Стихотворения и поэмы

‹1908›

ПЛОТОВЩИКИ

Торбы за плечами, Вдавленные груди, — Вот на сплав толпами Двигаются люди. Необуты ноги, Лицо загорело, Рубищем убогим Чуть прикрыто тело. Сзади чуть ступает, Хлеб везет кобылка, — Злобно понукает, Бедную, Кирилка… Солнце жжет жестоко, Лист не колыхнется, По спине широкой Пот ручьями льется. Серебром сверкает Неман, как зеркальный. Долго не стихает Шум и говор дальний. Слышна перебранка, Слышен голос бодрый: «На барбару, Янка! Бери гартоль, Петра! [2] Опускай шырыгу, Прысом двигай влево! Попроворней! Мигом! Не зевать там, эй, вы!» Кормовой без толку Толстый руль толкает. Головной Миколка Бедняка ругает. Ломит плот дугою, Вот на берег сбросит, Быстрою волною, Точно змея, носит. На мели застряли. Крик, сердитый голос. Порты поскидали, Все в воде по пояс. Бомы ухватили: [3] «Рразом, хлопцы, рразом! Ну же, что есть силы! Ну, еще наляжем!» А на самой зорьке Ветер расшумится, — Плотовщик в каморке Спать без сил ложится. Плотовщик в походах Знает стужу, холод, Знает он невзгоды, Знает он и голод. Что ж? Нужда погонит — Силы зря и тратишь; Кости только ломит, Как простуду схватишь. Эх ты, доля, доля! Голод да забота! Не своя тут воля, Не своя охота.

2

Гартоль — деревянный толстый кол, привязанный к веревке. Исполняет роль якоря.

3

Бомы — толстые шесты, которыми поднимают и переворачивают колоды.

‹1908›

НАШЕ СЕЛО

Средь пригорков над рекою Приютилось сиротою Наше бедное село; Стрехи старые замшели, Хаты сгорбились, осели, Будто в землю все вросло. Сбились в кучи, как в испуге, Наши жалкие лачуги, Тряпкой заткнуто окно. Школа наша развалилась, — Подточила стены сырость, И забор подгнил давно. Как старушка с грустным взглядом, Вербочки кривые рядом Одинокие стоят. Неман корни омывает, Ветер веточки качает, Листья жалобно шумят. На пригорке в отдаленье — Пустошь, холмики, каменья: Смерти горестной приют. В черных ямах, под крестами Перемытые слезами, Кости родичей гниют. Плачут ветры над могилой, С песней скорбной и унылой Уносясь на крыльях вдаль. Как припомнишь угол родный, Край заброшенный, голодный, — Сердце защемит печаль.

‹1908›

* * *

Мы молчали, как немые, Мы вздыхали что ни час, Грызли думы нас лихие, Слезы падали из глаз. Мы брели во мгле ненастья, Среди муки, среди яла; Злой туман глаза нам застил, Тень от туч на нас легла. Боль обид мы с детства знали, Тот бранил нас, этот сек, Гордость нашу в грязь втоптали, В нас заплеван человек. Пусть же свет науки новой Словно солнце заблестит, Пусть родным, свободным словом Наш народ заговорит.

‹1908›

ПОД НАПЕВ ВЕТРА

Ветер дует, плачет горестно, В печь со свистом забивается, До сих пор мне это пение Наяву припоминается. Помню: хата обветшалая, А кругом леса дремучие, Крыши ветками касается Ива старая, плакучая. Полночь зимняя, холодная, Ветер злой не унимается, А по лесу грозный гул идет, Трубным звуком разбегается. И в печи все ветер песенки Знай выводит тонким голосом И по крыше снегом шоркает, Словно жита спелым колосом. То несмело в двери стукнется, Будто нищий в хату просится, То закружится под окнами, Горький плач его доносится. И притихнет на минуточку, Видно, силы набирается. Ноет сердце, разрывается, Песне ветра отзывается. Помню, помню свою хату я, Обветшалую, далекую, А как вспомню, обоймет печаль Мою душу одинокую.

‹1908›

* * *

Шум затих по коридорам, Люди приумолкли. На замок закрыты крепко Тесные каморки. Замер звон цепей железный, Замер звон унылый… Смотрит злобно, смотрит дико Этот дом постылый. Люди спят. На грязных нарах — Тел нагроможденье. Мучат бедных арестантов Тяжкие виденья. Сон тревожный, воздух спертый Не дают покоя… Эх, напрасно пропадает Время молодое! Лампа светит и не светит… Грустно и обидно. Сквозь решетку глянешь в темень — Ничего не видно. Только видно: чуть заметный Огонек мигает. Только слышно: вольный ветер Песню запевает.

