Стихи

5

Медведь и лиса Совсем ошалели: Встают чудеса В гранитном пределе! Шатер его весь, Все веточки скопом Кто вырастил здесь Вослед за потопом?

6

Такой же шатер Листвы беспокойной Растил с давних пор Мой дядя покойный. В таком же гнезде Устроилась птица, Искавшая, где Навек поселиться.

7

Такая же здесь Цвела вековая Любовная песнь, Сердца надрывая. Явилась чума, Вся в дымной кудели Сгорели дома, И гнезда сгорели.

8

Осталась зола От зеленокосых, Не стало ствола — Стал нищенский посох. Листва унеслась, Но ярость окрепла, И птица взвилась С остывшего пепла.

9

Рыданья и смерть, Земля сиротеет, И синяя твердь От гнева бледнеет. …В соцветьях горит Ствол дерева стройный, Под ними зарыт Мой дядя покойный.

1946

Под дождем Пер. В. Тушнова (1–2) и А. Ревич (3–4)

Э. Л.

1

Нас берега не ждут нигде, Не ждут дороги с их зеленой сенью. Плывем вдвоем в невидимой воде, Сквозь ночь плывем мы, под дождем осенним. Чтоб ничего не видеть — тьмы покров, Внизу река, и молодость, и бездна, В глазах огни двух встречных поездов, Сознанье неизбежности железной. Тьма говорит, что далям нет конца И что пространство черное огромно. Так близко бьются, так стучат сердца, — Вот-вот, река расплещется от грома. Нас задевает бледный хлыстик света, Как обруч, в небе катится звезда. Постой, мы взглядами беглянку эту, Как чайку, в плен захватим навсегда.

2

Мне кажется — не протекли века, Мир не существовал, — он только-только создан. И шеи наши, словно два клинка, Друг к другу тянутся в сиянье звездном. И мы плывем, плывем вдвоем сквозь мрак, Разделены и сращены волнами. Как молния, руки ежеминутный взмах, Плеч смуглота… косынки белой пламя… Но свет луны из пены туч скользит, Нас чернотою яркой зазывая. Постой! Я слышу — дерево шумит Вблизи… а где — не вижу я, не знаю… Скорей дай руку мне! Скорее… Берег вот! Согреемся, танцуя… Дрогнут плечи. Нас ветер руки торжественно берет, И дерево шагает надо навстречу.

3

Закрой глаза — и вот препятствий нет. Какой простор вокруг! Я жду тебя. Приди же! Я не считаю, сколько прожил лет. Как не считаю звезд. Ведь я их столько вижу. У них тысячелетья впереди. Но равным вечности теперь мгновенье стало. Навеки ты желанна мне. Приди! И нет для нас конца — и нет начала! Твое лицо озарено луной Иль свет горячий излучает тело? Он, как бесценный дар, мерцает предо мной, Губами и рукой к нему тянусь несмело. О ночь, о кров, ветвей, благословенны вы! Пусть на единый миг мне этот мир подарен! Меня околдовал напевный шум листвы, За этот сладкий шум я листьям благодарен.

4

Пусть ветер и любовь, пусть ночь и дождь косой Приветствует тебя, густое древо! Здесь, под твоей развесистой листвой, Укроемся мы, как Адам и Ева. Тебя не тронем мы, нам листья не нужны, Сегодня наготы своей не прячем. Мы поздней осенью стучимся в дверь весны, Распахнуты сердца ее лучам горячим. Нет на тебе плодов? Познаем все без них! Пусть только лунный свет пробьет завесу чащи! Нам хватит темноты и капель дождевых — Их пьешь с любимых губ, — они, как мед, пьянящи! Кружится листопад? Ненастье? Ну и и что ж! Неужто мало нам густой древесной сени? Неужто юности мешает дождь, Гостеприимный дождь, прохладный дождь осенний?

1947

В сумерки у моря Пер. А. Големба

Э. Л.

