Стихотворения 1823-1836

* * *

Певец-Давид был ростом мал 81 ,Но повалил же Голиафа,Который был и генерал,И, побожусь, не ниже графа.

* * *

Не знаю где, но не у нас 82 ,Достопочтенный лорд Мидас,С душой посредственной и низкой, -Чтоб не упасть дорогой склизкой,Ползком прополз в известный чинИ стал известный господин.Еще два слова об Мидасе:Он не хранил в своем запасеГлубоких замыслов и дум;Имел он не блестящий ум,Душой не слишком был отважен;Зато был сух, учтив и важен.Льстецы героя моего,Не зная, как хвалить его,Провозгласить решились тонким...

81

«Певец Давид был ростом мал...». В эпиграмме проводится аналогия между нравственной борьбой Пушкина с его начальником и физической борьбой юного музыканта Давида с великаном Голиафом (библия). Два последних стиха написаны настолько неясно, что чтение их предположительно.

82

«Не знаю где, но не у нас...». Эпиграмма на М. С. Воронцова, напечатанная в «Северных цветах» на 1823 г. в «Отрывках из писем, мыслях и замечаниях» (см. т. 6). Последний стих был напечатан так:

Провозгласить решились тонким, и пр. По-видимому, окончание стихотворения (не дошедшее до нас) делало явным, кого назвал поэт лордом Мидасом. Смысл обозначения и пр. — обращение к памяти того широкого круга лиц, которые знали стихотворение изустно. Написано между 1824 и 1827 гг., вероятно в 1824 г. Первый стих — отклик на аналогичное выражение в эпиграмме Вяземского (1821 г.).

Сбираясь в путь, глупец почетный(Не знаю где, у нас иль нет)...Этим оборотом подчеркивалось: именно у нас.

* * *

Вот Хвостовой покровитель 83 ,Вот холопская душа,Просвещения губитель,Покровитель Бантыша!Напирайте, бога ради,На него со всех сторон!Не попробовать ли сзади?Там всего слабее он.

* * *

Охотник до журнальной драки 84 ,Сей усыпительный зоилРазводит опиум чернилСлюнею бешеной собаки.

83

«Вот Хвостовой покровитель...». Эпиграмма на кн. А. Н. Голицына (см. выше прим. к стих. «Второе послание к цензору»). Общепринятую датировку эпиграммы — 1817-1820 — следует заменить — летом 1824 г.: она написана в связи со скандальной историей отставки Голицына. Чтобы добиться падения министра, близкого к Александру I, объединились Аракчеев, митрополит Серафим, архимандрит Фотий и Магницкий (Напирайте бога ради // На него со всех сторон!). Они не пренебрегли доносом и на противоестественные свойства Голицына и В. Н. Бантыша-Каменского (1778-1829), за что последний высылался в 1823 г. из Петербурга; Голицын выступил с защитой Бантыша (покровитель Бантыша).

Хвостова, Александра Петровна (1765-1853), находившаяся в дружбе с Голицыным — член мистического общества, была в 1823 г. удалена из Петербурга за организацию собраний изуверской секты хлыстовского типа.

84

«Охотник до журнальной драки...». Эпиграмма на автора статьи «Второй разговор между классиком и издателем „Бахчисарайского фонтана“» («Вестник Европы», 1824, э 5). Статья была подписана буквой N, за которой скрывался М. А. Дмитриев. Полагая, что автором ее является редактор «Вестника Европы» Каченовский, Пушкин метил в своего старого врага. Статья М. А. Дмитриева была вызвана анонимной статьей Вяземского «Разговор между издателем и классиком с Выборгской стороны или с Васильевского острова», помещенной им «Вместо предисловия» в издании «Бахчисарайского фонтана» 1824 г.

* * *

Лихой товарищ наших дедов,Он друг Венеры и пиров,Он на обедах — бог обедов,В своих садах — он бог садов.

