Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время

В III–II вв. до н. э. продолжали использовать бронзовые и золотые кольчатые серьги, часто с подвесками (табл. 126, 37, 39), крупные глазчатые и кубические полосатые стеклянные бусы (табл. 126, 36, 38, 45), сердоликовые крупные усеченно-биконические и золотые рифленые бусы (табл. 126, 44а, е). Появляются мелкие стеклянные бусы с внутренней позолотой (табл. 126, 41), а также бусы-пронизки цилиндрической и шайбовидной формы (табл. 126, 40, 44б, в, г). В единичных погребениях представлены бронзовые круглопроволочные и витые гривны (табл. 126, 31). Из предметов туалета в это время встречаются плоские и плосковогнутые зеркала с фасетированным краем, характерные для саргатской культуры (табл. 126, 42).

Во второй половине II в. до н. э. — I–II вв. н. э. употребляли кольчато-петельчатые серьги (табл. 126, 19, 20, 27–30), у части которых стерженек дополнительно обмотан проволокой (табл. 126, 28); бусы стеклянные: синие глазчатые меньших, чем ранее, размеров (табл. 126, 17); одноцветные синие, зеленоватые, бесцветные шаровидной, овальной бочонковидной, цилиндрической формы (табл. 126, 5–7, 12, 15); с внутренней позолотой; мелкий стеклянный шаровидный, цилиндрический, многочастный бисер (табл. 126, 10, 11, 14); бусы с налепами (табл. 126, 1, 2); лигнитовые черные шаровидные (табл. 126, 96); сердоликовые многогранные, каплевидные бусы и шаровидные подвески (табл. 126, 18, 23); бронзовые обоймочки (табл. 126, 16). Встречаются также подвески из глины (табл. 126, 24); браслеты круглопроволочные или округлые в сечении, с заходящими и несомкнутыми концами (табл. 126, 32, 33); круглопроволочные гривны и гривны из перекрученной проволоки (табл. 126, 31). Из предметов туалета известны бронзовые и костяные булавки (табл. 126, 21) и зеркала с валиком по краю и конической выпуклостью в центре сарматских типов (табл. 126, 25, 34). В женском погребении Тютринского кургана 2 зеркало находилось в кожаном футляре вместе с румянами и ножичком. Там же сохранились остатки рогового гребня, навершие которого было украшено скульптурным изображением лошади (Матвеев А.В., Матвеева Н.П., 1985, с. 73).

Ряд предметов украшения и туалета попали к саргатскому населению путем длительного опосредованного межплеменного обмена или как военная добыча. Так, бусы из шпинели в ожерелье женщины (Тютрино, курган 2) происходят из Афганистана или Индии. Возможно, оттуда же попадали сердоликовые бусы. Основная масса стеклянных бус, в том числе бусы с внутренней позолотой, изготовлена в переднеазиатских и причерноморских центрах. На поселении Речкино II и в погребении 3 Тютринского кургана 3 обнаружены фигурки Гарпократа из египетского фаянса (Матвеев А.В., Матвеева Н.П., 1985, с. 73, рис. 4, 3). В Притоболье, около г. Курган, найдена золотая римская монета императора Феодосия. Кроме того, около Омска обнаружены римские монеты (Мягков И.М., 1929, с. 77), а в Усть-Тартасском могильнике в Барабе — римская фибула типа Avcissa I в. н. э. (ОАК за 1895 г., с. 42, рис. 86). В курганах Богдановки и Исаковки встречены два китайских бронзовых зеркала эпохи Хань, а в кургане 8 Маркова 1 — обломок подобного зеркала и монета «у-шу» (Полосьмак Н.В., 1987, рис. 33, 3, 4). В целом в импорте преобладали предметы юго-западного происхождения, попадавшие в западносибирскую лесостепь через сарматский мир.

Предметы культа, искусство.

Вероятно, предметами культа являлись глиняные и каменные курильницы и глиняные блюда (табл. 126, 26, 35, 46, 57, 62, 63), найденные в погребениях и на поселениях во всех районах распространения саргатской культуры.