Быть может, ты сейчас уже идешь домой, Последняя из всех купальщиц деловитых, А море за тобой — расплавленной каймой В расшитых золотом кипящих аксамитах. А волны говорят: «Нас на плечи накинь, Дай наглядеться нам на твой загар румяный!» До неба поднялась морская гладь и синь, Слепая синева под кровлей златотканой. Пусть морю по плечу могучие суда, Ты маленькой ему в мгновения свиданий Совсем не кажешься… Нет! Даже и тогда, Когда склоняешься над ремешком сандалий, Когда, распавшись вдруг, волос твоих пучок Струится по спине с тревожным черным блеском И открывается мерцанье плеч и щек, Как полированный янтарь в луче нерезком. Ты маленькой совсем не кажешься ему, Хотя и весела, хотя и тороплива! Вот встала, вот вошла в лазурную кайму Лишь на мгновение. И жадно ждешь прилива. Закат свою кайму над водами простер, Чтобы в румянец твой его вливалась алость. Чтоб красоте твоей дивился весь простор И кроткая волна у самых ног плескалась. Предела морю нет! И, увидав тебя, Оно весь мир обнять спешит как бы спросонок, — Так, чудо увидав, робея и любя, За юбку матери хватается ребенок.

1947

Ветер, побудь со мной Пер. А. Големба

Э. Л.

Семь лет тому назад пролег здесь мой рубеж. Как прошлого следы, и он исчез в тумане. Иль ветер никогда не сыщет прежних меж? Иль вьюга занесла годов минувших грани? Прибрежной гальки блеск, и кряжей череда, И пальма над водой по-прежнему космата, И только на семь лет я отступил сюда Оттуда, где любил и сетовал когда-то. Ты их не видел, вихрь? Прошу, побудь со мной! Есть времени приказ! Несу плоды работы, И сердце верное, и день, и труд земной, И, как пчела, спешу наполнить медом соты. Я сам сплетаю сеть, я сам влеку улов,  Сам возвращаюсь я в объятия природы, Я слышу мерный гул больших колоколов, С ним двинутся мои исчезнувшие годы. Да, ветер, это я — в исчезновенье весь! Да, ветер, это я — гость, проходящий мимо. Ты видишь эту грань? Сейчас рубеж мой здесь! Я должен от него уйти неотвратимо.

1947

На перроне Пер. Д. Маркиш

Э. Л.

Обрамлено лицо твое окном вагона, Ты смотришь мне в глаза, тоскуя и любя. Темно кругом. Состав отходит от перрона. Как будет скучно здесь и пусто без тебя! И только светят мне с последнего вагона В густые сумерки одетые огни. Оливы глаз твоих, манящих и знакомых, Мне в этой зябкой мгле напомнили они. Зачем так сладостна тоска на расстоянье? Разлука почему до боли сблизит нас? Мне долго видятся глаза твои в сиянье Ночного огонька, хоть он давно угас…

1947

Забота Пер. А. Ахматова

Лишь только луч цветка коснется, щекоча, А ветерок, кусты взъерошив, захохочет, Как, крылья подоткнув, кузнечик сгоряча У наковаленки своей уже хлопочет. Усами жесткими он грозно шевелит, Усы в ногах снуют с зеленым нетерпеньем, А мошкаре лесной стрекочет он, сердит: «Мне надобно ковать! Отстаньте с вашим пеньем!» Кузнечик прыгает — какая суета,— От кустика к цветку легко перелетая, Травинку хилую догонит у куста И опросит: «Припаять? Работа не простая!» Впивается его зовущий молот сам Во множество забот, звенящих и летучих Кузнечик приумолк, И вновь к своим трудам Вернется он, когда блеснет заря сквозь тучи.

1947

Горная мадонна Пер. С. Наровчатов

Женщина утром, с ребенком, в горах, — Несет на руках его, словно мадонна, И горный рассвет, зажигаясь впотьмах, Их путь осветил вдоль кремнистого склона. Женщина утром, с ребенком, в горах, — Мерцает над ними рассвет, зеленея, А верба их путь осеняет в веках… И вспомнилась мне в этот миг Галилея. Женщина утром, с ребенком, в горах, — Вокруг нее ткань голубая струится, Трепещет косынка на узких плечах… Мне вспомнились ясли, и хлев, и ослица. Женщина утром, с ребенком, в горах, — Над ними сияющих радуг свеченье. Как хорошо, что в безгрешных глазах Не светится будущих мук отраженье! Певучей походкой идет на восход, Легкая, нежная, в воздухе тая… Нет, не мадонна ребенка несет, Казачка идет по тропе молодая. Казак ее муж? А быть может, еврей? Крестьянин? Не плотник ли старый, скорее? Я счастлив, колени склонив перед ней, Что миру не ведать второй Галилеи!