1825

СОЖЖЕННОЕ ПИСЬМО 85

Прощай, письмо любви! прощай: она велела.Как долго медлил я! как долго не хотелаРука предать огню все радости мои!..Но полно, час настал. Гори, письмо любви.Готов я; ничему душа моя не внемлет.Уж пламя жадное листы твои приемлет...Минуту!.. вспыхнули! пылают — легкий дымВиясь, теряется с молением моим.Уж перстня верного утратя впечатленье,Растопленный сургуч кипит... О провиденье!Свершилось! Темные свернулися листы;На легком пепле их заветные чертыБелеют... Грудь моя стеснилась. Пепел милый,Отрада бедная в судьбе моей унылой,Останься век со мной на горестной груди...

85

Сожженное письмо. «Сестра поэта, О. С. Павлищева, говорила нам, — писал П. В. Анненков, — что когда приходило из Одессы письмо с печатью, изукрашенною точно такими же кабалистическими знаками, какие находились и на перстне ее брата, — последний запирался в своей комнате, никуда не выходил и никого не принимал к себе» («Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпоху», 1874, стр. 283). Речь шла о письмах Воронцовой, запечатанных таким же перстнем, как и перстень-талисман Пушкина, подаренный ему Воронцовой.

* * *

Лишь розы увядают,Амврозией дыша,В Элизий улетаетИх легкая душа.И там, где волны cонныЗабвение несут,Их тени благовонныНад Летою цветут.

ОДА ЕГО СИЯТ. ГР. ДМ. ИВ. ХВОСТОВУ 86

Султан 87 ярится 88 . Кровь ЭлладыИ peзвocкачет 89 , и кипит.Открылись грекам древни клады 90 ,Трепещет в Стиксе лютый Пит 91 .И се — летит продерзко судноИ мещет громы обоюдно.Се Бейрон, Феба образец.Притек, но недуг быстропарный 92 ,Строптивый и неблагодарныйВзнес смерти на него резец.Певец бессмертный и маститый,Тебя Эллада днесь зоветНа место тени знаменитой,Пред коей Цербер днесь ревет.Как здесь, ты будешь там сенатор,Как здесь, почтенный литератор,Но новый лавр тебя ждет там,Где от крови земля промокла:Перикла лавр, лавр Фемистокла;Лети туда, Хвостов наш! сам.Вам с Бейроном шипела злоба,Гремела и правдива лесть.Он лорд — граф ты! Поэты оба!Се, мнится, явно сходство есть.
– Никак! Ты с верною супругой 93 Под бременем Судьбы упругойЖивешь в любви — и наконецГлубок он, но единобразен,А ты глубок, игрив и разен,И в шалостях ты впрям певец.А я, неведомый Пиита,В восторге новом воспоюВо след Пиита знаменитаПравдиву похвалу свою,Моляся кораблю бегущу,Да Бейрона он узрит кущу 94 ,И да блюдут твой мирный сон 95 Нептун, Плутон, Зевс, Цитерея,Гебея, Псиша, Крон, Астрея,Феб, Игры, Смехи, Вакх, Харон.

86

Ода его сият. гр. Дм. Ив. Хвостову. Пародия на оды самого Хвостова, Петрова, Дмитриева, направленная главным образом против архаических форм в стихах молодых поэтов — Кюхельбекера, Рылеева. В «Оде» воспроизведен литературный стиль одописцев; славянизмы наряду с просторечием, риторическая выспренность выражений, архаический словарь, авторские примечания к стихотворениям.

Намекая на оду Хвостова «На смерть Байрона», Пушкин иронически приглашает Хвостова заменить Байрона, умершего в Греции деятелем национально-освободительной борьбы греков против турецкого владычества (см. прим. к стих. «К морю»).

Кровь... резвоскачет — выражение из стихотворения Кюхельбекера «Грибоедову», только что напечатанного в «Московском телеграфе» (1825, э l): «И резвоскачущая кровь».

Пит — Вильям Питт (Младший) (1759-1806), английский государственный деятель, известный жестоким подавлением мятежа в Ирландии (1798).

