Стезя

Виноград

Навезли винограду, товара – под кровлю, Можно оптом, хоть ящик, кому по плечу. – Не толпитесь, всем хватит! – взывает торговля. – Но невесело я у прилавка торчу. Дух медовый, дух сладостный – выше скворечен, Наконец-то, навалом, хоть раз – наконец! Если б раньше, немножко я был бы утешен: Перед смертью просил винограда отец. Мы тогда в огороде копали картошку, Понаехали в помощь – племянники, брат... Наш отец как-то тихо сидел у окошка, Как-то очень прощально смотрел на закат. Что привиделось старой закалки солдату? Ни бои, ни полегший под Харьковом взвод... – В сорок третьем, – промолвил он, – в нашу палату Всем по ветке принес винограду начпрод... Снова осень. Подуло с полей, посвежело, К югу тянутся гуси, вот-вот улетят. А сорока на куче ботвы порыжелой: – В магазине, – стрекочет, – дают виноград! – Навезли... У прилавка такое творится! И торговля в запарке – товар ходовой. – Сколько вам, Николай? – тормошит продавщица... – Не она ль мне припомнится в час роковой? 1986

Ехали цыгане

Мимо сельмага да мимо пекарни – Песни и смех на возах! Удаль и воля – мужчины и парни, Женщины – гибель в глазах. Что за огонь в молодом иноходце, Что за пожар в седоке! Деготь кудрей из-под кепочки вьется. Плеточка пляшет в руке. Из-за калитки на диво гляжу я, Улица света полна. – Вот заберут тебя в землю чужую Мама кричит из окна. Едут и едут! Буланки и Рыжки Звонко ступают след в след. – Позолоти-ка мне руку, мальчишка! – Рад бы, да денежки нет. Глянула из-под бровей, из-под шали. Грустно махнула рукой... Вот и проехали, в поле пропали. Словно бы праздник какой. 1986

ПАЛУБА

* * *

... И ушел поутру в порт, Нахлобучив шапку с «крабом», Высоко взлетел на борт, Как легки ступеньки трапа! Под ногой машины гул, До заклепки все знакомо. Сапоги переобул, Закурил. И снова – дома. 1984

Уходим в Арктику

Уходим. Отданы швартовы. Нам с пирса машут: – В добрый час! А я, удачливый, фартовый, Готов хоть к полюсу сейчас. И вот в борта колотят льдины, И ветры вздыбили волну, И берега, как субмарины, Надолго скрылись в глубину. Еще заманчив путь к Певеку: Торосы, сполохи, моржи! Но понял я: Как человеку Мне ближе волны спелой ржи. Пусть я пройду и эти мили, И льды, и холод сокруша. Но все ж – от клотика до киля – Земной останется душа. 1975

Синица

Кто знал, что беда случится? В море, где норд свинцов, Нашли на борту синицу И малых ее птенцов. Вздыхали, мы долго споря, Но вздохи – одна тщета. И море! Да что там море! Долбило вовсю в борта. Пернатые так ослабли, Пропали бы ни за грош. Но встречный один кораблик Трубою вздохнул: «Ну что ж!..» Мы враз ободрились: муки Окончились. Но с тоской Отдали птенцов на руки Такой же братве морской. Дай Бог им на юг пробиться К теплу, где трава жива... Что ж думала ты, синица, Бедовая голова! 1975

Нечаянная повесть

Ивану Пятнице

Так завершился сюжет этой сумрачной повести И присоседился к списку привычных потерь. Белая ночь! Мы ходили по Диксону в поисках, Может быть, грусти? Чего – уж не знаю теперь! Снег прошлогодний светился отчетливо, матово, Дорисовав побережья высокий карниз. Как на колеса, я грязь на ботинки наматывал, Будто совхозный, случайно не списанный «ЗИС». Ты мне твердил про зимовку на острове давнюю И про подругу, что ждать обещала сто лет. Вот в полутьме неожиданно стукнули ставнями, И ночника загорелся таинственный свет. Мы на крыльце деревянном для смелости топнули Поочередно, тревожа семейный народ. «Шляются тут!» – нам в ответ только форточкой хлопнули, Бросив вдогонку: такая, мол, здесь не живет! Жизнь моряка! Мы судьбу выбирали не сами ли? Шли мы на судно, был холод придирчив и груб. Но обнявшись, мы веселые песни горланили, Пристанский сторож приветливо крякнул в тулуп. Норд сатанел, надувая над грузами пологи, Пенился вал и с размаху хлестал о гранит. И она понавещали нам лишнего метеорологи, Вот и прибой, как нанявшийся, в берег долбит. Приободрясь, мы ступили на палубы чистые. Как было знать нам: вернемся ль на этот причал? Норд сатанел, будто список потерь перелистывал, И до отплытия в стенку каюты стучал. 1976

