Степь зовет
Шрифт:
Калмен Зогот шел с последней подводой. Против двора Юдла Пискуна он остановил лошадей.
— Ну, Иоська, как будто приехали. В другой раз небось не захочется, а? — Он добродушно усмехнулся, глядя, как мальчик вылезает из телеги.
Добежав до своего двора, Иоська обернулся и крикнул:
— Дядя Калмен, я к вам попозже зайду! Ладно?
— Ладно, Иоська, ладно…
Прежде чем идти домой, Калмен Зогот вместе с женой и сыном распрягли на колхозном дворе лошадей и собрали всю упряжь.
— Слава богу, вернулся живой… Я чуть умом не тронулась, — без умолку говорила Геня-Рива по пути к хате. — Такой дождь, такой ливень… Кто просил тебя ехать,
— Да уймись ты, ей-богу! — хмуро отозвался Калмен.
Ему и так было тошно, а тут еще жена зудит. Что ей ответить? Ведь она, кажется, права… Разве гнил бы у него хлеб в копнах, будь он по-прежнему сам себе хозяин? Давно бы уже свез его в клуню и делу конец. А тут хозяева такие, что не приведи господь. Ну что ты с ними поделаешь…
Весь день славно пригревало солнышко, но колхозники в степь не вышли. Каждый хлопотал у себя во дворе, в конюшне, на огороде. Только назавтра, рано утром, на улице показался Юдл Пискун и, бегая от одного двора к другому, орал на весь хутор:
— Эй! Все еще не прочухались? Пора в поле выходить! Поторапливайтесь! Все, все выходите, нынче бар нет! Надо копны ворошить, не то останетесь без хлеба…
— Я уже пять раз эти копны ворошила! — злобно крикнула в ответ Кукуиха. — Только и знают ворошить да складывать, складывать да ворошить! В колосе небось уж ни одного зернышка не осталось. Хорош колхоз, нечего сказать! Год отработали, а что получили? Нашему бы председателю столько радости…
— Не надсаживайся так, Кукуиха, глаза лопнут, — флегматично отозвался через плетень Додя Бурлак. — Охапку соломы получишь по трудодням — и то спасибо.
— У такого председателя и соломой не разживешься, — не унималась Кукуиха. — Больше я в поле не выйду, хоть режьте меня! Дураков нет гнуть спину задарма…
— А я тут при чем? — так же злобно огрызался и Юдл. — И так с ног сбился, дома не вижу. О них же хлопочешь, и они же недовольны!
— Конечно, недовольны, — проговорил старый Рахмиэл, подходя со своей неизменной люлькой во рту. — В Ковалевске еще когда хлеб раздали людям, все знают. А у нас? Мы, выходит, хуже всех…
— Вы бы это ему сказали, председателю! Я сам без хлеба сижу, у меня со вчерашнего вечера и крошки во рту не было. Что я могу сделать? Что? — кипятился Юдл, размахивая руками.
— Как же, мало он хлеба натаскал, болячка ему в бок! — буркнула Кукуиха и ушла в хату.
На шум прибежал Риклис. Торопливо подпоясывая спадающие штаны, он вопил на ходу:
— Опять распоряжаться пришел? Хватит, надоели ваши порядки! Сам, сам бери вилы в руки, командовать я тоже умею!
— Ты у меня покомандуешь. — Закусив ус и прищурившись, Юдл подступил к Риклису. — Прикажут — так пойдешь.
