Стихотворения и поэмы. Том 1

Август 1905

Ефремово

Станция

Г. А. Рачинскому

Вокзал: в огнях буфета Старик почтенных лет Над жареной котлетой Колышет эполет. С ним дама мило шутит, Обдернув свой корсаж, — Кокетливо закрутит Изящный сак-вояж. А там – сквозь кустик мелкий Бредет он большаком. [2] Мигают злые стрелки Зелененьким глазком. Отбило грудь морозом, А некуда идти — Склонись над паровозом На рельсовом пути! Никто ему не внемлет. Нигде не сыщет корм. Вон: – станция подъемлет Огни своих платформ. Выходят из столовой На волю погулять. Прильни из мглы свинцовой Им в окна продрожать! Дождливая окрестность, Секи, секи их мглой! Прилипни, неизвестность, К их окнам ночью злой! Туда, туда – далеко, Уходит полотно, Где в ночь сверкнуло око, Где пусто и темно. Один… Стоит у стрелки. Свободен переезд. Сечет кустарник мелкий Рубин летящих звезд. И он на шпалы прянул К расплавленным огням: Железный поезд грянул По хряснувшим костям — Туда, туда – далеко Уходит полотно: Там в ночь сверкнуло око, Там пусто и темно. А всё: в огнях буфета Старик почтенных лет Над жареной котлетой Колышет эполет. А всё: – среди лакеев, С сигары армянин Пуховый пепел свеяв, — Глотает гренадин. Дождливая окрестность, Секи, секи их мглой! Прилипни, неизвестность, К их окнам ночью злой!

2

Большая дорога.

1908

Серебряный Колодезь

Каторжник

Н.Н. Русову

Бежал. Распростился с конвоем. В лесу обагрилась земля. Он крался над вечным покоем, Жестокую месть утоля. Он крался, безжизненный посох Сжимая холодной рукой. Он стал на приволжских откосах — Поник над родною рекой. На камень упал бел-горючий. Закутался в серый халат. Глядел на косматые тучи. Глядел на багровый закат. В пространствах, где вспыхивал пламень, Повис сиротливый дымок. Он гладил и землю, и камень, И ржавые обручи ног. Железные обручи звоном Упали над склоном речным: Пропели над склоном зеленым — Гремели рыданьем родным. Навек распростился с Сибирью: Прости ты, родимый острог, Где годы над водною ширью В железных цепях изнемог. Где годы на каменном, голом Полу он валяться привык: Внизу – за слепым частоколом — Качался, поблескивал штык; Где годы встречал он со страхом Едва прозябающий день, И годы тяжелым размахом Он молот кидал на кремень; Где годы так странно зияла Улыбка мертвеющих уст, А буря плескала-кидала Дрожащий, безлиственный куст; Бросали бренчавшие бревна, Ругаясь, они на баржи, И берегом – берегом, ровно Влекли их, упав на гужи; Где жизнь он кидал, проклиная, Лихой, клокотавшей пурге, И едко там стужа стальная Сжигала ветрами в тайге, Одежду в клочки изрывая, Треща и плеща по кустам; — Визжа и виясь – обвивая, — Прощелкав по бритым щекам, Где до крови в холоде мглистом, Под жалобой плачущий клич, Из воздуха падая свистом, Кусал его бешеный бич, К спине прилипая и кожи Срывая сырые куски… И тучи нахмурились строже. И строже запели пески. Разбитые плечи доселе Изъел ты, свинцовый рубец. Раздвиньтесь же, хмурые ели! Погасни, вечерний багрец! Вот гнезда, как черные очи, Зияя в откосе крутом, В туман ниспадающей ночи Визгливо стрельнули стрижом. Порывисто знаменьем крестным Широкий свой лоб осенил. Промчался по кручам отвесным, Свинцовые воды вспенил. А к телу струя ледяная Прижалась колючим стеклом. Лишь глыба над ним земляная Осыпалась желтым песком. Огни показались. И долго Горели с далеких плотов; Сурово их темная Волга Дробила на гребнях валов. Там искры, провеяв устало, Взлетали, чтоб в ночь утонуть; Да горькая песнь прорыдала Там в синюю, синюю муть. Там темень протопала скоком, Да с рябью играл ветерок. И кто-то стреляющим оком Из тучи моргнул на восток. Теперь над волной молчаливо Качался он желтым лицом. Плаксивые чайки лениво Его задевали крылом.

1906–1908

Серебряный Колодезь

Вечерком

Взвизгнет, свистнет, прыснет, хряснет, Хворостом шуршит. Солнце меркнет, виснет, гаснет, Пав в семью ракит. Иссыхают в зыбь лохмотьев Сухо льющих нив Меж соломы, меж хоботьев, Меж зыбучих ив — Иссыхают избы зноем, Смотрят злым глазком В незнакомое, в немое Поле вечерком, — В небо смотрят смутным смыслом, Спины гневно гнут: Да крестьянки с коромыслом Вниз из изб идут; Да у старого амбара Старый дед сидит. Старый ветер нивой старой Исстари летит. Тенью бархатной и черной Размывает рожь, Вытрясает треском зерна; Шукнет – не поймешь: Взвизгнет, свистнет, прыснет, хряснет, Хворостом шуршит. Солнце: – меркнет, виснет, гаснет, Пав в семью ракит. Протопорщился избенок Кривобокий строй, Будто серых старушонок Полоумный рой.

