Стихи мои, простые с виду...

„Выпивать поэтам нужно в меру...“

Выпивать поэтам нужно в меру, А иначе портится рука. Взять того же Пушкина, к примеру, Или, я не знаю, Маршака. 1997

„Выхожу один я на дорогу...“

Выхожу один я на дорогу В старомодном ветхом шушуне, Ночь тиха, пустыня внемлет Богу, Впрочем, речь пойдет не обо мне. На другом конце родного края, Где по сопкам прыгают сурки, В эту ночь решили самураи Перейти границу у реки. Три ложноклассических японца — Хокусай, Басё и Як-Цидрак Сговорились до восхода солнца Наших отметелить только так. Хорошо, что в юбочке из плюша, Всем известна зренья остротой, Вышла своевременно Катюша На высокий на берег крутой. И направив прямо в сумрак ночи Тысячу биноклей на оси, Рявкнула Катюша, что есть мочи: — Ну-ка брысь отседа, иваси! И вдогон добавила весомо Слово, что не сходу вставишь в стих, Это слово каждому знакомо, С ним везде находим мы родных. Я другой страны такой не знаю, Где оно так распространено. И упали наземь самураи, На груди рванувши кимоно. Поделом поганым самураям, Не дождется их япона мать. Вот как мы, примерно, поступаем, Если враг захочет нас сломать. 1996

„Города похожи друг на друга...“

Города похожи друг на друга, Будь то Душанбе или Сидней, Или та же самая Калуга, Впрочем, речь сегодня не о ней. Несмотря на внешнее несходство, Но об этом следующий раз, Главное в них — внутреннее сходство, Вот что их роднит на первый глаз. Есть у них в любое время года — Лето, осень или же зима, Все что только нужно для народа, А народу главное — дома. В каждом доме этажей немало, У меня их около восьми, Раньше это сильно отвлекало, А теперь — хоть хлебом не корми. …Или, например, возьмем Воронеж, Впрочем, что с Воронежа возьмешь, И с балкона толком не уронишь, И на стенку сходу не прибьешь. …Да, чуть не забыл, наземный транспорт. С этим просто полный караул, Тут на Майне приезжал во Франкфурт, Так никто и глазом не моргнул. …А вообще-то здесь у нас неплохо, Кормят так, что просто на убой, Суп дают на завтрак из гороха, Кто спускает воду за собой. Над рекой в пруду склонилась ива, За рекой заката синева, Вот и все, родная. Будем живы. С добрым утром. Говорит Москва.

Городским поэтам

Люблю я городских поэтов, Ну что поделаешь со мной. Пусть дикой удали в них нету, Пусть нет раздольности степной, Пусть нету стати в них былинной, Пусть попран дедовский завет, Пусть пересохла пуповина, Пусть нет корней, пусть стержня нет. Зато они в разгаре пьянки Не рвут трехрядку на куски И в нос не тычут вам портянки, Как символ веры и тоски. 1983

Гриппозное

Я болен. Скрутил меня вирусный грипп, Умолкли веселые песни, Из легких моих вырывается хрип — Исхода летального вестник. Жены моей нет. На работе она, А может, сидит в ресторане На чьих-то коленях С фужером вина, Морального краха на грани. И в воздухе машет Нагою ногой,* И тушит окурок в салате, И стан ее нежный Ласкает другой, Покамест лежу на кровати. Таков этой жизни суровый закон — В то время как муж умирает, Жена его честь Уже ставит на кон И ею бесстыдно играет. Все бабы на свете Друг другу под стать — Им только мужьям Изменять бы. Я их повидал — Это ж страшно сказать! Но все это было До свадьбы.

* Вариант: ногою нагой.

1983

„Гуляли мы по высшей мерке...“

Гуляли мы по высшей мерке, Ничто нам было нипочем, Взлетали в небо фейерверки, Лилось шампанское ручьем. Какое время было, блин! Какие люди были, что ты! О них не сложено былин, Зато остались анекдоты. Какой вокруг расцвел дизайн, Какие оперы лабали, Каких нам не открылось тайн, Какие нам открылись дали. Какие мощные умы Торили путь каким идеям. А что теперь имеем мы? А ничего мы не имеем. 1990

„Дал маху Виктор наш Степаныч...“

Дал маху Виктор наш Степаныч, Вконец расслабившись, забыл Привычно помолиться на ночь, За что с утра наказан был. Судьба Степаныча щадила. Уравновешенный такой, Пять лет по проволоке ходил он, Махая пухлою рукой. Но вдруг внезапно закатилась Его счастливая звезда, И первый раз не получилось, Не получилось как всегда. Судьба с политиком играет, Крапленых карт ее не счесть, То вознесет, то покарает, Все у нее в запасе есть. И край работы непочатый, И путь широкий впереди, И сзади четкий отпечаток, И яркий орден на груди.

„Два месяца они там упирались...“

Два месяца они там упирались, Скажи спасибо, что еще не год, На славу ребятишки постарались, И вот созрел ночей бессонных плод. Не зря в тиши умельцы колдовали, Решительные сделаны шаги, Теперь они свой мозг отцентровали, И можно дальше пудрить нам мозги.

Двести лет спустя (маленькая кукольная пьеса)

Евг. Бунимовичу

Действующие лица:

МАРАТ

ДАНТОН

РОБЕСПЬЕР

СЕН-ЖЮСТ

ЕЛЬЦИН

ЗАСЛАВСКАЯ

ГДЛЯН

ШМЕЛЕВ

Действие первое

Картина первая

13 июля 1789 года. Париж.

Адвокатская контора Робеспьера.

РОБЕСПЬЕР Прошу у всех пардон за беспокойство, Но я вас пригласил сюда затем, Чтоб обсудить могли мы ряд проблем Весьма безотлагательного свойства. Настал момент себя проверить в деле, Ле жур де глуар нам упустить нельзя. А где Дантон? СЕН-ЖЮСТ (мрачно) Известно где - в борделе!

появляется Дантон.

ДАНТОН Привет, Максимка! Бон суар, друзья! Я до краев пресытился любовью, Зизи творила нынче чудеса, Но, проведя волшебных два часа, Я вновь к услугам третьего сословья. РОБЕСПЬЕР Итак, продолжим. Франция в беде. Благодаря правлению Капета Мы оказались по уши в мерде, И выхода у нас иного нету, Как завтра совершить переворот. Начав с утра, управимся к обеду. СЕН-ЖЮСТ Но вот вопрос - поддержит ли народ? Нам без него не одержать победу. Уж больно узок, господа, наш круг. Скажи, Марат, ведь ты народа друг. МАРАТ Народ, заметим антр ну, дурак, Но без него не обойтись никак. И чтоб увлечь его нам за собой, Потребен лозунг ясный и простой. ДАНТОН (догадывается) Земля - крестьянам? МАРАТ (укоризненно) Извини, мон шер, Никак не ожидал, что ты - эсер. Призыв доступен должен быть ежу. Один момент, сейчас соображу. Свобода. Братство. Равенство. Любой За эту чушь пожертвует собой.

Картина вторая

14 июля 1789 года.

Париж.

Площадь перед Бастилией.

Много народа.

Бум-бум! Ба-бах! Вжик-вжик! Та-та-та-та! Ура! Ура! Бастилия взята!

Действие второе

Картина третья

24 мая 1989 года. Москва. Квартира Ельцина.

ЕЛЬЦИН Товарищи, пардон за беспокойство, Но я вас пригласил сюда затем, Чтоб обсудить могли мы ряд проблем Весьма безотлагательного свойства. Друзья мои! Советский наш Союз Идет ко дну, как "Адмирал Нахимов", И если власть не взять, то я боюсь, Придется нам кормить собой налимов, Которых я привык на завтрак есть, Пока далек был страшно от народа, Его сменив на совесть, ум и честь, Но в сердце постучала мне свобода, И, жизнь свою поставив на ребро, Я с треском вышел из Политбюро, Теперь опять с народом я навеки. А где Шмелев? ГДЛЯН (мрачно) Где, где - в библиотеке! По мне - собрать все книги да и сжечь, А перья все перековать на меч.

появляется Шмелев

ШМЕЛЕВ Привет Госстрою! Добрый день, друзья! Сегодня мной написана статья. ЗАСЛАВСКАЯ А как назвал? ШМЕЛЕВ (гордо) "Авансы и долги"! ЗАСЛАВСКАЯ (задорно) Дрожите, перестройкины враги! ШМЕЛЕВ Я представляю возмущенья шквал, Но, впрочем, я вас, кажется, прервал. ЕЛЬЦИН (мучительно вспоминая) О чем бишь я? Да, о народном благе. О нем одном все помыслы мои. Пора нам доставать из ножен шпаги, Друзья, нас ждут великие бои. Грядет народных депутатов съезд, Момент, который упустить нам глупо. ЗАСЛАВСКАЯ Но там у нас всего полсотни мест. Что сможем мы одной московской группой? Мы страшно от народа далеки! (всхлипывает) ГДЛЯН (мрачно) Но уж не дальше, чем большевики. ЗАСЛАВСКАЯ Молчи! Тебя заслали дашнаки! ГДЛЯН Народ - он кто? Он был и есть дурак, Но без него не обойтись никак. И чтоб поднять его в последний бой, Потребен лозунг ясный и простой, Способный пробудить активность масс. "Бей партократов!" было б в самый раз.