Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время

Хозяйство.

Таштыкские племена вели комплексное хозяйство. Население занималось скотоводством, земледелием, охотой, рыболовством, литейным и кузнечным делом. В подтаежных районах занимались, видимо, оленеводством. Преобладающую роль в хозяйстве играло скотоводство, о чем свидетельствует обилие приносимых в жертву при похоронах и поминках коров, лошадей, овец. Основу стада по-прежнему составлял крупный рогатый скот. Быки продолжали использоваться в качестве тягловой силы, о чем говорит рисунок двух пар быков в упряжке на одной из тепсейских планок (Грязнов М.П., 1979б, рис. 61, 2, 7). Большее значение, чем раньше, приобретает лошадь. О роли коня говорят положенные с погребенными модели конского снаряжения и повозок, статуэтки и амулеты, изображающие коней, сцены героического эпоса на тепсейских планках. Основным сюжетом писаниц становятся всадники, а не пешие воины, обычные на тагарских петроглифах. В таштыкскую эпоху продолжают сооружать в засушливых районах каналы для водопоя скота и орошения пастбищ.

Прямыми свидетельствами существования земледелия являются мелкие зерна типа проса, подсыпавшиеся, видимо из культовых соображений, обычно под головы покойников. Они найдены в грунтовых могилах Оглахты и Салбык, а также в склепах на Уйбатском чаатасе. Кроме того, на поселениях много обломков зернотерок и мотыг. Однако мотыги, как каменные, так и костяные, очень примитивны, что не позволяет говорить о высоком уровне земледелия. Такие же примитивные каменные и костяные земледельческие орудия обнаружены на поселениях того же времени в Кемеровской обл., климатически более благоприятной для развития земледелия.

Судя по наскальным рисункам, была популярна охота на косуль и маралов. Остатки одежд в могилах говорят о широком применении меха пушных зверей и волка для отделок шуб и рукавиц, а также изготовления шапок, нагрудников и других вещей.

Наскальные рисунки и каменные изваяния.

На плитах оград преимущественно тагарского времени, а также на скалах и утесах среди рисунков разных эпох, встречаются таштыкские, впервые выделенные Л.Р. Кызласовым. После находок тепсейских рисунков на деревянных планках изображения таштыкского времени достаточно отчетливо различаются на многих писаницах или петроглифах. Основными персонажами таштыкских писаниц являются всадники с луками, колчанами и стрелами; пешие лучники, иногда с боевыми топорами в «шароварах», в шлемах с пером; «жрецы»; оседланные лошади, быки, олени, косули. Преобладают сцены конной охоты на косуль, сцены угона животных. Фигуры выполнены контуром глубокими сплошными линиями, а также бывают прочерчены или процарапаны. Наибольшей известностью пользуются таштыкские рисунки на писаницах у улусов Сулек, Большой Ошколь и близ оз. Туе.

Известны три каменных изваяния, предположительно относящихся к таштыкской культуре. Они представляют собой силуэтные изображения мужчин, высеченные на гладких поверхностях путем снятия камня на 4–5 мм за пределами контуров изображаемой фигуры (Грязнов М.П., 1950б, с. 146). Это четырехгранные столбы высотой 2 м. Мужские фигуры изображены со сложенными или согнутыми руками, держащими сосуд, и со скрещенными ногами. У одного в ухе серьга. На других гранях плиты высечены лучники, всадники, олень, верблюды. Все эти изваяния ныне утрачены (Грязнов М.П., 1950б, с. 146, 147; Кызласов Л.Р., 1960, с. 159).

Вопросы хронологии и происхождения культуры.