1908

Ефремов

Бурьян

Г.Г. Шпету

Вчера завернул он в харчевню. Свой месячный пропил расчет. А нынче в родную деревню, Пространствами стертый, бредет. Клянет он, рыдая, свой жребий. Друзья и жена далеки. И видит, как облаки в небе Влекут ледяные клоки. Туманится в сырости – тонет Окрестностей никнущих вид. Худые былинки наклонит, Дождями простор запылит — Порыв разгулявшейся стужи В полях разорвется, как плач. Вон там: – из серебряной лужи Пьет воду взлохмаченный грач. Вон там: – его возгласам внемлет Жилец просыревших полян — Вон: – колкие руки подъемлет Обсвистанный ветром бурьян. Ликует, танцует: «Скитальцы, Ища свой приют, припадут Ко мне: мои цепкие пальцы Их кудри навек оплетут. Вонзаю им в сердце иглу я… На мертвых верхах искони. Целю я, целуя-милуя, Их раны и ночи, и дни. Здесь падают иглы лихие На рыхлый, рассыпчатый лёсс; И шелестом комья сухие Летят, рассыпаясь в откос. Здесь буду тебя я царапать, — Томить, поцелуем клонясь…» Но топчет истрепанный лапоть Упорнее жидкую грязь, Но путник, лихую сторонку Кляня, убирается прочь. Бурьян многолетний вдогонку Кидает свинцовую ночь. Задушит – затопит туманом: Стрельнул там летучей иглой… Прокурит над дальним курганом Тяжелого олова слой. Как желтые, грозные бивни, Размытые в россыпь полей, С откосов оскалились в ливни Слои вековых мергелей. Метется за ним до деревни, Ликует – танцует репье: Пропьет, прогуляет в харчевне Растертое грязью тряпье. Ждут: голод да холод – ужотко; Тюрьма да сума – впереди. Свирепая, крепкая водка, Огнем разливайся в груди!

1905–1908

Ефремов

Арестанты

В.П. Поливанову

Много, брат, перенесли На веку с тобою бурь мы. Помнишь – в город нас свезли. Под конвоем гнали в тюрьмы. Била ливнем нас гроза: И одежда перемокла. Шел ты, в даль вперив глаза, Неподвижные, как стекла. Заковали ноги нам В цепи. Вспоминали по утрам Степи. За решеткой в голубом Быстро ласточки скользили. Коротал я время сном В желтых клубах душной пыли. Ты не раз меня будил. Приносил нам сторож водки. Тихий вечер золотил Окон ржавые решетки. Как с убийцей, с босяком, С вором Распева та вечерком Хором. Здесь, на во те, мел степей Вспомним душные пaлaты, Неумолчный лязг цепей, Наши серые халаты. Не кручинься, брат, о том, Что морщины лоб изрыли. Всё забудем: отдохнем — Здесь, в волнах седой ковыли.

1901

Серебряный Колодезь

Веселье на Руси

Как несли за флягой флягу — Пили огненную влагу. Д' накачался — Я. Д' наплясался — Я. Дьякон, писарь, поп, дьячок Повалили на лужок. Эх — Людям грех! Эх – курам смех! Трепаком-паком размашисто пошли: — Трепаком, душа, ходи-валяй-вали: Трепака да на лугах, Да на межах, да во лесах — Да обрабатывай! По дороге ноги-ноженьки туды-сюды пошли, Да по дороженьке вали-вали-вали — Да притопатывай! Что там думать, что там ждать: Дунуть, плюнуть – наплевать: Наплевать да растоптать: Веселиться, пить да жрать. Гомилетика, каноника — Раздувай-дува-дувай, моя гармоника! Дьякон пляшет — – Дьякон, дьякон — Рясой машет — – Дьякон, дьякон — Что такое, дьякон, смерть? – «Что такое? То и это: Носом – в лужу, пяткой – в твердь…» …………………… Раскидалась в ветре, – пляшет — Полевая жердь — Веткой хлюпающей машет Прямо в твердь. Бирюзовою волною Нежит твердь. Над страной моей родною Встала Смерть.