Просторечие Где от крови земля промокла и рифма промокла — Фемистокла — пародия на выражение Рылеева «Давно от слез и крови взмокла // Эллада средь святой борьбы» и на его рифму «взмокла — Фемистокла» (в стихотворении «На смерть Байрона», тогда еще не напечатанном).

87

Султан — Махмуд II (1785-1839).

88

Подражание г. Петрову, знаменитому нашему лирику.

89

Слово, употребленное весьма счастливо Вильгельмом Карловичем Кюхельбекером в стихотворном его письме к г. Грибоедову.

90

Под словом клады должно разуметь правдивую ненависть нынешних Леонидов, Ахиллесов и Мильтиадов к жестоким чалмоносцам.

91

Г. Питт, знаменитый английский министр и известный противник Свободы

92

Горячка.

93

Графиня Хвостова, урожденная княжна Горчакова, достойная супруга маститого нашего Певца. Во многочисленных своих стихотворениях везде называет он ее Темирою (см. последн. замеч. в оде «Заздравный кубок»).

94

Подражание его высокопр. действ. тайн. сов. Ив. Ив. Дмитриеву, знаменитому другу гр. Хвостова

К тебе я руки простиралУже из отческия кущи,Взирая на суда бегущи

95

Здесь поэт, увлекаясь воображением, видит уже Великого нашего лирика, погруженного в сладкий сон и приближающегося к берегам благословенной Эллады. Нептун усмиряет пред ним продерзкие волны; Плутон исходит из преисподней бездны, дабы узреть того, кто ниспошлет ему в непродолжительном времени богатую жатву теней поклонников Лжепророка; Зевес улыбается ему с небес; Цитерея (Венера) осыпает цветами своего любимого певца; Геба подъемлет кубок за здравие его; Псиша, в образе Иполита Богдановича, ему завидует; Крон удерживает косу, готовую разить; Астрея предчувствует возврат своего царствования; Феб ликует; Игры, Смехи, Вакх и Харон веселою толпою следуют за судном нашего бессмертного Пииты

КОЗЛОВУ 96

Певец, когда перед тобойВо мгле сокрылся мир земной,Мгновенно твой проснулся гений,На все минувшее воззрелИ в хоре светлых привиденийОн песни дивные запел.О милый брат, какие звуки!В слезах восторга внемлю им.Небесным пением своимОн усыпил земные муки;Тебе он создал новый мир,Ты в нем и видишь, и летаешь,И вновь живешь, и обнимаешьРазбитый юности кумир.А я, коль стих единый мойТебе мгновенье дал отрады,Я не хочу другой награды -Недаром темною стезейЯ проходил пустыню мира;О нет! недаром жизнь и лираМне были вверены судьбой!

96

Козлову («Певец! когда перед тобой...»). Козлов, Иван Иванович (1779-1840), поэт, начал писать стихи лишь на сорок третьем году жизни, после того как ослеп. Печатая стихотворение, Пушкин сопровождал его (в оглавлении) подзаголовком: «По получении от него „Чернеца“» («Чернец» — поэма Козлова). Козлов благодарил Пушкина за послание восторженным письмом, в котором писал: «Не мой слабый талант, но восхищение перед вашим дарованием и искренняя привязанность, которую я к вам питаю, оправдывают первое полустишие 7-го стиха; еще раз спасибо, большое спасибо; оно тронуло меня до глубины души!» (См. Акад. изд. Собр. соч. Пушкина, т. XIII, стр. 176 и 536.)

