Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Стихотворения и поэмы
Шрифт:

Иосиф Уткин этот долг исполнил.

Анна Саакянц

СТИХОТВОРЕНИЯ

1. БОГАТЫРЬ

Тихо тянет сытый конь, Дремлет богатырь. Дуб — на палицу, а бронь — Сто пудовых гирь! Спрутом в землю — борода, Клином в небо — шлем. На мизинец — город, два, На ладошку — семь! В сумке п етля да калач, Петля для забот. Едет тихо бородач, Едет да поет: «Мне путей не писано, Мне дорог не д ано. В небе солнце высоко, Да — стяну арканом! Даром ведьма хвалится — Скверная старушка. Дуб корявый — палица, Раскрою макушку. Попищит да свалится Чертова старушка!» Тихо тянет сытый конь, Дремлет богатырь. Бледной лунью плещет бронь В шелковую ширь; Свистнул —
старый сивка вскачь,
Лоскутом хребет, В небо — стон, а бородач Скачет да поет:
«Мне путей не писано, Мне дорог не д ано. В небе солнце высоко, Да — стяну арканом! Врешь, Кащей, внапрасную, Голова упрямая, Соколицу красную Не упрячешь з аморем, А игра опасная — Тяжела рука моя!» И несется красный конь, Свищет богатырь. Алым клыком в лоскут — бронь Выгнувшую ширь. Всё туда, хоть без дорог, Тёмно ли, светло, Всё, где в каменный мешок Солнце утекло. В вёрсту — розмашь битюга, Бег сильней, сильней! Смерть — парижская Яга, Лондонский Кащей! <1923>

2. ДЕТЯМ УЛИЦЫ

Ужасом в сердце высечен Желтый поволжский год. Сколько их, сколько… тысячи! — Улицей снятых сирот. В грязном, дырявом рубище, В тине вечерней мглы — Сколько их, дня не любящих… Эй, прокричите, углы!.. Слышите крик рыдающий, — Мерьте отчаянья прыть! Нам ли, судьбу уздающим, Эту тоску забыть? В бочке, под лодкой, под срубами Будут ли вновь они? Иерихонскими трубами, Помощи голос, звени! Сталью налитые-руки К детским протянем рукам. Ужас голодной муки, Нет, позабыть не нам! В грязном, дырявом рубище, В тине вечерней мглы — Сколько их, дня не любящих… Эй, прокричите, углы!.. 1923

3. ПАРТИЗАН

На стременах он тверже, пожалуй. Ишь, как криво под валенком пол! До Саянов, Как раз от Урала, На кобыле Хромой пришел. Вот сейчас — шестьдесят отчёкал. Если нужно — Не слезет сто. Весь продрог, Отморозил щеки, Отморозил — И хоть бы што! А от пашни не больше году, И тогда никто не ждал, Он сказал отцу: «За слободу Хочь умру…» — И коня оседлал. И теперь, не моргнувши глазом, Полетит даже против скал. Он за год Уж четыре раза Перевязку в крови таскал… Вот сейчас — шестьдесят отчёкал. Если нужно — Не слезет сто. Весь продрог, Отморозил щеки, Отморозил — И хоть бы што! Хорошо б Дремануть немножко! Хорошо б Курнуть с пути! И двойную собачью ножку Закосневшей рукой скрутил. _____ На пороге помощник гаркнул: «В штаб. Живее! Помер! Н-ну?!» Торопливо замял цигарку, Неуклюже повернул. На стременах он тверже, пожалуй. Ишь, как криво под валенком пол! Вкось до штаба — Не больше квартала, Он же черт ее сколько брел… _____ Командир проскрипел: «В „Кольках“ В потребилке — пороховик. Понимаешь?» Смолчал. Только Вскинул пару бровей на миг. «Чтобы завтра же, Нужно скоро… А теперь, брат, давай — пожму…» И, бледнея, левой — на ворот Нацепил Ильича ему… _____ Петухи до зари кричали, А потом замолчали вдруг. В эту ночь мужики слыхали Взрыв на семьдесят верст вокруг… Он остался. Попал с размаху (Ночь запутала) — На патруль. Говорят, что его папаху Искромсало шестнадцать пуль. 1923

4. ПИСЬМО

…Я тебя не ждала сегодня И старалась забыть любя. Но пришел бородатый водник И сказал, что знает тебя. Он такой же, как ты, лохматый, И такие же брюки-клеш! Рассказал, что ты был под Кронштадтом. Жив… Но больше домой не придешь… Он умолк. И мы слушали оба, Как над крышей шумит метель. Мне тогда показалась гробом Колькина колыбель… Я его поняла с полслова, Гоша, Милый!.. Молю… Приезжай… Я тебя и такого… И безногого… Я люблю! 1923