1906

Серебряный Колодезь

Осинка

А. М. Ремизову

1

По полям, по кустам, По крутым горам, По лихим ветрам, По звериным тропам Спешит бобыль-сиротинка Ко святым местам — Бежит в пространство Излечиться от пьянства. Присел под осинкой Бобыль-сиротинка. «Сломи меня в корне», — Осинка лепечет листвяная — Лепечет Ветром пьяная — Над откосами В ветре виснет; Слезными росами Праздно прыснет — – «Сломи меня в корне», — Осинка лепечет. Осинка – кружев узорней — Лепечет В лес, в холод небес, В холод горний — – «Сломи меня в корне», — Осинка лепечет. Листики пламенные Мечет В провалы каменные, — Всё злей, всё упорней – «Сломи меня в корне», — Лепечет: Бормочет В сердитой сырости, Листами трескочет: «Свой посох Скорей — Багрецом перевитый, Свой посох — Скорее Сломи ты: — Твои посох В серебре Да в серебряных росах. Твой посох Тебе не изменит: — Врагов одорожных в пространство Размечет — От пьянства Излечит». Молчит сиротинка Да чинит Свой лапоть Над склоном зеленым. Согнется поклоном, — И хочет Его молодая осинка Слезами своими окапать.

2

И срезал осинку Да с ней и пошел в путь-дороженьку — По полям, по кустам. По крутым горам, По лихим ветрам, По звериным тропам Ко святым местам — Славит господа-боженьку: «Господи-боженька, Мой посох Во слезах — Во серебряных росах. Ныне, убоженький, С откосов В пустыни Воздвигаю свой посох. Господи-боженька. Ныне сим посохом Окропляю пространства: Одеваю пространства: В золотые убранства — Излечи меня от пьянства! В путь-дороженьку Уносите меня, ноженьки, — По полям, по кустам Ко святым местам».

3

Привели сиротинку кривые Ноги Под склон пологий. Привели сиротинку сухие Ветви В места лихие. – «Замолю здесь грехи я», Зашел в кабачишко — Увязали бутыль С огневицею — С прелюбезной сестрицею. Курил табачишко. Под вышкой песчаной Склонил нос багряный В пыль. Бобыль — Пьяница! У бобыля нос — Румянится! – «Ты скажи мне, былиночка, Как величают места сии?» Отвечала былиночка: «Места сии — Места лихие, Песчаные: Здесь шатаются пьяные — Места лихие Зeлeнoгo Змия». – «Замолю здесь грехи я!»

4

Плыла из оврага Вечерняя мгла; И, булькая, влага Его обожгла. Картуз на затылок надвинул, Лаптями взвевая ленивую пыль. Лицо запрокинул, К губам прижимая бутыль. Шатался детина — Шатался дорогой кривой; Вскипела равнина И взвеяла прах над его головой; Кивала кручина Полынной метлой; — Подсвистнула ей хворостина В руках багряневшей листвой: «Ты – мой, сиротина, Ты – мой!» Рванулась, Мотнулась, Помчалась в поля — Кружится, Пляшет Вокруг бобыля: «Бобыль — Пьяница: У бобыля — Нос румянится» — Кружится, Пляшет, — Руками своими Сухими, Колючими машет. На смех тучам — Шутам полевым и шутихам — Пляшет По кручам! _______ Гой еси, широкие поля! Гой еси, всея Руси поля! — Не поминайте лихом Бобыля!

1906

Дедово

Песенка Комаринская

Шел калика, шел неведомой дороженькой — Тень ползучую бросал своею ноженькой. Протянулись страны хмурью, мордовские — Нападали силы-прелести бесовские. Приключилось тут с каликою мудреное: Уж и кипнем закипала степь зеленая. Тень возговорит калике гласом велием: «Отпусти меня, калика, со веселием. Опостылело житье мне мое скромное, Я пройдусь себе повадочкою темною». Да и втапоры калику опрокидывала; Кафтанишко свой по воздуху раскидывала. Кулаками-тумаками бьет лежачего — Вырастает выше облака ходячего. Над рассейскими широкими раздольями. Как пошла кидаться в люд хрестьянский кольями. Мужикам, дьякам, попам она поповичам Из-под ног встает лихим Сморчом-Сморчовичем. А и речи ее дерзкие, бесовские: «Заведу у вас порядки не таковские; Буду водочкой опаивать-утащивать: Свое брюхо на напастях отращивать. Мужичище-кулачище я почтеннейший: Подпираюсь я дубиной здоровеннейшей!» Темным вихорем уносит подорожного Со пути его прямого да не ложного. Засигает он в кабак кривой дорожкою; Загуторит, засвистит своей гармошкою: «Ты такой-сякой комаринский дурак: Ты ходи-ходи с дороженьки в кабак. Ай люли-люли люли-люли-люли: Кабаки-то по всея Руси пошли!..» ______ А и жизнь случилась втапоры дурацкая: Только ругань непристойная, кабацкая. Кабаки огнем моргают ночкой долгою Над Сибирью, да над Доном, да над Волгою. То и свет, родимый, видеть нам прохожего — Видеть старого калику перехожего. Всё-то он гуторит, все-то сказы сказывает, Всё-то посохом, сердешный, вдаль указывает: На житье-бытье-де горькое да оховое Нападало тенью чучело гороховое.