ЖЕЛАНИЕ СЛАВЫ 97

Когда, любовию и негой упоенный,Безмолвно пред тобой коленопреклоненный,Я на тебя глядел и думал: ты моя, -Ты знаешь, милая, желал ли славы я;Ты знаешь: удален от ветреного света,Скучая суетным прозванием поэта,Устав от долгих бурь, я вовсе не внималЖужжанью дальному упреков и похвал.Могли ль меня молвы тревожить приговоры,Когда, склонив ко мне томительные взорыИ руку на главу мне тихо наложив,Шептала ты: скажи, ты любишь, ты счастлив?Другую, как меня, скажи, любить не будешь?Ты никогда, мой друг, меня не позабудешь?А я стесненное молчание хранил,Я наслаждением весь полон был, я мнил,Что нет грядущего, что грозный день разлукиНе придет никогда... И что же? Слезы, муки,Измены, клевета 98 , все на главу моюОбрушилося вдруг... Что я, где я? Стою,Как путник, молнией постигнутый в пустыне,И все передо мной затмилося! И нынеЯ новым для меня желанием томим:Желаю славы я, чтоб именем моимТвой слух был поражен всечасно, чтоб ты мноюОкружена была, чтоб громкою молвоюВсе, все вокруг тебя звучало обо мне,Чтоб, гласу верному внимая в тишине,Ты помнила мои последние моленьяВ саду, во тьме ночной, в минуту разлученья.

97

Желание славы. Стихотворение обращено к Е. К. Воронцовой.

98

Слезы, муки, измены, клевета — см. выше прим. к стих. «Коварность».

П. А. ОСИПОВОЙ 99

Быть может, уж недолго мнеВ изгнанье мирном оставаться,Вздыхать о милой старинеИ сельской музе в тишинеДушой беспечной предаваться.Но и в дали, в краю чужомЯ буду мыслию всегдашнейБродить Тригорского кругом,В лугах, у речки, над холмом,В саду под сенью лип домашней.Когда померкнет ясный день,Одна из глубины могильнойТак иногда в родную сеньЛетит тоскующая теньНа милых бросить взор умильный.

99

П. А. Осиповой («Быть может, уж недолго мне...»). Написано в связи с планами бегства за границу, которые Пушкин уже давно обдумывал.

* * *

Храни меня, мой талисман 100 ,Храни меня во дни гоненья,Во дни раскаянья, волненья:Ты в день печали был мне дан.Когда подымет океанВокруг меня валы ревучи,Когда грозою грянут тучи, -Храни меня, мой талисман.В уединеньи чуждых стран,На лоне скучного покоя,В тревоге пламенного бояХрани меня, мой талисман.Священный сладостный обман,Души волшебное светило...Оно сокрылось, изменило...Храни меня, мой талисман.Пускай же ввек сердечных ранНе растравит воспоминанье.Прощай, надежда; спи, желанье;Храни меня, мой талисман

100

«Храни меня, мой талисман...». См. выше прим. к стих. «Сожженное письмо»

АНДРЕЙ ШЕНЬЕ 101

ПОСВЯЩЕНО Н. Н. РАЕВСКОМУ.

Ainsi, triste et сарtif, mа lyre toutefois

S'eveillait...

