Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Феофано выпрямилась.
– Погоди! Я покажу тебе!
Лакедемонянка, приведя саму себя в восторг, захлопала в ладоши; потом, подхватив подарок Дионисия, выбежала из комнаты.
Через некоторое время – очень скоро, как показалось Феодоре, - она снова вошла, и Феодора сложила руки в благоговении.
На Феофано был короткий пурпурный хитон – покрой, любимый греческими конниками; сильные бедра были плотно обернуты полотняной повязкой, а поверх надет пояс Феодоры, вместе с панцирем самой царицы, защищавшим грудь и спину. Ноги прикрывали наколенники, руки – наручи: все это византийские
Феодора в порыве восторга и чувства справедливости хотела просить госпожу оставить пояс себе; но лакедемонянка покачала головой, угадав ее желание.
– Передаривать такие дары – оскорбление: у нас… и у вас тоже, насколько мне известно, - сказала она.
Феофано расстегнула пояс и протянула его подруге, прибавив полушутя:
– Эту вещь у тебя могут взять только с боя!
Феодора со слезами благодарности и гордости поцеловала пояс и пошла прятать его в сундук – не зная, суждено ли ей надеть этот доспех когда-нибудь. Не затем, чтобы покрасоваться!
Запирая сундук, она вспоминала о яблонях в своем саду.
Дарий Аммоний к своим семнадцати годам ощущал себя мужчиной, достойным этого звания. Из него так и не вышло воина – хотя мечом и луком он овладел сносно: и мог бы отбиться от простого мирного человека, даже от группы низких людей, из которых не воспитывали защитников и убийц. И так же твердо, как когда-то выехал на поле боя, Дарий пошел к дяде и изъявил желание поехать в Константинополь на розыски младшего брата.
Дионисий изумился, потом выразил желание поехать с ним, хотя был очень занят со своей семьей: которая сейчас нуждалась – и в пропитании, и в защите. Но Дионисий знал, на что способны оба Валентовых сына, - и если Дария не отпустить, он сбежит самовольно!
Дарий стал на колени, услышав такое предложение.
– Побереги свои силы, дорогой дядя, - горячо сказал он, поцеловав оплетенную жилами мощную руку. – Они нужны твоей жене и дочерям… и сыну тоже! Я уже взрослый, и смогу сам позаботиться о себе! Я даже могу жениться! – прибавил юноша с румянцем на щеках.
Дионисий улыбнулся, потом поднял племянника с колен и прижал к сердцу.
– Ты достоин имени своего отца больше своего отца, - сказал он. – Я не буду тебя удерживать: поезжай. Я дам тебе воинов и проводников, но немного; и совсем немного золота. Тебе придется решать, как поступать с собой и своим братом, буде ты отыщешь его!
Дарий низко поклонился дяде и убежал собираться в путь.
Кассандра, услышавшая разговор из-за занавеси, тихо выступила из своего укрытия и подошла к мужу.
– Почему ты отпустил его? – воскликнула она. – Дарий сгинет, как его брат!
– Может быть, - сумрачно ответил ее господин. Он погладил жену по медным волосам, все еще красивым и пышным, несмотря на седину. – Значит, такова его судьба. Сын моего брата вырос и желает испытать себя, как все мужчины.
Кассандра покачала головой; потом вдруг схватила мужа своими маленькими руками за плечи и развернула к себе, впиваясь
в его лицо сверкающими голубыми глазами.– Ты не понимаешь! Его может ожидать совсем недостойная участь!
Дионисий сжал губы и окаменел на несколько мгновений, прекрасно поняв Кассандру; а потом ответил:
– Дарий умрет раньше, чем это случится. Как бы то ни было, удерживать его я не вправе! Он истинно благороден, как сулило его имя с рождения!*
Дария с любовью, гордостью и страхом провожали две его двоюродные сестры, Кира и Ксения; Кассандра вышла проводить племянника с приемным сыном, Львом, на руках. Мальчик озирал окружающее, словно все присваивая себе или примечая как свою собственность; но на руках у приемной матери сидел с удовольствием.
Дарий взял малыша у тетки и поцеловал его.
– Бог видит тебя, - прошептал юноша. Хотел еще что-то добавить, перекрестить Льва – но не добавил и не перекрестил. Опустил мальчика и подошел под благословение Кассандры.
Кассандра погладила племянника по черным длинным волосам, а он поцеловал ей руку и поклонился.
Потом Дарий пошел к дяде, занятому в своих комнатах, и долго говорил с ним без чужих ушей и глаз. И наконец покинул дом и сел на коня: с луком за узкими плечами, с мечом на поясе, обхватывавшем тонкую гибкую талию. Небольшая свита уже ожидала Дария, сидя в седлах.
Дионисий и Кассандра стояли на пороге, в мягком домашнем свете, обрисовывавшем их крепкие фигуры: Кассандра совсем не потерялась рядом с мужем, несмотря на свой небольшой рост. Она помахала Дарию рукой; и Дионисий тоже поднял руку в прощании.
Дарий помахал родственникам рукой, слезы блеснули в больших черных девических глазах – потом юноша поворотил коня и поскакал прочь; его воины последовали за ним.
И только облако пыли осело на дороге.
Дионисий обернулся к полной тревоги жене.
– Он не пропадет, - сказал старший из Аммониев. – Бог видит его.
Дарий пропал.
Он исчез, как Мардоний, - даже еще хуже: о Мардонии было хотя бы известно, что его привезли в Константинополь, где он и бежал от власти отца; а о Дарии не знали даже, добрался ли он до Города.
Искать Дария, как он – Мардония, никто не поехал: у повстанцев некому больше было погибать. Их осталось ничтожно мало – и еще меньше тех, кто мог держать оружие.
* Минойская (критская) религия действительно была в некоторой степени матриархальна.
* Дарий (от др.-перс. “Дараявауш”) – “держащий добро”.
========== Глава 104 ==========
Мардоний приспособился жить изгоем – изгнанником: и по мере того, как шли месяцы, даже почти перестал бояться, что его найдут. Это может произойти, только если он в совсем неудачное время попадется на глаза совсем неудачному турку или греку – большей части турецких сановников и чиновников сын Валента был неизвестен и безразличен; греки тоже почти не знали его. К счастью для него самого, в плену у Ибрахима-паши Мардония усердно оберегали от столкновений с сородичами.