого не обижал, боярам верил. А где он сейчас? Где сотни смирных кудеярцев? И ты сам помнишь, как боярин тебе данное слово сдержал.
— Всё верно, Тарас. Но у Юрия другое дело. Он назвался старшим братом царя, это принесло много несчастья всем. А вот когда жив был Гурьян, государь прислал своего боярина для переговоров.
— Грешишь, Клим. Ты лучше меня ведаешь, что Иван хитёр. Добреньким был, когда Казань воевать надо было. А в силу вошёл — всем качели да меч по вые. Нет, свет Клим, не будет мира на земле. Боярин бьёт раба, изгой — боярина, а царь и раба, и изгоя, и боярина не милует. Так ведётся испокон веков. Раньше, может, изгоев поменьше было. А мы все — изгои, и наша судьба воевать с боярами и с царём.
— Ладно, я грешу, а ты тоже сознайся — не столько воевать, сколько грабить. А? Твои люди не хотят ни сеять, ни жать, а жрать все готовы.
— Согласен — и воевать и грабить. Мы ведь тоже жить хотим.
— Где ж тогда разница между Кудеяром и простым разбойником?
— Не дело говоришь, Клим! Мы мужика не грабим. За обиженного мужика никого не пощажу!
— У боярина вы взяли хлеб и сено. А боярин на свои нужды дерёт мужика. Так кто в накладе? Почему мужик и барин проклинают хором Кудеяра? Вот деньги, богатство обираешь, это я понимаю, если при этом людей не тиранишь. И опять же взятое тобой богатство оплатит народ, но не сразу, не так заметно. Поэтому и Гурьян, и Юрий твердили: кормить людей и скот должны наши люди. Трудно здесь, в Московии, веди людей на украйны.
— Ты хочешь, чтобы мы стали казаками?
— В этом нет ничего дурного, казаки те же изгои. Но не всех примут в казачество, за иными грехов много тяжёлых, вот они вместо разбоя и должны стать настоящими кудеяровцами...
...Подобные разговоры шли изо дня в день. Клим старался внушить доброе и в то же время боялся, что в один прекрасный момент Тарас пошлёт его вместе с наставлениями куда подальше. Однако Тарас, хотя и хмурился, и возражал, а всё же слушал. Клим и этим был доволен, может, чего сохранится от бесед. Особенно когда увидел, что атаман ватажки повёл своих людей заготовлять сено. Значит, кое-что запало, даром не пропали беседы.
Время шло. Демьян не советовал Климу возвращаться в Уводье, раз поп предупредил. Неждан вызвался и сходил за «Травником».
Пришёл Сургун и принёс свежего, духовитого мёда.
Тарас, видя, что Демьян оживает, начал собираться в поездку по ватагам. Фокей был в дружине Кудеяра, но тут он обратился с просьбой:
теперь он заикался меньше — только на первых звуках:— Ат-таман, да-азвволь остаться.
— Остаться?! Зачем?
— Не покину его.
— Кого?
— К-как к-кого? Климентия.
— Зачем ты ему нужен? У него кругом друзья.
— И-и-и я с ним.
Впервые Фокей проявил небывалую твёрдость. Отговаривали его и Неждан, и сам Клим, а он твердил одно:
— Не-е, всё е-е-едино пойду. С-сзади п-побегу.
Все сдались. Неждан тоже начал помаленьку собираться. Он знал, что Клим по пути к Белому озеру хочет зайти в Москву. Они решили, что безопаснее всего идти нищими. Неждан ловко разыгрывал немощного старичка, а Климу притворяться не требовалось. Теперь к ним прибавлялся Фокей. Неждан достал ему нищенскую одёжку. Рубище никак не подходило здоровому кудрявому красавцу. Одели его, и все рассмеялись. Неждан громче всех:
— Из тебя нищий, Фокей, как из лыка тяж. Не быть тебе нищим! Слушай, Клим, давай его сделаем приказчиком. У меня во Владимире есть дьяк, он ему вид выправит. Купим ему подводу, а то и две, товара нагрузим. И повезёт он нас Христа ради в Москву. А?
— Ты ж хотел через Переяславль-Залесский идти. Тут ближе.
— Да, через Владимир подальше, но дорога потише, и опять же на лошади. А за Переяславлем дорога, говорят, стала дюже людной. Иван принялся Александровскую слободу укреплять.
Долго уговаривать Клима не пришлось, согласился:
— А товаром кожи возьмём. У меня в Москве знакомый кожемяка есть.
— Дух тяжёлый от кожи. Ну, ничего, выдюжим.
Демьян чувствовал себя всё лучше и лучше. Опираясь на плечо Клима, пробовал гулять во лесу. Уж ягодки спелые начал есть. Лицом посветлел и всему радовался.
А на Ильин день, что двадцатого июля, лёг он спать и не проснулся.
...На третий день состоялись первые поминки... В этот же день с малой дружиной уехал Тарас. В другую сторону ушёл бортничать Сургун...
Юрша, назвавшись Климом, думал, что с прошлым покончено навсегда. И вот прошло пять лет, а сердце вновь сжимает тоска, когда пришлось расставаться со спутниками. На этот раз Клим был твёрдо уверен, что никогда не увидит больше Сургуна, этого вечного старика, пропахшего воском и мёдом. Больше он не принесёт известий из Суздаля, и всё будет забыто.
А о Кудеяре, наверное, услышит либо песню, либо сказку. Скорей всего, не о Тарасе, а о князе Юрии, тут больше интересного для сказки.
Прощаясь, Тарас крепко обнял Клима и сказал:
— Хоть и берут меня сомнения, но всё ж, наверное, ты прав, Клим. Приду когда-нибудь на Белое озеро, всё расскажу.
— А как найдёшь? Там дебри ведь.
— Слухом земля полнится. А в дебрях ты не будешь жить, ты, Климентий, людей сильно любишь, и они тебя, к тебе тянутся. Ну, прощай! Не поминай лихом!
А на следующее утро, на Бориса и Глеба, что 24 июля, ушли на Владимир двое нищих и купеческий приказчик с ними.
17