Нижнюю дату памятников таштыкской культуры определяют в целом изделия хуннского типа, известные по находкам в могилах хунну со II в. до н. э., но продолжавшие бытовать в I в. н. э. и позже. К ним относятся железные круглые пряжки, модели удил и псалиев, обломки бронзовых блях со змеевидным орнаментом, целая ажурная бляха, миниатюрные котловидные подвески. Более точно датирующие вещи найдены только в грунтовых могильниках. Среди них ханьское зеркало I в. до н. э. (Лубо-Лесниченко Е.И., 1975, рис. 108), остатки лаковой чашечки того типа, который изготовлялся с 86 г. до н. э. по 48 г. н. э. (Кызласов Л.Р., 1960, с. 115). Шелковая ткань, сохранившаяся в Оглахтинском могильнике, производилась в Китае с I в. до н. э. по II в. н. э., но, вероятно, на Енисей попала в период ее наибольшего производства, в I в. н. э. (Рибо К., Лубо-Лесниченко Е.И., 1973, с. 278). В могильниках найдены бесцветные бусы с золотой прокладкой и подвески вытянутой грушевидной формы из разноцветного стекла. Те и другие датируются первыми веками нашей эры (Галибин В.А., 1983, с. 100). Для трех грунтовых могильников получено шесть радиоуглеродных дат, укладывающихся в пределах конца I в. до н. э. — I в. н. э.: могильник Оглахты — 20 г. н. э. ±40; Комаркова-Песчаная — 20 г. до н. э. ±30; 30 г. до н. э. ±40; 60 г. н. э. ±20; Таштык — 60 г. до н. э. ±40; 70 г. до н. э. ±40. Таким образом, таштыкские грунтовые могильники частично синхронны захоронениям тесинского этапа (Ермолова Н.М., Марков Ю.Н., 1983, с. 97). В склепах ранние датирующие изделия не найдены, за исключением обломка ханьского зеркала I в. н. э., которое очень долго употреблялось в быту, прежде чем попало в могилу (Кызласов Л.Р., 1960, с. 85).

Верхняя граница таштыкской культуры определяется по находкам именно в склепах, причем исключительно по малочисленным пряжкам. К ним относятся бронзовые пряжки и наборные пояса с прорезными волютами, имеющие аналогии среди корейских V–VI вв. (Амброз А.К., 1971, рис. 12, 6), а также В-образные пряжки с подвижным язычком без щитка либо прямоугольные шарнирные со щитком, распространенные на Енисее, в Западной Сибири и в европейской части СССР в погребальных комплексах VI–VII вв. (Ковалевская В.Б., 1979, с. 44, табл. III; XIV; XVIII; Амброз А.К., 1971, рис. 12, 10–12; Чиндина Л.А., 1977, рис. 14, 33). Имеются и другие вещи, косвенно подтверждающие возможность датировать таштыкские склепы временем до VI в. включительно (Кызласов Л.Р., 1960, с. 137). Наконец, в Кемеровской обл. в одних комплексах с сосудами таштыкского типа найдены обкладки луков и колчанов, железные наконечники стрел и «кыргызские» вазы VI–VII вв. (Мартынова Г.С., 1976, с. 30, 34). Предлагаемые широкие хронологические рамки таштыкской культуры (с I в. до н. э. по VI в. н. э.) в целом соответствуют имеющимся периодизациям культуры, основанным на эволюции пряжек (Л.Р. Кызласов) и керамики (М.П. Грязнов). Но абсолютные даты для одних и тех же групп памятников в обеих хронологических схемах сильно различаются, так как период сооружения склепов, согласно мнению Л.Р. Кызласова, заканчивается к III–IV вв. н. э., а по мнению М.П. Грязнова, практически только начинается, и эталонные памятники датируются III–V вв., т. е. тепсейским этапом.

Таким образом, имеющиеся хронологические схемы небесспорны, что определяется главным образом отсутствием единодушного мнения относительно правомерности выделения могил переходного типа, датированных С.В. Киселевым и Л.Р. Кызласовым IV–V вв. н. э. Как указывалось, новые материалы не подтверждают выделение этого этапа (Вадецкая Э.Б., 1986б, с. 145, 146). По форме пряжек более реальной представляется датировка основной части склепов III–V вв., предложенная М.П. Грязновым (1979б).

Грунтовые могильники, вероятно, отражают ранний период культуры, поскольку в них найдены вещи (ажурные бляхи хуннского типа, костяные булавки, бронзовые зеркала), известные в тагарских курганах, но отсутствующие в таштыкских склепах, а также прототипы вещей из склепов (пряжки, пластинчатые амфорные амулеты). Кроме того, склепы иногда сооружены поверх грунтовых могил (Грязнов М.П., 1979б, с. 90). Однако грунтовые могильники не абсолютно синхронны, и некоторые наиболее поздние (I–II вв.) могилы по конструкции, числу погребенных и обряду напоминают уже малые склепы. Поэтому продолжает оставаться дискуссионным вопрос о взаимоотношении могил и склепов, т. е. предшествуют ли могилы всем склепам или сосуществуют с той или иной их группой.

Таштыкская культура сложилась на основе местной тагарской и культуры новых, центральноазиатских, групп населения, проникших на территорию Минусинской котловины в конце I в. до н. э., когда Присаянье попало в политическую зависимость от хуннского политического объединения. Вновь прибывшие племена были, по-видимому, тюркоязычными, а по физическому облику монголоидными. Грунтовые могильники и склепы по-разному отражают смешение двух культурных традиций и постепенную взаимоассимиляцию местного и пришлого населения. Судя по тому, что на ранней стадии культуры, т. е. в грунтовых могильниках, местная и новая традиции смешаны механически, в них, видимо, похоронены представители пришлого населения с местными тагарцами. Неизвестный ранее на Енисее тип кладбищ и могил, некоторые новые детали обряда (помещение в могилы определенных кусков баранины, одного-двух астрагалов, зерен проса, а на покрытии — голов животных, сооружение «поминальников»), новые формы вещей, в том числе имеющих прототипы в могилах хунну Забайкалья (булавки, застежки, бусы, серьги, амулеты) (Davydova А.V., 1968, fig. 14, 5, 7; 18, 34–37; Коновалов П.Б., 1976б, табл. XIX, 3, 8, 20), позволяют предполагать, что культура пришлого населения была близка культуре хунну. Что касается нового обряда трупосожжения — с помещением пепла в куклу, имитирующую покойника, — то он не существовал у хунну, но был в ту же эпоху известен на других территориях, захваченных последними: в Туве (Дьяконова В.П., 1970б, с. 116–118), в Монголии (Кызласов Л.Р., 1960, с. 162), на верхней Оби (I–III вв. н. э., фоминский этап) (Грязнов М.П., 1956а). Возможно, трупосожжение возникло как престижный обряд для воинов-завоевателей (Вадецкая Э.Б., 1984, с. 80–84).

Проникновение центральноазиатского населения в Минусинскую котловину принято связывать с политическими событиями, происходившими в степях Азии до середины I в. до н. э. В 49 г. до н. э. шаньюй северных хунну Чжичжы разбил гяньгуней, проживавших в северо-западных владениях державы хунну, и остался жить в их землях. В то же время он покорил на севере племена динлинов (Таскин В.С., 1968а, с. 37). При всей неопределенности расположения земель гяньгуней (Джунгария, северо-западная Монголия или верхний Енисей) и динлинов (северная Монголия и Южная Сибирь) (Кюннер Н.В., 1961) победы над этими племенами, видимо, облегчили хунну продвижение через Саяны. Хотя шаньюй Чжичжы вскоре ушел в Кангюй (Казахстан), где был разгромлен ханьскими войсками, за хунну остались их владения. Однако сами хунну попали в зависимость от Китая. С этого времени китайское влияние, видимо через хунну, ощущается на среднем Енисее. В погребениях находятся панцири, лаковая посуда, зеркала, украшения, модели повозок, культовые предметы и ткани, сделанные в Китае, а на р. Абакан местными и китайскими мастерами в начале I в. н. э. воздвигается дом для наместника или китайской принцессы (Киселев С.В., 1949, с. 270; Вайнштейн С.И., Крюков М.В., 1976, с. 146) [37] .

37

Не исключено, что дом для наместника был возведен все-таки в I в. до н. э. (см. выше) (Ред.).

В конце II в. н. э. хунну были разбиты племенами сяньби и ушли на запад (Гумилев Л.Н., 1960, с. 228). С прекращением их власти в Минусинских степях перестают использоваться грунтовые кладбища, а сооружаются склепы, отражающие эволюцию интенсивной взаимоассимиляции местного европеоидного населения и оставшегося здесь монголоидного, приведшую к органическому слиянию разных культурных традиций. С III в. н. э. господствующим обрядом у енисейцев становится трупосожжение, но при сохранении основных элементов тагарского похоронного ритуала: конструкции камеры склепа, размещения погребальных кукол как трупов и мумий, наложения на лица кукол масок, сожжения склепов по завершении похорон. В целом обряд постепенно унифицируется, и складывается своеобразный смешанный антропологический тип населения, который запечатлели погребальные лицевые маски — единственные немые свидетели сложных этногенетических процессов.