Меж тем, как изумленный мирНа урну Байрона взирает,И хору европейских лирБлиз Данте тень его внимает,Зовет меня другая тень,Давно без песен, без рыданийС кровавой плахи в дни страданийСошедшая в могильну сень.Певцу любви, дубрав и мираНесу надгробные цветы.Звучит незнаемая лира.Пою. Мне внемлет он и ты.Подъялась вновь усталая секираИ жертву новую зовет.Певец готов; задумчивая лираВ последний раз ему поет. 102 Заутра казнь, привычный пир народу;Но лира юного певцаО чем поет? Поет она свободу:Не изменилась до конца!"Приветствую тебя, мое светило!Я славил твой небесный лик,Когда он искрою возник,Когда ты в буре восходило.Я славил твой священный гром,Когда он разметал позорную твердынюИ власти древнюю гордынюРазвеял пеплом и стыдом;Я зрел твоих сынов гражданскую отвагу,Я слышал братский их обет,Великодушную присягуИ самовластию бестрепетный ответ.Я зрел, как их могущи волныВсе ниспровергли, увлекли,И пламенный трибун предрек, восторга полный,Перерождение земли.Уже сиял твой мудрый гений,Уже в бессмертный ПантеонСвятых изгнанников входили славны тени,От пелены предрассужденийРазоблачался ветхий трон;Оковы падали. Закон,На вольность опершись, провозгласил равенство,И мы воскликнули: Блаженство!О горе! о безумный сон!Где вольность и закон? Над намиЕдиный властвует топор.Мы свергнули царей. Убийцу с палачамиИзбрали мы в цари. О ужас! о позор!Но ты, священная свобода,Богиня чистая, нет, — не виновна ты,В порывах буйной слепоты,В презренном бешенстве народа,Сокрылась ты от нас; целебный твой сосудЗавешен пеленой кровавой:Но ты придешь опять со мщением и славой, -И вновь твои враги падут;Народ, вкусивший раз твой нектар освященный,Все ищет вновь упиться им;Как будто Вакхом разъяренный,Он бродит, жаждою томим;Так — он найдет тебя. Под сению равенстваВ объятиях твоих он сладко отдохнет;Так буря мрачная минет!Но я не узрю вас, дни славы, дни блаженства:Я плахе обречен. Последние часыВлачу. Заутра казнь. Торжественной рукоюПалач мою главу подымет за власыНад равнодушною толпою.Простите, о друзья! Мой бесприютный прахНе будет почивать в саду, где провождалиМы дни беспечные в науках и в пирахИ место наших урн заране назначали.Но, други, если обо мнеСвященно вам воспоминанье,Исполните мое последнее желанье:Оплачьте, милые, мой жребий в тишине;Страшитесь возбудить слезами подозренье;В наш век, вы знаете, и слезы преступленье:О брате сожалеть не смеет ныне брат.Еще ж одна мольба: вы слушали стократСтихи, летучих дум небрежные созданья,Разнообразные, заветные преданьяВсей младости моей. Надежды, и мечты,И слезы, и любовь, друзья, сии листыВсю жизнь мою хранят. У Авеля, у Фанни 103 ,Молю, найдите их; невинной музы даниСберите. Строгий свет, надменная молваНе будут ведать их. Увы, моя главаБезвременно падет: мой недозрелый генийДля славы не свершил возвышенных творений;Я скоро весь умру. Но, тень мою любя,Храните рукопись, о други, для себя!Когда гроза пройдет, толпою суевернойСбирайтесь иногда читать мой свиток верный,И, долго слушая, скажите: это он;Вот речь его. А я, забыв могильный сон,Взойду невидимо и сяду между вами,И сам заслушаюсь, и вашими слезамиУпьюсь... и, может быть, утешен буду яЛюбовью; может быть, и Узница моя 104 ,Уныла и бледна, стихам любви внимая..."Но, песни нежные мгновенно прерывая,Младой певец поник задумчивой главой.Пора весны его с любовию, тоскойПромчалась перед ним. Красавиц томны очи,И песни, и пиры, и пламенные ночи,Все вместе ожило; и сердце понеслосьДалече... и стихов журчанье излилось:"Куда, куда завлек меня враждебный гений?Рожденный для любви, для мирных искушений,Зачем я покидал безвестной жизни тень,Свободу, и друзей, и сладостную лень?Судьба лелеяла мою златую младость;Беспечною рукой меня венчала радость,И муза чистая делила мой досуг.На шумных вечерах друзей любимый друг,Я сладко оглашал и смехом и стихамиСень, охраненную домашними богами.Когда ж, вакхической тревогой утомясьИ новым пламенем незапно воспалясь,Я утром наконец являлся к милой девеИ находил ее в смятении и гневе;Когда, с угрозами, и слезы на глазах,Мой проклиная век, утраченный в пирах,Она меня гнала, бранила и прощала:Как сладко жизнь моя лилась и утекала!Зачем от жизни сей, ленивой и простой,Я кинулся туда, где ужас роковой,Где страсти дикие, где буйные невежды,И злоба, и корысть! Куда, мои надежды,Вы завлекли меня! Что делать было мне,Мне, верному любви, стихам и тишине,На низком поприще с презренными бойцами!Мне ль было управлять строптивыми конямиИ круто напрягать бессильные бразды?И что ж оставлю я? Забытые следыБезумной ревности и дерзости ничтожной.Погибни, голос мой, и ты, о призрак ложный,Ты, слово, звук пустой...О, нет!Умолкни, ропот малодушный!Гордись и радуйся, поэт:Ты не поник главой послушнойПеред позором наших лет;Ты презрел мощного злодея;Твой светоч, грозно пламенея,Жестоким блеском озарилСовет правителей бесславных; 105 Твой бич настигнул их, казнилСих палачей самодержавных;Твой стих свистал по их главам;Ты звал на них, ты славил Немезиду;Ты пел Маратовым жрецамКинжал и деву-эвмениду!Когда святой старик от плахи отрывалВенчанную главу рукой оцепенелой,Ты смело им обоим руку дал,И перед вами трепеталАреопаг остервенелый.Гордись, гордись, певец; а ты, свирепый зверь,Моей главой играй теперь:Она в твоих когтях. Но слушай, знай, безбожный:Мой крик, мой ярый смех преследует тебя!Пей нашу кровь, живи, губя:Ты все пигмей, пигмей ничтожный.И час придет... и он уж недалек:Падешь, тиран! НегодованьеВоспрянет наконец. Отечества рыданьеРазбудит утомленный рок.Теперь иду... пора... но ты ступай за мною;Я жду тебя".Так пел восторженный поэт.И все покоилось. Лампады тихий светБледнел пред утренней зарею,И утро веяло в темницу. И поэтК решетке поднял важны взоры...Вдруг шум. Пришли, зовут. Они! Надежды нет!Звучат ключи, замки, запоры.Зовут... Постой, постой; день только, день один:И казней нет, и всем свобода,И жив великий гражданинСреди великого народа 106 .Не слышат. Шествие безмолвно. Ждет палач.Но дружба смертный путь поэта очарует 107 .Вот плаха. Он взошел. Он славу именует... 108 Плачь, муза, плачь!..