Шуточное

В Америку – рукой подать. Эфир напичкан твистами. А в Карском море благодать: Плыви себе, насвистывай! И не грущу я ни о ком, Слежу за льдиной хрупкою, За каждым нерпичьим хвостом, Попыхивая трубкою. О чем грустить? О чем жалеть? По штату – не положено! Вон спит на холоде медведь, Поужинав мороженым. Я ж в полночь белую не сплю И ничего не делаю. И жмется льдина к кораблю Коварной грудью белою. 1975

Стамуха [3]

Улеглась на песчаной банке – Караванам судов на страх: – Дайте адрес другой лежанки, Ноют пролежни на боках! Не хитри ты со мной, стамуха, Пе заманивай на покой. Не стучи о борта, старуха, Ледяною своей клюкой. Поют кости в сырой постели. Знаю, плохи твои дела! Я ведь тоже бывал на мели, Только людям не делал зла. Да и ты по людской привычке, В одиночестве истомясь, Манишь чаек испить водички, О птенцах посудачить всласть. 1976

3

Стамуха – льдина, остановившаяся на мели

Ночь в проливе Вилькицкого

Над проливом Вилькицкого Ветер и мгла, Да летящий за борт Уголек папиросы. И мерещится мне: Будто дома луна Над селом проплывает Осколком тороса. Хоть на миг бы в каюте Забыться от дум, Да послать эту качку Куда-нибудь к черту, Чем за боцманом лезть В громыхающий трюм – Каждый миг караулить Удары по борту. Но бурлит и бурлит Ненавистная мгла. Разбиваем полей ледяных Бастионы. Ах, луна! Прокатилась бы Мимо села, Да надежней укутала Плечи влюбленных! Но и там уж гармошки Отпели давно. А борта все грохочут В ночи беспредельной, Словно это стучит И стучит в домино Осовевший без жен Наш народ корабельный. 1976

Поединок

Когда арктический туман Нагрянул с полюса сердито, Опять напомнил океан О том, что назван – Ледовитым! Запела рындовая медь С какой-то грустью не матросской. Из-за торосов встал медведь, Как постовой на перекрестке. Но я подумал: «Ни черта! У нас надежней оборона!» Сверкал у самого борта Трезубец бога Посейдона. Пучину вод перевернув, Явил он волю и отвагу! И чайки, лапы подогнув, Легли на курс – К архипелагу. Но нам сдаваться не резон, У нас сезонная работа! И отступился Посейдон, Смахнув ладонью Капли пота. И видел я: По глыбам льдин Он мирно шел, отбушевавший, Как всякий старый гражданин, Не мало в жизни повидавший. 1976

Встреча с моржом

В море Лаптевых, как на беду, В ледяную войдя мешанину, Мы разбили на полном ходу У моржа персональную льдину. Просверкали у зверя зрачки: Кто наделал, мол, лишнего шуму? Полоснули по борту клыки Так, что страхом наполнились трюмы. Мы стояли на баке, дрожа, На морозе не грели тельняшки. За сердитой спиною моржа Легких волн разбегались барашки. Мы молчали, молчал капитан. Виновато стучали машины. Лишь дорогу, где шел караван, Бинтовали тяжелые льдины. 1976

Северный ветер

Не на шутку рассержен Борей. (Всеми мачтами палуба клонится!) Он в высоких широтах морей Не приучен ни с кем церемониться. Вот уж мостик ушел из-под ног И улыбка – с лица командирского. И растерян кулик-плавунок – Рыцарь моря Восточно-Сибирского. Не вчера ль он обхаживал птах, А теперь оправдаться надеется: У меня же птенцы на руках, Уследишь ли, что на море деется! Упредил бы ты, вольный баклан! Все паришь наподобие ангела? – У меня, он кричит, – океан От Таймыра до острова Врангеля! 1976