Культовые глиняные блюда (табл. 126, 26, 35) бытовали на протяжении всего периода существования культуры. Ранний экземпляр обнаружен в Мысовском кургане IV–III вв. до н. э. вместе с бронзовыми наконечниками стрел (Дмитриев П.А., 1929, с. 181–183), а поздние найдены в Калачевском кургане 1 (табл. 126, 26), датируемом по железным наконечникам стрел с ромбической головкой III–IV вв. (табл. 122, 5) (Могильников В.А., 1973, с. 245, рис. 2, 9; 3). Есть они и в комплексах II в. до н. э. — II в. н. э. (Богдановское городище; Богдановка II, курган 6 и др.). Глиняные блюда украшены резным, накольчатым и рельефным орнаментом, дополняемым инкрустацией из белых галек (табл. 126, 26, 35). Иногда на блюдах имеются следы охры или мела. Глиняные курильницы небольшие, преимущественно цилиндрической формы, обнаружены в единичных погребениях Прииртышья, Притоболья и в Приишимье (Стоянов В.Е., 1969в, табл. 36, 1). Часть из них имеют на дне сосцевидные выступы (табл. 126, 46, 57). В Тютринском могильнике встречена курильница на высоком коническом поддоне (табл. 126, 43).

В женском погребении кургана 1 некрополя Богданово III, в кургане 2 Карташова II и в могильнике Старый Сад найдены каменные жертвенники на двух и четырех ножках савроматского типа (табл. 126, 62) (Полосьмак Н.В., 1986, с. 31), а в единичных погребениях Прииртышья и Приишимья — каменные курильницы или краскотерки без ножек казахстанского типа (Битые Горки, погребение 1; Богданово I, курган В, погребение 7; Берлин, курган 3), отражающие, очевидно, контакты населения саргатской культуры с юго-западными и южными соседями, савроматами и племенами Северного и Центрального Казахстана, у которых эти предметы были широко распространены (Кадырбаев М.К., 1966, рис. 10).

При приеме пищи и, вероятно, в ритуальных действиях пользовались ложками, единичные экземпляры которых, сделанные из кости (табл. 123, 31), найдены на поселениях и в погребениях (Коконовское селище; Богдановское и Вознесенское городища; Лихачево, курган 3, погребение 8). Костяные ложки представлены также в синхронных памятниках кулайской и усть-полуйской культур, но там рукояти их часто украшены зооморфной скульптурой (Мошинская В.И., 1953б, табл. XII; XIII).

