Ставка на выбывание

озвучивать вслух дальнейшие предположения.

— Олег Валерьевич, ну что же вы так, надо себя беречь. — Ирина расставила на столе чашки с кофе, не забыв и про шоколадное печенье.

Бажин и Мелех рассмеялись.

— Ох, Ириночка, побережешься тут… — вздохнул Олег Валерьевич и хлебнул кофе. — Как ты вообще про него накопал?

— Я же аналитикой занимался. И по развитию в том числе. Думал, как Шумаева лучше ввести. То ли рокировку сделать, то ли просто состав

расширить. Посмотрел, когда и какие были изменения по составу, вот и открылся этот интереснейший факт.

— Теперь ты хочешь оспорить какие-то решения? — снова включился в разговор Мелех.

— Меня интересует только две сделки. Продажа акций господину Юдину и продажа акций государству в лице Емельянова Григория Ильича.

— Хочешь попробовать отозвать эти эмиссии?

— Да, — подтвердил Бажин мысли Романа.

— Это невозможно, — уверенно сказал Маслов.

— Совет был не правомочен одобрять эти сделки ввиду отсутствия одного члена. У нас кворум сто процентов, — убеждал Бажин. — Кворума не было.

— Теоретически, да. Но я даже не знаю ни одного такого прецедента.

— Если возможно теоретически, значит возможно и практически, нужно только включить мозги и привлечь все доступные средства. У нас есть и первое, и второе.

— Минфин не отзовет. Эмиссии не отзывают, это невозможно, — упрямо твердил Маслов.

— А нас рать. Ты будешь первым, кто такой прецедент создаст.

— Виталя, не отзовут, столько лет прошло.

— Отзовут.

— А мне кажется, что Юдина надо обваливать именно на этих акциях. Он не только охренеть какой капитал потеряет, но и поддержку, а остальное дело техники, — выразил свое мнение Мелех, поддерживая Бажина не только словами, но и внешним спокойствием.

— Допустим, я подготовлю правовую базу, буква к букве все подобью, не подкопаются. Это все равно десятилетние тяжбы.

— Олега, ну какие десятилетние тяжбы? Полгода максимум. Но при условиях, что Минфину станет выгоднее списать нам за копейки два актива,

чем ввязываться в какой-то долгоиграющий процесс с громкой оглаской. А ты представишь все не как злостный шантаж, а как взаимовыгодный компромисс.

— Я надеюсь, ты знаешь, о чем говоришь.

— Знаю. Я все равно Емельянова хотел убирать. Вот Юдина к нему в вагон и посадим, пусть едут одним поездом. В тундру. Морошку собирать.

Может, нам потом и медаль дадут. За заслуги перед отечеством.

— Ага, — хмыкнул Рома, — жди. Две медали и два ордена.

— Не надо нам медалей, — проворчал Олег, — пусть активы нам вернут.

— Наверное, Юдин боялся, что ты дойдешь до этого? Поэтому так нервничает, — предположил Рома, припоминая случай с Машей. — А почему не подстраховался, раз мог на этом погореть?

— Он не боялся. Он очень торопился. Страну делили, думать некогда было. Привлекать лишнее внимание не хотелось. Помнишь, в какой передел в нефтянке был? А Юдин на рудах сидел, потом хапнул себе актив корпорации, чтобы пролезть, куда нужно, другой активчик государству загнал.

Емельянов как представитель государства и как акционер законно вошел в совет. Рука руку моет. Вайца выкинули, потому что мешал, лез не в свое дело и не в меру разговорчивый был.

— Рома, есть что на Емельянова?

— Олег Валерьевич, давно уже работаем. Емельянов в полной жопе. Он же из оборонки, там компромата по самые гланды. Нужно все

структурировать и сдать кому надо. Раз его и Юдина под один каток загонять будем, больше оснований надо, чтобы осечек не было. Тут нельзя

ошибиться.

— Слава богу, успокоили. Ващенко, я так понимаю, тоже уже не рыпнется? Шумаев наш.

— Не рыпнется — подтвердил Виталий, вспоминая недавний разговор с Ващенко о его нефтезаводе. — Шумаев придет в совет, он железно наш.

Маслов наш, — улыбнулся.

— Душой и сердцем, — сыронизировал Олег.

— «Гросс» все это время была «донором». Если мы вернем свои активы и лишим государство этой «донорской крови», Юдина не будут поддерживать. Время либералов давно прошло — гнать всех в шею.

— Вот, — довольно сказала Маша, придвигая вазу с розами к стене, — пусть у тебя постоят, а то такие красивые, не завяли еще, жалко выбрасывать. Я не знаю, когда вернусь, а ты будешь любоваться. Эля, спасибо, что помогла, я бы точно одна это все не дотащила.

— Конечно, пускай у меня стоят, — воодушевленно согласилась сестра. — На днях Семка приедет, скажу, что поклонник подарил.

— Сдурела, что ли.

— Пусть зашевелится, вспомнит, что жена не мебель. Поревнует маленько. А то он птица гордая, пока в зад не пнешь, не полетит, — сказала Инна глядя на всех сверху, со стремянки.

— Ой, — Маша скривилась, вспомнив припадки ревности бывшего. — Что в ревности хорошего? Скандалы, оскорбления, нервотрепка. Не понимаю я тебя. Сама себе какие-то приключения устраиваешь.

— А чем ей еще заниматься? — посмеялась Эля.

— Действительно. Мне бы ее проблемы, — хмыкнула Александрова.

— Нет, Машка, это мне б твои проблемы! Спать с олигархом или не спать, принимать от него подарки или не принимать, ехать с ним в отпуск или не ехать. У меня вон молдинги потолочные отвалились в гостиной. Весь день прыгаю туда-сюда, сил нет. — Инна слезла со стремянки, сложила ее и вынесла на балкон.

— Действительно, куда уж нам. Вот это настоящие жизненные трудности. Когда молдинги отвалились, — съязвила Машка.

Она еще не успела поделиться с подругами историей о своем нелепом задержании, но после этих ироничных насмешек желание что-то рассказывать пропало.

— Другие дуры вон только и мечтают, как к такому в постель попасть, чтобы оттуда всю жизнь не вылазить, — продолжала Инка, старательно возюкая тряпкой по полу.

— Угу. И только я, тоже дура, все думаю, надо оно мне или нет.

— И дело, конечно, не в сексе, а в банковском счете с десятью нулями. С таким счетом Бажин может даже импотентом быть, ему простительно.

Ему с таким счетом, вообще, все простительно.

— Инна, может, хватит, — не выдержала Эля, заметив, как Машка помрачнела. — Тебе какое дело? С кем хочет, с тем и спит. Не хочет, не спит.

Машуля, расскажи лучше, что у тебя случилось. Ты поговорить хотела.

— Уже нет. Уже не хочу. Ничего у меня не случилось. Прости, что с Кубой так вышло, вернее, не вышло. Видишь, неожиданно как-то все обернулось.