5. СЧЕТ

Брату

1
Очень ласково цепкой лапой Приласкал нас Британский Лев. Много будут и долго плакать Наши матери нараспев. Лондон. Лордам, Обеим палатам Счет — мой стих. За моего убитого брата И еще миллионы таких. Сознаюсь — довольно долго Головами не торговал. Но считаю — Не меньше, чем доллар,— Каждая Голова. Ну,
не их, не британцев, и петь ли,
Не о них ли, сиротка мой? Очень ловко — английские петли Крутит добрый поручик Джой…
2
Счет второй… Только как мы положим? Я на счетах прикинуть хотел. Нет, не Крым! А Поволжье С трехмилльонной армией тел… Да, ужасно горды англичане, Даже к голоду гордость есть. А ведь крошечным Клашам, Таням Было по пять, по шесть. В каждой хате (Да, в каждой хате!) Мне печальный скрипит напев. Я боюсь, что волос не хватит У тебя, Британский Лев. Много, много чужим и близким Ваш приезд, чужеземцы, принес. У моей знакомой курсистки Провалился недавно нос.
3
Я к великим британским сагибам, Как индус, умиленьем прожжен. О, какое большое спасибо Можно просто сказать — ножом! Но всегда, Хоть и злоба точит, Хоть и плещется мыслями желчь, Помню я, Помним мы — Не рабочий Приходил наши села жечь. Нам обоим Восток зажженный Неиспытанно души жжет. И мы оба — с портовым Джоном Исторический пишем счет. И когда нам столетия свистнут (Это время вот-вот!), Мы предъявим министрам Из наганов Свинцовый счет. <1924>

6. 21 ЯНВАРЯ 1924 ГОДА

Каждый спину и душу сгорбил, И никто не хотел постичь. Из Кремля прилетели скорби: «Двадцать первого… умер… Ильич!» И, как будто бы в сердце ранен, Содрогайся до основ, Зарыдал хор рабочих окраин, Надрывая глотки гудков. И пошли с похоронным стоном, И от стонов кривился рот. Но читал я на красных знаменах, Что Ильич никогда не умрет. Но видал я, как стены дрожали, Услыхавши клятвенный клич. И, я знаю, в Колонном зале Эту клятву слыхал Ильич; Ну, так работу скорь, Крепче клинок меча! Мы на железо — скорбь, Мы на борьбу — печаль. Шире разлет плеча: — Нет Ильича! Конец января — начало февраля 1924

7. РАССКАЗ СОЛДАТА

Я люблю пережитые были В зимний вечер близким рассказать… Далеко, в заснеженной Сибири, И меня ждала старуха мать. И ходила часто до порогу  (Это знаю только я один) Посмотреть на белую дорогу, Не идет ли к ней бродяга-сын. Только я другой был думой занят. По тайге дорога шла моя. И пришли к ней как-то партизаны И сказали, Что повешен я. Вскипятила крепкий чай покорно, Хоть и чаю пить никто не смог, И потом надела черный Старый бабушкин платок. А под утро, валенки надвинув, В час, когда желтеет мгла, К офицерскому ушла овину — И овин, должно быть, подожгла. Отпевать ее не стала церковь. Поп сказал: «Ей не бывать в раю». Шомполами в штабе офицерском Запороли мать мою!.. Вот когда война пройдет маленько И действительную отслужу, Я в Сибирь, В родную деревеньку, Непременно к матери схожу. 1924

8. РАССТРЕЛ

И просто так — Без дальних слов — Как будто был и н ебыл… За частоколами штыков Так тяжело смотреть на небо… И не борись… И не зови… И жизнь была не сладкой… Как в лихорадке — грузовик, И я — как в лихорадке. Для волка сердце — ничего. А много ли зверюге надо? И с полушубка моего Солдат весь путь Не сводит взгляда. Могу и душу подарить — Вон там за следующей горкой… ………………………………………. «Товарищ, дай-ка закурить…» — «Последняя махорка…» Колдобный дуб на что велик, А в бурелом — соломке ровня. Как аллигатор, грузовик Улегся у каменоломни. И офицер спросил: «Готов?» Я сосчитал штыки невольно. Зачем им дюжина штыков? И одного вполне довольно… Потухли, ухнув, фонари!.. Жара… Во рту прогоркло.  «Т-т-т-оварищ… дай-ка закурить». — «Подохнешь без махорки…» 1924

9. НАЛЕТ

До курных хат — недалеко, И кони ладно пропотели. Буран косматым кулаком Мотал и ёжил ели. И брал на грудь буранный гул Сосняк глухой и древний. И псом испуганным в снегу Корежилась деревня. Полковник вырос над лукой: «Закладывай патроны!» И каждый скованной рукой Тугой курок потрогал. И застонал оконный звон! Обезумевший вдрызг, Всю ночь казачий конный взвод Дырявил шкуры изб. И никогда, как в тот восход, Под розовевшим небом У проруби багровый лед Таким багровым не был… Нагайка кинула коня. Буран — опять напевней… На дыбе дымного огня Шаталася деревня… 1924
Поделиться с друзьями: