Стихи-Я Пушкина

Кошмар, что может чувствовать человек в роли Петра - они абсолютно ни хрена не понимают, и, знаете ли, вполне могут сожрать его живьем прямо тут за этот беспринципный страх. А то, что герой не стихией в себе ублажается, а наоборот, увидел ее и сумел, как Пушкин сказать:

– Я звал тебя и рад, что вижу, - ибо окаменелость его не от страха, а как и окаменелость Мандельштама означает готовность к бою, однако:

– Именно со стихией, - в данном случае Петр подставляет свою грудь под стрелы, летящие с неба в Иисуса Христа, ибо летят они с надписью:

– Предатель, - имеется в виду, что Иисус Христос - предатель древней веры, а Петр предает Иисуса Христа, отрекаясь от Него, и тем самым указывает этим стрелам другой путь:

– Я - предатель, - и принимает это триплет на себя.
– Делает это, естественно, не сам, а с помощью Бога. Сам он здесь может только испугаться.

Поэтому обвинения поэта в трусости в любви к беззаконию - это прямая, хотя и хитрая ложь. Обвинители не видят реальной цели. Того, кто бьется со стихией не на жизнь, а на смерть, как, например, герои Повестей Белкина, обвиняют, как Гробовщика, что он с ней, со смертью, заодно, и может шастать запросто в Ад, как Данте по Владимиру Высоцкому:

– К своей Алигьери.

Критики не видят реальной Стихии, как именно Древнего Закона, с которым Иисус Христос вступил в смертельный бой, смертельный именно потому, что Он Сам - Часть этого закона. И думают, что он играет с ним, как кошка - нет, не с мышкой, а с мячиком, так сказать:

– Свой свояка видит издалека.
– Как:

– Лермонтов барса, - нет, они:

– Бьюцца.

Говорится - в передаче - что человек бессилен повелевать стихией в себе. И Пушкин поэтому должен отрицать эволюцию и нравственное совершенствование.

Да, в том смысле, что просто так, усилием воли никакой реальной эволюции и нравственного совершенства не достичь. Даже изучив садо-мазо самому отрубить свой хвост не получится.

Что надо?

Вот я сказал, что требуется:

– Превратить весь мир Театр, чтобы Быть было, как:

– Не быть.

– Тем самым, - сейчас говорят, - с человека снимается всякая нравственная ответственность.
– Тоже хорошая краска того, за что могли гнать и распинать Апостолов, за аморальность. А то я читаю, читаю Библию, а не всё понятно как-то:

– Иван Толстой и Борис Парамонов просвещают, - только, к сожалению, в обратную сторону.

Теперь опять не та смесь, ибо идут чисто умозрительные придумки:

– Ему свойственна вражда к культуре.

Просвещение - это внутреннее укрощение стихии, - говорится, но это даже не смешно:

– Повесили на Избе Читальне объявление, что Физкультура - это не просто так, а:

– Физическая Культура, - и уже и как будто захотелось понять всё и до конца.

Этого мало.

Фактически продолжают и продолжают упрямо не замечать разницы между статьей, научной статьей и театром, но:

– Но, что тоже самое, не видят и не признают разницы между Ветхим и Новым Заветом.

Как можно увидеть эту разницу, разницу, где на самом деле находится Стихия и её беззаконие. Шекспир и Пушкин именно это и показывают. Но их указания принимают за их же, поэтов и писателей:

– Ошибки.

Шекспир в 3-х местах в Двух Веронцах показывает конкретную РАЗНИЦУ между древней верой Золотого Тельца и Двумя Скрижалями Завета, которые принес Моисей с горы Синай от Бога.

Но над ним, как над Пушкиным, только смеюцца:

– Они не знали жизни.
– Ибо:

– Нельзя же ж вот так прямо, никого не спросясь, ходить по земле точно также, как плавать по морю!
– Первая, как определил Аникст, несуразность Шекспира. Герои плывут из Вероны в Милан, а оба эти города никогда не видели моря.

Повторяю, эти ошибки, однако, критиков Шекспира и Пушкина, уже не раз здесь, и даже более того:

– Довольно давно, а:

– И сегодня продолжает удивлять то абсолютное неприятие логики, которую я предлагаю.

Принес как-то давно расшифровку Воображаемого Разговора с Александром 1 Лазарю Лазареву в Вопросы Литературы, вкратце объяснил, в чем дело, он сказал:

– Никому не надо отдавать этот материал, я сам прочитаю.

Сокращено 6 строк

Через месяц позвонил, Лазарев ответил:

– Нет, напечатать не можем.
– И, спрашивается, почему так страшно, если ничего подобного в его журнальной книжке Вопросы Литературы нет и в помине? Интересно же ж, пусть обсудят, а то все статьи в ней об одном и том же в разных вариантах Ираклия Андроникова:

– Загадка НФИ, - но это же ж, друзья мои, чистая филателия Что? Где? Когда?

Мыслей-то этих самых - ноль!

Передал - тоже давным-давно - в НЛО Ирине Прохоровой расшифровку Пиковой Дамы Пушкина - ответ через месяц:

– Нет, ибо, да, занимательно, но:

– Ми не верим!
– не буквально так, но в принципе тоже:

– Мы не этим занимаемся.

Спрашивается, а чем? Если люди не только от страха перед новым, но, главным образом, из-за полного непонимания отказываются понимать, однако, именно:

– Новый Завет, Евангелие не принимают, следовательно и абсолютно, а продолжают ничтоже сумняшеся разбираться до сир пор только в:

– Ветхом Завете!
– ибо не понимают, а в чем, собственно, разница?!

Лазарь Лазарев был человек смелый, если решился - как он сам сказал, вопреки мнению всех остальных почти ветеранов - сказать:

– В живых - на войне 1941-1945 гг.
– остались только те, кто воевал в дальнобойной артиллерии.

А в отношении расшифровки Пушкина: ни гу-гу. Почему? Потому что нет понимания разницы между просто текстом, статьей и художественным произведением.

А разница вот эта простая, находящаяся в Трех Ошибках Вильяма Шекспира.

Вторая в том, что, как сообщил Аникст, что Шекспир нашел разницу между Миланом и Падуей, тогда как на самом деле был всего лишь один Милан, куда пробирались герои пьесы Два Веронца.

Критик Аникст, точно также, как сейчас Иван Толстой и Борис Парамонов видят СТАТЬЮ - как единственную на все времена машину по видению реально существующего мира. Театр - это всё тоже самое расписание уроков на завтра, без какой-либо возможности с них сбежать.