Стезя

Сылка и Кон

Есть на торговом флоте Кореши у меня, К их ветровой работе Неравнодушен я. Штиль за бортом. При штиле Все у них мир и лад: Палубу красят или Сращивают канат. Ладят надежно гаки. Но взбеленись вода, – Сылка тогда на баке, Кон на руле тогда. Сколько хлебнули лиха Сылка забыл и Кон. Раз в океане Тихом Нас зацепил циклон. Бак затрещал, как желудь, Руль заходил, как черт. Палубный груз тяжелый Грузно пошел за борт. Помощи ждать? Нелепо! Крепко норд-вест прижал. Сылка крепил талрепы, Кон на волну держал. Так, со стихией споря, Выгребли без потерь, Южно-китайским морем Топаем мы теперь. Разве не показатель, В гости заходят враз: «Ну-ка прочти, писатель, Что там приврал о нас!» 1984

Когда же...

Кто над морем не философствовал?

Вода

В. Маяковский

Когда же окончится эта вода? Когда же, когда?.. Полгода морей – севера, заграница, Библейская стужа, тропический зной. Как будто бы в сказке умыло водицей – Арктической, южной и вновь ледяной. Тайфуны нас брали за горло и душу, Но выстоял, радость назад не отдам. Не зря же моряк, возвратившись на сушу, Нет-нет да взгрустнет по надежным бортам. Я думаю, так будет: вмиг хорошея, Жена издалёка мой встретит «корвет», Подросшие дочки повиснут на шее, В дому разольются и радость, и свет. Уже отшумели моря-океаны, И звезды не в рубку глядятся, в окно. Родня собралась, понаехав, нагрянув, И я говорю ей о странствиях... Но Когда же окончится эта вода? Когда же, когда... 1984

Тихий океан

Венец

Еще одна погрузка И все – венец, итог! Встречай нас Остров Русский, Качай, Владивосток! Устало и счастливо Отмоем пот и соль, Осилив два пролива, Таможенный контроль, Где пристально и важно Проверят нас чины: На сколько буржуазной Гнильцой заражены? Шутя про ураганы, Кося идейный взгляд, Обшарят чемоданы, До дна перешерстят. Не кроется ль измена, Тлетворный дух и яд? Просветят, как рентгеном, Как лазером, пронзят... Но все пройдем, пробьемся, Разлука так длинна! Потом уж разберемся, Что стоила она... 1984

* * *

Полный ход! Даже чайки отстали, не вьются. Где-то завтра Канары разбудим гудком. Хорошо б и туда подвернуть Прошвырнуться, По сырому песочку пройтись босиком. Отдохнули б винты, Подремал бы локатор, Поласкались бы ветры с земною травой. А потом можно смело идти за экватор В полушарие Южное – Вниз головой... 1988

Мелодрама

Под утро штормило, бросало, Гвинейские дули ветра. И снилась Гвинея Бисау, Где я танцевал у костра, Где бубны гремели. О, боже! И был мой успех налицо. Не зря же мне вождь чернокожий Пожаловал в ноздри – кольцо. И вновь ликовала полянка, И явственно, как не во сне, Все липла ко мне африканка... И тут постучали ко мне! Мгновенно истаяла дама Горячая, как сатана. Открыл я глаза – телеграмма: «Скучаю... Целую... Жена Прочел я, насупившись строго, Как Библию или Коран. Потом был экватор. И много – Других экзотических стран. Прелестницы двух полушарий Блистали, как звезды кино, В рисковых бикини и в сари, И в строгих глухих кимоно. Мне снились японки и тайки, Но гнал соблазнительниц с глаз: Представишь их в наших «куфайках» Кощунство. Но действует враз. 1988

Экватор

Как будто парит радиатор, И в мареве влажный рассвет. В семь тридцать проходим экватор, Как жалко, что веничка нет. На зыби качает, как в зыбке, Как золотом зыбь залита, Как пули, крылатые рыбки Отстреливают от борта. Зенит всепланетного лета! И требует дани Нептун. Бросаю я за борт монеты Горячей страны Камерун . И бог переводит дыханье, Он тоже сомлел от жары, Но, будто искусный механик, Он держит на марке пары. А солнце, как сваркою, жарит – В порыве своем трудовом, На стыке земных полушарий Работает огненным швом. 1988

НАД ВОЛНАМИ

О Фрегат летит за горизонт...