Предметы в зверином стиле — пряжки, бляшки, пронизки, крючки — в саргатской культуре сравнительно малочисленны и обнаружены главным образом в памятниках IV–III и III–II вв. до н. э. Изготовлены они из бронзы, кости и золота. Среди изображений представлены хищники — волк, пантера, медведь; травоядные — лошадь, баран, козел; птицы и грифоны. Преимущественно это единичные изображения, происходящие из разграбленных погребений. Целый комплекс предметов звериного стиля, отлитых из золота, обнаружен в непотревоженном погребении воина в кургане у д. Сидоровка в Прииртышье (Матющенко В.И., 1988). Вероятно, у саргатского населения существовал культ волка, изображения головы которого встречаются наиболее часто. Исполненные в реалистичном и стилизованном виде, они представлены на костяных пронизках, бронзовом крючке, бронзовых и золотых бляшках-накладках (табл. 124, 64, 65). Возможно, изделиями местных мастеров являлись бронзовые поясные и портупейные бляшки со стилизованными изображениями голов медведей (табл. 124, 49, 71). Сопоставленные головки медведей на поясных накладках из кургана 1 Богдановки (табл. 124, 49) композиционно сходны с изображениями головок лошадей на бляшках караабызской культуры (Пшеничнюк А.Х., 1968, рис. 9, 8). Фигурка медведя или кошачьего хищника с головой, повернутой в фас, найденная на городище Инберень IV (табл. 124, 72), подобна фигурке с культового места иткульской культуры на горе Петрогром (Берс Е.М., 1963, рис. 19, 16) и имеет, вероятно, импортное, восточноуральское, происхождение. Своеобразно выполнены бронзовая бляшка с изображением головы барана из кургана 10 Коконовки (табл. 124, 56), фигурка лошади на спинке гребня из Тютринского могильника (Матвеев А.В., Матвеева Н.П.; 1985, с. 73), реалистичное изображение утки, грубо склепанное из двух медных пластин, из кургана 1 могильника Богданово II (табл. 124, 25). Птицевидные изображения представлены также бронзовыми литыми накладками в виде стилизованной головы грифона с длинным клювом, найденными в курганах V–III вв. до н. э. (Богданово III и Усть-Тартас; табл. 124, 58). К импортным образцам относятся, вероятно, литые бронзовые поясные бляшки с изображениями пантер из кургана 1 Богдановки (табл. 124, 50) и пряжка со схематичным изображением головы горного козла из Красноярского кургана (табл. 124, 51). Фигурки пантер имеют статичную позу и по стилю близки бронзовым фигуркам кошачьих хищников из курганов степных предгорий Алтая и Верхнего Приобья (Завитухина М.П., 1966б, рис. 3, 1; Могильников В.А., Уманский А.П., 1981, рис. 2, 1; Троицкая Т.Н., 1972, рис. 5, а). Пряжка из Красноярского кургана подобна пряжке из Косогольского клада (Нащекин Н.В., 1967, с. 164) и попала на Иртыш, вероятно, с Енисея (Корякова Л.Н., 1979б, с. 203, рис. 4). Импортное происхождение имеют золотые и серебряные бляхи и пряжки из Сидоровки с изображением водоплавающей птицы, хищников кошачьей породы и борьбы трех драконов. Все они украшены вставками из сердолика, яшмы и лазурита (Матющенко В.И., 1987, с. 164).

Антропоморфные изображения в саргатской культуре редки. Схематичные изображения антропоморфных фигур и личины прочерчены по сырой глине на сосудах из Саргатских курганов (табл. 128, 22) (Левашева В.П., 1948, с. 77), поселения Узлово и Богдановского городища (табл. 127, 14, 17). На городищах Рафайловском и Розановском найдены глиняные скульптурные фигурки людей. Своеобразно изображение идущего человека в профиль на фрагменте бронзовой пряжки из кургана 1 Богдановки (табл. 124, 39). Выраженные черты европеоидного типа, широко раскрытые глаза, сильно выступающий нос с горбинкой позволяют предполагать его восточноиранское, сакское, происхождение. В подобной манере даны изображения саков на рельефах Персеполя и бляхах из Амударьинского клада (Schmidt Е.F., 1957, pl. I; Dalton О.М., 1964, pl. XIV, 48; XV, 89, 93).

Хозяйство и общественный строй.

Сходные экологические условия и общие черты генезиса обусловили близость хозяйства саргатской и гороховской культур. Оно было многоотраслевым, сочетавшим производящие и присваивающие отрасли. Основу хозяйства составляло развитое скотоводство, занятию которым благоприятствовали природные условия лесостепи и южной кромке тайги. Соотношение охоты и скотоводства в саргатской культуре наиболее полно характеризуют фаунистические остатки с поселений Прииртышья. По особям доля домашних животных составляет здесь в среднем 78,9 % общего количества фауны; диких видов — 21,1 %. По количеству костей это соотношение еще более увеличивается в пользу домашних животных (Могильников В.А., 1976, с. 177, табл. 1). При этом с течением времени роль скотоводства возрастает. На это указывает сопоставление материала Коконовского поселения IV–III вв. до н. э. и Богдановского городища III в. до н. э. — I в. н. э. На первом из них кости домашних животных (22 особи) составляют две трети фаунистического материала (11 особей диких); на втором — соответственно 84,7 % (128 особей домашних и 23 — диких). У населения гороховской культуры Притоболья значение скотоводства было несколько выше, чем у синхронных «саргатцев». На городище Чудаки V–III вв. до н. э. доля особей домашних животных составляет 83,67 %, диких — 16,33 % (Сальников К.В., 1947, с. 235). Сравнительно большое количество костей диких животных в фаунистических остатках ранних саргатских памятников, вероятно, объясняется также участием в генезисе населения саргатской культуры северного компонента, продвинувшегося в лесостепь по Иртышу в VIII–VII вв. до н. э. почти до Омска. В ходе последующего генезиса, особенно с V–IV вв. до н. э., возобладал южный степной компонент, характеризуемый явным преобладанием скотоводства над охотой.

