Степан Разин. 2

— А как Дуняша? Как матушка сынка твоего? Здрава ли? Первенец же…

— Здрава была. Но о другом не сообщали. Вот приеду, узнаю.

Я говорил, и у меня шла голова кругом. Как подумаю, что от меня родился внук царя Алексея Михайловича, так едва не терял сознание. Сейчас уже немного полегче воспринимаю, но всё равно с большим трудом сия мысль укладывается в голове. А с теми документами, что у меня лежать в свинцовом ящике с тысяча шестьсот сорок восьмого года, сей факт становится просто «убойным» аргументом в предстоящем разговоре с царём.

— А решусь ли я на этот разговор? — подумал я. — Теперь — точно решусь. Просто ради своего сына.

* * *

[1] Царьгородская пшеница — кукуруза.

[2] В оригинале написано «176». Здесь автор «притягивает» события к более ранним датам.

Глава 21

В общем счёте, русско-турецкие войны охватывают период длительностью триста пятьдесят один год, как-то когда-то давно прочитал я. За период с тысяча пятьсот шестьдесят восьмого по тысяча девятьсот восемнадцатый Россия и Турция находились в состоянии войны шестьдесят девять лет. В среднем, одну русско-турецкую войну от другой отделяло всего двадцать пять лет.

Это был один из самых продолжительных военных конфликтов в истории Европы. За исключением Прутской кампании тысяча семьсот одиннадцатого года и Крымской войны, которую часто рассматривают как отдельное событие, конфликты закончились стратегическим поражением для находившейся в застое Османской империи. Считается, что они продемонстрировали господство России, как европейской державы, особенно после усилий Петра Великого по модернизации в начале XVIII века.

Мне претило воевать с Турками так много и долго, и для себя я решил, что если вдруг лично мне придётся «воевать с Османской Империей, то я сразу постараюсь захватить Константинополь. Тем паче, что пока англичане там не особо 'проросли» в военном плане и не могут угрожать России своими войсками. Этим фактором грех было не воспользоваться.

У меня было два варианта. Первый, — это напасть на османов со стороны Кавказа во время их похода на Польшу, второй — напасть на трёхсоттысячную турецкую армию, переправившись через Днепр, как, собственно и произошло в «нормальной» истории. Правда, разгромить турецкую армию на Украине у России не получилось, а получилась война, длиной в двадцать лет.

Если бы меня сейчас спросили, я не рекомендовал бы царю вступать в войну с турками в следующем году. Тем более, что Турки нападут на Польшу, а не на Русь. Но пропольская партия станет «дуть в уши» Алексею Михайловичу про щирых[1] братушек и про спасение христианского мира после первых же выстрелов со стороны осман. Надо сказать, что славянский христианский мир был захвачен султаном Сулейманом Первым более ста лет назад и народ в нём чувствовал себя очень даже неплохо. Правда, многие христиане приняли реформацию и стали лютеранами. Так и чего ради я бы их спасал? Ведь протестанты — суть католики в их максимально прагматическом и материалистическом мировоззрении. Всё! Забыть надо было про братьев-славян, тем более что благодарности от них, как не было, так и не будет. А вот распространение туретчины на восток надо было остановить срочно. Не хотелось бы, чтобы Россия постоянно отвлекалась на Турцию. Нам ещё шведам надо было навалять.

Оба этих пункта предполагали взаимодействие с Персией, которой я бы мог предложить территорию до Трапезунда и выход к Средиземному морю, однако Персия о том, что будет участвовать в войне с Турцией, ещё не знала. Я предполагал занять Русский трон и сразу отправить к шаху посла. А если не получится занять трон, то просто послать в качестве посла Тимофея, который изложил бы шаху план совместных военных действий. Причём, я просто поставил бы шаха перед фактом, что ударю всем своим флотом по Константинополю в то время, когда русские войска свяжут турецкую армию на левобережье Днепра. Короче, я так и так решил воевать с турками по-серьёзному, хоть в качестве царя, хоть в качестве «простого» владетеля Кабарды.