— Видал? — И Риклис с размаху поднес к его лицу кукиш. — На мне ты больше не выедешь, понял? Нашли себе дурака! Кого сторожем на гарман? Риклиса. Кто с обозом тащится? Риклис. Чуть что потруднее — вали на Риклиса. Хватит! — взвизгнул он вдруг, хватаясь за бок. — У меня прострел, чахотку я у вас нажил под этим дождем! У меня, может, сорок градусов, лечите меня! — Он так дернул Юдла за рукав, что тот чуть не упал. — Доктора мне! Сейчас же посылай в Святодуховку за доктором, подводу снаряди… Ох, не могу, ноги не держат, сил моих нет! — слабым голосом простонал Риклис и, вихляясь, точно
у него были перебиты все суставы, побрел к себе во двор.Досмотрев занятное представление, стали расходиться и остальные хуторяне. Юдл стоял посреди улицы и, размахивая кулаком, кричал:
— Колхозники задрипанные! Хлеб пропадает, а они хоть бы хны… Ничего, сами еще прибежите, проситься будете…
… Калмен Зогот, хоть и был измучен поездкой, поднялся, как всегда, с зарей и, напоив корову, отправился на колхозный двор. Там он застал Хому Траскуна, Коплдунера, Настю, Шию Кукуя с одной из его огненно-рыжих дочерей, Микиту Друяна и Додю Бурлака. Чуть погодя подошел Триандалис, недавно вернувшийся с полустанка Просяное, куда отвозил сына к сестре и зятю-сапожнику. Летом у Триандалиса умерла жена, и паренек совсем отбился от рук. Пусть поживет на чужих хлебах, поучится ремеслу. Триандалис молча выбрал вилы потяжелее и вместе со всеми отправился в степь.
У копен колхозников поджидал Волкинд.
— Мало людей! — недовольно проворчал он вместо приветствия. — Надо сегодня переворошить все копны, не то хлеб погниет.
— Кабы вы хотели, чтобы хлеб у нас не гнил, — не выдержал Калмен Зогот, — вы давно велели бы его заскирдовать.
— Скирдовать необмолоченную пшеницу? — Волкинд растерянно на него уставился.
— Да, да, необмолоченную. В скирде колос не намокнет, хоть бы дождь лил месяц подряд.
— Что ж вы до сих пор молчали?
— А вы меня спрашивали? Меня или других пожилых хуторян? Как-никак, мы не первый год на этой земле, тут родились, от нее кормились весь свой век. По базарам да по конским ярмаркам не шлялись, как другие, что сейчас перед председателем хвостом виляют! — Зогота прорвало: этот степенный, неторопливый мужик говорил с необычной для него горячностью. — Какие слова я слышал от вас все это время? «Калмен, сюда» да «Калмен, туда», «Ступай молотить, пахать, веять». Одна песня: «Марш!» А чтоб подойти к старому хуторянину и посоветоваться — это нет, этого мы не видели… Что ж, я вам кланяться не буду: выслушай, мол! Делай как знаешь… На то вы и председатель. Мое дело маленькое. Велят складывать копну — сложу. Велят раскидать — раскидаю. Скоро уж и молотить нечего будет, пустая солома останется…
— Значит, это я во всем виноват? — Волкинд криво усмехнулся. — А правление, по-твоему, где было?
— Правление? — Хома Траскун с размаху всадил вилы в копну. — Мало мы с тобой спорили? С тобой и с твоим… советчиком? Прикидываешься или в самом деле забыл? Предлагали мы тебе, чтобы, кроме молотилки, еще и катками молотить? Предлагали или нет, а? Коплдунер, напомни ему!
— Это ты оставь. Ничего я не забыл, но тогда говорил и теперь скажу — никаких катков я не допущу. Они отжили свой век. Рядом трактор ходит, а мы будем пользоваться устарелым орудием? Чепуха!
— Вот как? А в Ковалевске? У них две молотилки, не одна, как у нас, — и ничего, не испугались этого самого… орудия, — не сдавался Хома. — Молотили катками, и не в одном дворе, а в нескольких. Земли у них под пшеницей в четыре раза больше, чем у нас, а видел тына их полях хоть одну неубранную копну?
— Я отвечаю не за Ковалевск, а за Бурьяновский колхоз. Сказал и повторяю — никаких катков! Не могу я; стоять около каждого тока и сторожить зерно. А без этого его растащат в один день.
— Кто его будет таскать? Уж не мы ли? — Хома бешено глянул на Волкинда и отвернулся. — Что с тобой толковать! Раз ты мне такое в глаза… — Он схватил вилы и с ожесточением стал разбрасывать ближайшую копну.