101

Андрей Шенье (1762-1794) — французский поэт, во время революции оставался в лагере умеренных и выступал в печати в защиту жирондистов, а во время процесса короля Людовика XVI — в его защиту. Это вызвало подозрение якобинского правительства, Шенье был обвинен в заговоре в пользу монархии и казнен 7 термидора (26 июля 1794 г.), за два дня до падения диктатуры Робеспьера (об отношении Пушкина к якобинцам см. в статье о стихотворениях Пушкина; т. 1).

Стихи Приветствую тебя, мое светило до Так буря мрачная минет были запрещены цензурой и заменены в печати четырьмя строками точек. После восстания декабристов они стали распространяться в рукописных копиях с неправильным заглавием «На 14 декабря» (стихотворение было написано за полгода до восстания на Сенатской площади). Стихи эти дошли до правительства, началось расследование, и Пушкину пришлось четыре раза в продолжение 1827 г., в Москве и Петербурге, давать официальные объяснения о происхождении и смысле предъявляемых ему стихов из «Андрея Шенье». Приводим объяснение самим Пушкиным этого текста (из показания 27 января 1827 г.):

"Они явно относятся к французской революции, коей А. Шенье погиб жертвою. Он говорит:

Я славил твой небесный гром,Когда он разметал позорную твердыню.Взятие Бастилии, воспетое Андреем Шенье.Я слышал братский их обет,Великодушную присягуИ самовластию бестрепетный ответ -Присяга du jeu de paume {1} и ответ Мирабо: allez dire a votre maitre etc. {2}.И пламенный трибун — и проч.Он же, Мирабо.Уже в бессмертный ПантеонСвятых изгнанников входили славны тени -Перенесение тел Вольтера и Руссо в Пантеон.Мы свергнули царей — в 1793 г.Убийцу с палачамиИзбрали мы в цари -Робеспьера и Конвент".