Шучу, я, дамы и господа, товарищи и товарки. Мысли, конечно, такие имели место, но только в прожектах и мечтах. Как, впрочем, мысли и о занятии царского престола. С сорок восьмого года не бывало дня, когда бы я ни задумывался об этих документах и о том, как бы я правил, если бы был царём. Внесли, сволочи, масоны в мою душу смятение и зерно тщеславия, и, как ни душил я это зерно, оно постепенно прорастало и прорастало. Медленно, но верно.

С тех пор я боролся с цепким «плющом» тщеславия, но он оплетал меня плотнее и плотнее. Знают… Знают иезуиты психологию и человеческую натуру. Оттого и оставили документы у меня, в надежде, что я созрею сам и как спелый плод упаду к их ногам. И я не знал к кому предъявлять претензии, мать их… Никто из окружающих меня потенциальных и явных масонов больше не обращался ко мне с крамольными предложениями.

А пока меня ожидал путь в Москву, но спасительный снег всё не приходил. В Симбирске скопилось столько товара с купцами, что уже не хватало места для их проживания. Пришлось пригласить нескольких знакомых мне «гостей» к себе на постой и это немного скрасило моё нахождение в Симбирске и отвлекло от тяжёлых и однообразных раздумий.

«Гостями» были голландцы, недавно прибывшие из Голландии. Недавно, — это в августе. Они прекрасно знали моих торговых представителей, тоже голландцев, и поэтому радостно делились с ними политическими новостями, информацией о колебаниях цен на рынках Амстердама.

— Какие цены на луковицы тюльпанов в Амстердаме? — спросил Пётр Марселис — личный почтмейстер царя Алексея Михайловича,. — Не поднялись, случайно?

— Не-е-е-т, достопочтимый гер Питер, — ответил вновь прибывший «гость». — Даже удивительно, что сейчас тюльпаны продаются, как обычные цветы. Дорогие, но обычные. Позволю спросить, почему интересуетесь?

— Да, тут, кхе-кхе, Степан Тимофеевич изволит снабжать Московский государев двор луковицами тюльпанов. Есть очень интересные образцы. Например — чёрные тюльпаны.

— Ну, чёрные тюльпаны теперь не такая уж и редкость в Голландии, да и везти далековато. А ажиотаж спал, да-а-а… А было дело… Хе-хе…

Купец засмеялся.

— Вы не попались на тюльпаний бум? — спросил он.

— Я, слава Богу, в то время был или мал, или находился здесь. Я ведь начинал учиться торговли в России у Исаака Массы. Он тогда был посланником Генеральных штатов Голландии и они с моим отцом открыли в Москве торговую контору. Мы тут провели очень тревожные годы. Но и поторговали на славу. Очень мудрый и предприимчивый голландец. Многому меня научил. Царство ему небесное, как говорят московиты.

Марселис искоса глянул на меня, но я не отреагировал, продолжая отдавать внимание печёной стерляди. Мы уже с ним немного пообщались накануне, ибо он привез мне письмо от Алексея Михайловича, да и его историю я хорошо выучил, поэтому меня больше интересовали вновь прибывшие купцы. Похоже, что и купца тоже мало интересовала биография.

— А вы, гер Питер, продолжаете заниматься почтой? Откуда теперь приехали?

— Ну… Теперь-то я приехал из Москвы, а туда из Риги, — сообщил Марселис «открытую» информацию.

Вообще-то государь сообщал мне, что в Польше зреет восстание князя Любомирского и весть о нём принёс именно Марселис, получивший информацию от своего сына Леонтия, находившегося в Селезии. Об этом мы тоже вчера говорили с Марселисом. Алексей Михайлович по моему совету организовал почтовую службу как только взошёл на трон.

Еще в его юные годы мне удалось привить будущему государю понимание, простой истины о важности обладания свежей информацией о том, что твориться и в мире, и в России, и вокруг Кремля, и в самом Кремле. Именно поэтому он пытался назначить меня руководителем Тайного приказа, но мне удалось отвертеться.