Стихотворения и поэмы

В этой лошади, может, и есть что-то от знаменитого есенинского жеребенка, не догнавшего поезд именно в этих краях, но здесь "погудка" старой песни нова.

Задумчивая созерцательность детства вдруг оборачивается бешеным аллюром юных лет.

Пафос многих последующих стихов Кузнецова кроется в порывах юности, не загадывающей наперед, не ждущей зрелости и не завидующей ей. Готовность юности одновременно и к смерти, и к бессмертию дает ей такую степень свободы и такую полноту жизни, что ей не на что оглядываться. Она самодостаточна.

Потом зрелость окликнет ее в стихотворении "Тридцать лет" и улыбнется ей чудной улыбкой: "Не кори меня, мальчик, не сетуй".

А пока -- вперед, напролом! "Машинисту последний стакан, чтобы поезд летел, как собака!"

Известно, что ландшафт формирует характер и сознание как отдельных людей, так и целых народов. Историк Соловьев пишет: "...природа страны имеет важное значение по тому влиянию, какое оказывает она на характер народный". Тургенев нашел существенные различия и в укладе жизни, и в характере крестьян даже соседних губерний, Орловской и Калужской. Он объясняет это разной степенью залесенности губерний. Оглядчивая, размеренная жизнь русичей в небольших, замкнутых пространствах, освобожденных от девственного леса, резко контрастировала с жизнью племен южных, всегда готовых к налетам "степной саранчи" -- стремительных кочевников. Свободный горизонт размыкал душу, растил в ней удаль.

У Юрия Кузнецова, родившегося и до девятнадцати лет жившего в степях русского Юга, недаром родилась строчка: "Печаль и удаль били через край". Для него естественны и такие размашистые строки: "Просвистевшую пулю -- еще подтолкни", "Божьей дланью срывает мне шапку со лба. А! Мне шапки не жаль".

Как в сказке: какая шапка, если, пока ты это говоришь, мы уже пятьсот верст проскакали!

Можно представить себе, как повлияло на ребенка и знаменитое теперь семейное предание Кузнецовых -- о прорицании, сделанном астраханской гадалкой еще летом 1917 года. Оно предвещало невероятное.

На слово "невероятное" гадалка упирала. Рождение поэта и было это невероятное.

Я думаю, предсказание дивным светом осветило детство поэта, добавив и без того очарованной душе веры в чудесное и небывалое.

И без сомнения, помогло формированию собственной поэтической вселенной, полной фантастических, но явных по плоти и крови образов.

Когда листаешь страницы жизни поэта, кажется, что все в его судьбе неслучайно. Причинно-следственную связь человеку здесь уяснить трудно.

Судьбе было угодно вызвать его на свет накануне великой войны, показать детским глазам катастрофичность мира, отнять отца, а совсем молодым -- бросить в тектонический разлом эпохи: Юрий Кузнецов служил на Кубе в период Карибского кризиса, когда мир висел на волоске. Личная трагедия привела его к осознанию народной драмы. Этот переход сказался в стихотворении "Четыреста".

"Где мой отец?" -- спрашивает у матери ребенок-сирота. Он безгрешен, а с ним уже обошлись так чудовищно несправедливо.

Что может ответить бедная мать? "Спроси осиновый листок, что на дубу дрожит". Как в сказке: иди туда -- не знаю куда.

Но сына влечет к отцу вдохновенный порыв и энергия отчаяния, и он находит дорогу... к братской могиле, где лежат отцовские кости.

Происходит чудо: выходит тень отца, за которую цепляются еще четыреста теней. (В основу стихотворения легло реальное событие: поездка поэта в Крым, к месту гибели отца. Не без влияния поэта были потом восстановлены неизвестные раньше имена бойцов, похороненных вместе с отцом.)

Шатало сына взад-вперед, он тень свою волок. – - Далек ли путь?
– - пытал народ. Он отвечал: -- Далек.

Сын может общаться с тенью, потому что отец всегда был для него святой тенью, а вдове, земной женщине, сего не дано.

В толпе теней она не узнает родную тень.

"Россия-мать, Россия-мать, -- доныне сын твердит, -- иди хозяина встречать, он под окном стоит".

Развитие стихотворения в сказочном, фольклорном ключе воспринимается как очень уместное здесь.

Влияние русской сказки на творчество Кузнецова несомненно и плодотворно. Многие его стихи сказочны. Звук, язык, колорит -- сказочны. Сказочен дух. "Здесь русский дух! Здесь Русью пахнет!"

Выразительны речевые обороты, эпические повторы, живые диалоги -- вся та "фигуральность языка", его стихия, которой мы наслаждаемся в этом жанре.

Одно из самых известных стихотворений Юрий Кузнецова -- "Атомная сказка". Волшебным образом "обновленная" старая сказка стала глубоким обобщением отношений человека и природы в ХХ веке.

По рисунку стихотворение несложно. Оттого оно и попало (без ведома автора) в ряд учебных пособий.

Кто он, этот человек, препарирующий царевну-лягушку? Базаров, Раскольников, Маяковский? Похоже. Но это скорее все человечество, ведомое поверхностной любознательностью по краю бездны.

Юрий Кузнецов -- поэт атомного века. В его стихах есть и осязаемая всеми чувствами плоть этого века, и его призрачность.

"Разрыв-дорога", пролегшая через столетие, прошла через его сердце. Такие стихи, как "Грибы", "Змеиные травы", "Пустой орех", могли появиться только в эпоху невиданных катаклизмов и предчувствия "древней беды".

В армии Юрий Кузнецов служил связистом. Это сейчас воспринимается как символ. Он рано увидел провалы, прорехи духа, пустоты в русской истории, из которых ничто не светило, и стал, как связник-гонец, забираться все глубже в "толчею веков".

Всадник из стихотворения "Знамя с Куликова" выносит на теле изодранный в битве стяг, "чтоб поздние дети могли латать им великие дали и дыры российской земли". Одно это может искупить многое в кровавой истории Отечества и дать надежду на грядущее.

Знакомые летописные образы наполняются у Кузнецова живой, горячей кровью. Как прекрасен двойной жест, обращенный к Богу и врагу-поединщику: "Прости меня, Боже, -- сказал Пересвет, -- он брешет, собака!"

Не припомню поэта, который превращал бы в прекрасные стихи ходячие анекдоты.

Вот, например, "Сказка о Золотой Звезде". В основе -- анекдот о генерале, который поймал золотую рыбку и погорел уже на первом желании -- получить вторую Звезду Героя. Рыбка отомстила ему, пожелав, чтобы он получил награду посмертно.Здесь практически все содержание анекдота.