Население саргатской культуры разводило все основные виды домашних животных — лошадь, крупный и мелкий рогатый скот и очень мало свиней. В стаде преобладала лошадь, на втором месте был крупный рогатый скот, потом — мелкий рогатый скот и затем свинья. В остеологическом материале саргатских памятников Прииртышья по количеству особей доля лошади составляет в среднем 48,9 %, крупного рогатого скота — 22,7 %, мелкого рогатого скота — 19,2 %, свиньи — 2,9 %, собаки — 6,3 %. Близкое соотношение отмечается в Притоболье по материалу селища Речкино II (восемь особей лошади, пять — крупного и три — мелкого рогатого скота, одна — собаки). Незначительное преобладание крупного рогатого скота прослеживается на ранних саргатских поселениях Прииртышья и Приишимья (Коконовка; Инберень IV; Узлово) (Могильников В.А., 1976, табл. 1; Смирнов Н.Г., 1975, с. 38, 39). На поздних саргатских поселениях увеличивается количество остатков лошади при одновременном уменьшении — крупного рогатого скота. На Богдановском городище, давшем наиболее массовый фаунистический материал, лошадь (67 особей) составляет 55,8 % животных сельскохозяйственных видов и более чем в два раза превышает количество крупного рогатого скота (27 особей), а общая доля лошади и мелкого рогатого скота (24 особи) в фаунистических остатках составляет 75,8 %. Этот показатель состава стада занимает промежуточное место между показателями, исчисленными по живому поголовью у полуоседлых ставропольских войсковых калмыков 1844 г. (64 %) и кочевых калмыков 1803 г. (86 %) (Либеров П.Д., 1960, с. 133–135). Он свидетельствует также о постепенном переходе саргатского населения к полукочевому скотоводству, когда часть людей жила оседло на поселениях, а часть находилась на отгонных пастбищах вместе со стадами скота.

Прослеживаемая динамика состава стада указывает на возрастание элементов перехода к номадизму. Развитие этого процесса в лесостепи было вызвано ростом населения, развитием торгового обмена, что требовало увеличения количества скота как средства существования и обменного эквивалента. Пастбищ вблизи поселений, расположенных главным образом вдоль крупных рек, стало не хватать. Потенциальную возможность для перехода к отгонному и кочевому скотоводству представлял обширный массив свободных земель междуречий, которые стало осваивать население. При этом элементы номадизма начали раньше развиваться на юге лесостепи, о чем свидетельствуют более тонкие и слабо насыщенные культурные слои этих поселений, а также отсутствие на большинстве из них укреплений. Тонкий культурный слой представлен на раннесаргатском городище Актау на Ишиме (Хабдулина М.К., 1981, с. 444, 445). В Прииртышье, к югу от Ачаирского городища, укрепленные поселения и селища с мощным культурным слоем не обнаружены, хотя саргатские памятники распространены еще почти на 200 км южнее. В северных районах культурные слои более мощные и насыщенные и представлены на городищах, что указывает на более прочную оседлость. Постепенным нарастанием элементов перехода к номадизму, по-видимому, объясняется то, что в III–IV вв. перешедшая к кочеванию часть саргатского населения была захвачена волной великого переселения народов и относительно легко снялась с мест своего обитания, а группы, продолжавшие жить оседло, были в основном уничтожены, и культура прекратила свое существование.