«Андрей Шенье» — одно из важнейших автобиографических стихотворений Пушкина, сближавшего свою судьбу гонимого тираном поэта с судьбой Андрея Шенье. Эпиграф из Андрея Шенье первоначально был эпиграфом к тетради лирических стихотворений, в которой поэт писал в ссылке.

Стихи Гордись и радуйся, поэт до Кинжал и деву-эвмениду намекают на стихотворения «Вольность»; и «Кинжал», политические эпиграммы. Стихи ...а ты, свирепый зверь до Разбудит утомленный рок были обращены, в сущности, к Александру I. Поэт писал 13 июля 1825 г. Вяземскому: «Читал ты моего А. Шенье в темнице? Суди обо мне, как иезуит — по намерению» (см. т. 9). После смерти Александра I, 4-6 декабря 1825 г., он писал Плетневу:

«Душа! я пророк, ей-богу пророк! Я Андрея Шенье велю напечатать церковными буквами во имя отца и сына etc.» (см. т. 9).

Первые три строфы — посвящение стихотворения H. H. Раевскому (младшему), о чем сам поэт писал Плетневу около 19 июля 1825 г. (см. т. 9).

1) В зале для игры в мяч (франц.). Имеется в виду клятва депутатов французского Национального собрания от третьего сословия — сопротивляться деспотизму короля.

2) Идите, скажите своему господину, и т. д. (франц.). Начало известного ответа Мирабо 23 июня 1789 г. церемониймейстеру короля на его предложение очистить «зал для игры в мяч»: «Идите, скажите своему господину, что мы находимся здесь по воле народа и что изгнать нас можно только штыками».

1) Как последний луч, как последнее веяние ветра

Оживляет вечер прекрасного дня,

Так у подножья эшафота я еще пробую свою лиру.

(См. Последние стихи Андрея Шенье) (франц.).

2) Авель, милый наперсник моих юношеских тайн (Элегия I) (франц.).

3) Фанни, одна из любовниц Андрея Шенье. См. оды, к ней обращенные (франц.).

4) См. Юная Пленница (М-ль де Куаньи) (франц.).

5) См. его ямбы.

Шенье заслужил ненависть мятежников. Он прославлял Шарлотту Корде, клеймил Колло д'Эрбуа, нападал на Робеспьера. — Известно, что король испрашивал у Конвента письмом, исполненным спокойствия и достоинства, права апеллировать к народу на вынесенный ему приговор. Это письмо, подписанное в ночь с 17 на 18 января, составлено Андреем Шенье, (А. де ла Туш) (франц.).

6) В свои последние минуты они беседовали о поэзии. Она была — для них, после дружбы, прекраснее всего на свете. Предметом их разговора и последнего восхищения был Расин. Они решили читать его стихи. Выбрали они первую сцену Андромахи.

(А. де ла Туш) (франц.).

7) все же здесь у меня кое-что было (франц.).

102

Comme un dernier rayon, comme un dernier zephyre Anime le soir d'un beau jour, Au pied de l'echafaud j'essaie encor ma lyre. (V. Les derniers vers d'Andre Chenier).

103

У Авеля, y Фанни.

Abel, doux confident des mes jeunes mysteres (El. I): один из друзей А. Ш. Fanni, l'une des maitresses d'An. Ch. Voyez les odes qui lui sont adressees.

104

И Узница моя. V. La jeune Captive (M-lle de Coigny).

105

Voyez ses iambes.

Chenier avait merite la haine des factieux. Il avait celebre Charlotte Corday, fletri Collot d'Herbois, attaque Robespierre. — On sait que le roi avait demande a l'Assemblee, par une lettre pleine de calme et de dignite, le droit d'appeler au peuple du jugement qui le condamnait. Cette lettre signee dans la nuit du 17 au 18 janvier est d'Andre Chenier.

(H. de la Touche.)

106

Он был казнен 8 термидора, т. е. накануне низвержения Робеспиерра.