Л. Вьюнник

Белый лайнер в ночи иль баржонка, Или танкер в надменной красе? Да, с романтикой здесь напряженка, Даже звезды подсчитаны все. Отвыкает душа от полета, Навязали и ей ремесло. Если гимны поют хозрасчету, Как подняться душе на крыло? Но на траверзе Нового Света, В серенадах бразильских цикад – Так понятны мне грезы поэта: Над волнами летящий фрегат. Вот он с грузом какао и лавра Вновь возник из тропической тьмы – Под созвездием Альфы Центавра, На два румба правее Кормы. 1988

Разгрузка в Рио-де-Жанейро

Вот и Рио... Огни на волнах. Звезды в небе, как острые шильца. Как положено, в белых штанах Поднимаются на борт бразильцы. С упоеньем играю строкой: Кабальеры, мужчины, сеньоры! Дел с разгрузкой – денечек какой, На неделю огня и задора. Как-то сразу заполнили ют: Груз – на берег, и деньги – на бочку Вот уж стропы, как струны поют, Извиняют расхожую строчку. Дело сделано. В путь, капитан! Потрудились ребята на диво. Да и сам я, пройдя океан, Пофланировал в улочках Рио. Над Бразилией тишь, благодать. Южный тропик сияет у трапа. Можно ль лучшего в жизни желать, Если Бендера вспомнить Остапа? 1988

Танцует дева

На кругу танцует дева, Кастаньеты: стук да стук! Чуден порт Монтевидео! Но крепись, душа и тело, Мне нельзя на этот круг. Где мы только не бывали, Знали адовы круги, Здесь же – «облико морале» – Закружиться в карнавале, Даже думать не моги. Не про нас мониста, бусы, Звон веселых кастаньет. Моряку с «эльбарко русо» [7] Разводить нельзя турусы. Вот бы по боку запрет! Я б такое ей сказал, Нашу удаль показал И на пользу перестройки Ряд контактов завязал. Все впустую – взоры, взгляды, От тоски в глазах темно. Что ж, пойду поем осады [8] , Можно десять порций кряду, Это нам разрешено. Выйду к ветреному молу – Остудить немного кровь. И – в каюту, Вечер долог, И залью там кока-колой Уругвайскую любовь. 1989

7

Эльбарко русо – русский пароход (исп.)

8

Осада – жареное мясо

Антикварная лавка

Тусклый глянец пистолей и карт, Плащ-накидки латинского шелка, Ружья в козлах. И – сам Бонапарт Красной меди сюртук, треуголка. В дорогой антикварной пыли, В окружении нимф и амуров, Сановито молчат короли На усталых старинных гравюрах. Сколько сразу батальных вещей, Грозных взоров и спеси коварной! И хозяин сидит, как Кощей, За прилавком над книгой амбарной. Тихо бьют над прилавком часы, Как полдневные склянки на шканцах. И горошина медной слезы Прожигает сюртук корсиканца. Хмурит брови испанский король. Снова тихо. Ни стука, ни скрипа. Слышно даже, как ползает моль По камзолу Луи де Филиппа. 1988

Аргентинская история

То европейка, то мулатка В толпе встречающих... И вот Кромешный возглас – «Вася, братка Потряс наш старый пароход. Все позади – шторма и штили, Семнадцать суток – день ко дню. Смахнув слезу, глядит Василий На аргентинскую родню. Он с нами шел, свиданья ради. Он тридцать лет копил гроши. И вот с акцентом кличут «дядю», Толпясь у борта, племяши. Еще взойдут по трапу власти – Чины таможни, сандозор. Потом уж он, не веря счастью, Обнимет брата и сестер. Стоит, бедняга, курит тяжко, Роняя пепел на настил, На чемодан в ремнях и пряжках, Что в ГУМе загодя купил. Смелей, земляк! Родня с машиной: Встречают, словно короля! Но Аргентина... Аргентина... Чужая все-таки земля. 1989

В порту Мадрин

Ну ладно б, лошадь иль корову Иль, скажем, стадо антилоп, А тут встречаю льва морского, Столкнулись, господи, лоб в лоб На эту, бог ты мой, скотину Дивлюсь я: экая гора! А лев потер о кнехты спину И вяло рыкнул: спать пора! И лег на кромочке причала, Мол, неча попусту будить, Ему вставать на зорьке алой, Семейство львиное кормить. Я ретируюсь виновато Поближе к трапу корабля. Лежат на утлых кранцах львята, Во сне усами шевеля. Сомкнули львиные объятья, Как на лужайке, на траве. И я свидетель: меньших братьев Никто не бьет по голове. 1988