107

На роковой телеге везли на казнь с Ан. Шенье и поэта Руше, его друга. Ils parlerent de poesie a leurs derniers moments: pour eux apres l'amitie c'etait la plus belle chose de la terre. Racine fut l'objet de leur entretient et de leur derniere admiration. Ils voulurent reciter ses vers. Ils choisirent la premiere scene d'Andromaque.

(H. de la Touche.)

108

На месте казни он ударил себя в голову и сказал: pourtant j'avais quelque chose la.

K РОДЗЯНКЕ

Ты обещал о романтизме 109 ,О сем парнасском афеизме,Потолковать еще со мной,Полтавских муз поведать тайны,А пишешь мне об ней одной...Нет, это ясно, милый мой,Нет, ты влюблен, Пирон Украйны!Ты прав: что может быть важнейНа свете женщины прекрасной?Улыбка, взор ее очейДороже злата и честей,Дороже славы разногласной...Поговорим опять об ней.Хвалю, мой друг, ее охоту,Поотдохнув, рожать детей,Подобных матери своей;И счастлив, кто разделит с нейСию приятную заботу:Не наведет она зевоту,Дай бог, чтоб только ГименейМеж тем продлил свою дремоту.Но не согласен я с тобой,Не одобряю я развода!Во-первых, веры долг святой,Закон и самая природа...А во-вторых, замечу я,Благопристойные мужьяДля умных жен необходимы:При них домашние друзьяИль чуть заметны, иль незримы.Поверьте, милые мои:Одно другому помогает,И солнце брака затмеваетЗвезду стыдливую любви.

109

К Родзянке («Ты обещал о романтизме...»). Родзянко, Аркадий Гаврилович (1793-1850) — поэт, член «Зеленой лампы». В ответ на переданный Пушкину поклон от Родзянки поэт послал ему 8 декабря 1824 г. письмо со стихами «Прости, украинский мудрец...» (см. Незавершенное, отрывки, наброски). На письмо Пушкина Родзянко ответил вместе с А. П. Керн лишь в мае 1825 г. шутливым письмом, полным грубоватых шуточек. На это письмо и отвечает Пушкин своим стихотворением «Ты обещал о романтизме...», написанном в духе письма Родзянки.

К***

Я помню чудное мгновенье: 110 Передо мной явилась ты,Как мимолетное виденье,Как гений чистой красоты.В томленьях грусти безнадежной,В тревогах шумной суеты,Звучал мне долго голос нежныйИ снились милые черты.Шли годы. Бурь порыв мятежныйРассеял прежние мечты,И я забыл твой голос нежный,Твои небесные черты.В глуши, во мраке заточеньяТянулись тихо дни моиБез божества, без вдохновенья,Без слез, без жизни, без любви.Душе настало пробужденье:И вот опять явилась ты,Как мимолетное виденье,Как гений чистой красоты.И сердце бьется в упоенье,И для него воскресли вновьИ божество, и вдохновенье,И жизнь, и слезы, и любовь.

110

К *** («Я помню чудное мгновенье...»). Керн, Анна Петровна (1800-1879) — племянница соседки Пушкина П. А. Осиповой. Гостила летом 1825 г. в Тригорском. В первой строфе поэт вспоминает первую встречу с ней, в 1819 г., в Петербурге, в доме Олениных. Керн писала о том, как Пушкин передал ей эти стихи в день ее отъезда из Тригорского. «Он пришел утром и на прощание принес мне экземпляр 2-й главы „Онегина“1), в неразрезанных листках, между которых я нашла вчетверо сложенный почтовый лист бумаги со стихами: „Я помню чудное мгновенье“ и проч. и проч. Когда я собиралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, он долго на меня смотрел, потом судорожно выхватил и не хотел возвращать; насилу выпросила я их опять; что у него промелькнуло тогда в голове — не знаю» («Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников», Л. 1936, стр. 326).

1) Керн ошиблась, вторая глава еще не вышла тогда. Вероятно, это была первая глава «Евгения Онегина»