‹2 декабря 1908 г›

НА 3АИМКЕ

Глухомань, ночь, снега, Бор столетний шумит. Тихий дом лесника Одиноко стоит. Волчьим оком окно В тьме полночной блестит. Дети спят уж давно, Мать за прялкой сидит. Сучит нитку она, Все кудельку прядет. Глушь, леса, тишина, В дверь метелица бьет. Воет ветер, как зверь, Стонет вяз над стрехой; Жутко в чаще теперь, Только в доме — покой. Но привыкла она До полночи сидеть И сквозь стекла окна Ночке в очи глядеть. А в трубе-то опять Ветер песню завел, Начал биться, стонать, Сбросил вьюшки на пол. «Мама, страшно мне тут, Я боюся один; Чертенята ползут Из-под старых овчин», — Младший сын Василек Маму кличет к себе. «Бог с тобою, сынок, То приснилось тебе! Чудачок, никого Нет в овчинах, молчи! Я сынка моего Охраняю в ночи». «Мама, сядь на постель. Слышишь? Чей это плач?» «То, мой мальчик, метель Мчится по лесу вскачь». «Мама, баба-яга Бьет по крыше метлой…» «Это, детка, снега, Это ветер шальной». «А что нужно ему? Отчего он не спит? Он зачем, почему В наши двери стучит?» «Ой ты, баловень мой! Ты, я вижу, храбрец! Не тревожься, родной, Засыпай наконец! Ветер добрый, сынок». «Он живой или как?» «Спи, усни, голубок! Это — вздох, это — мрак». «Что он делает?» — «Кто?» «Вздох тот самый, скажи!» «Да неведомо что Ты болтаешь! Лежи…» Василек вдруг притих, Ветер в чаще крепчал, На руках ледяных Ветер сосны качал; Ветер выл, словно зверь, В непроглядную тьму. «Где мой тятя теперь, Нет его почему? Ночь, мороз; он один, В чаще рыщет зверье…» «Тятя храбрый, мой сын, Да к тому же ружье На ремне за плечом, А на поясе — нож, И ему нипочем Страха мелкая дрожь; Ходит он по лесам, Не боясь ничего. Плохо будет волкам, Если тронут его!» «Мама, слышал я сам, На селе говорят, Будто дарят слепцам Вместо хлеба — ребят». «Ты не верь! Ох, беда! Эту басню сплели, Чтоб послушно всегда Себя дети вели». За окном — ветра шум. «Спи, я песню спою…» Детский маленький ум Думал думу свою. Лампа тускло горит, В доме — сон, тишина. Все шумит да гудит Старый бор у окна.

‹13 октября 1909 г.›

ПРИ3ЫВ

Где скрылись вы, хлопцы? Вас нету и нету, Развеял вас ветер по белому свету. По всем уголкам вы молчком расползлися, От дум своих прежних давно отреклися, Забыли вы песню про вольную волю И битву за счастье, за лучшую долю. Растаяла песня, бесследно пропала, — Знать, хлебная корка язык ваш связала. Знать, низко пригнули вас первые бури, Знать, смелость и стойкость не в вашей натуре. Ярмо вековое, что вы осудили, Вы снова покорно на плечи взвалили! Где скрылись вы, хлопцы? Где ваши дороги? И вечный покой вам пою я в остроге.

‹19 октября 1909 г.›

* * *

Я помню, был и я богатый, В довольстве жизнь текла моя, Не обходили моей хаты Мои товарищи, друзья. И не чуралися девчата, Цветы, венки дарили мне, Я был счастливый и богатый, Но это было все… во сне.

‹19 декабря 1909 г.›

МУЖИК

Я — мужик, бедняк постылый, И меня «жалеет» всяк: Кровь сосет и тянет жилы, Надрывает мои силы, Прижимает так и сяк. Я — мужик. В неволе лютой На мякине вырос я: От ботвы — живот раздутый, Ноги в лапотки обуты, Рвань — одежда вся моя. Я — мужик, я — сын заботы, Не доем и недосплю. Надрываюсь над работой, День стараюсь за два злотых, Издевательства терплю. Я — мужик, не слышу звона, Все же ест меня червяк: А не врет ли поп с амвона, Что царю бог дал корону? Ой, не может быть, — не так! Я — мужик, но ум имею — Будет время и мое. Я молчу, кричать не смею, Но когда-нибудь сумею Крикнуть: «Хлопцы, за ружье!»

‹1909›

РОДНЫЕ ПЕСНИ

Жалобу приносит Неман, На волне качая, Всюду бедность, всюду темень, Беларусь родная! Села сбились в кучу тесно, Под застрехой — плесень. Слышит темный лес окрестный Отзвук скорбных песен. Крест подгнивший — знак печали — Здесь и там чернеет. И тоска, что полнит дали, Мне на душу веет. Вся-то горем ты повита, Сторона родная! И тот ветер, что сердито Ломит ветви гая, И те песни, что на поле Жнеи запевают, И те думы, что до боли Сердце мне сжимают. Не оставлю без ответа Я такого горя, Сердце, жалостью согрето, Песне грусти вторит. Пусть же плачем в этих далях Песня разольется, Чтобы все на свете знали, Как нам здесь живется.

‹1909›

МАТЬ

Неприветливо в окошко Смотрит ночь глухая. Тихо в хате. Все семейство Смолкло, отдыхая. Только мать сидит за пряжей, Хоть и ноют плечи. Старая не спит. Согнулась, Примостясь у печи. И прядет, прядет кудельку, Не переставая, По стене за веретенцем Тень бежит густая. Перед ней горит лучина, Искрами стреляя. За окошком плачут вербы И метель гуляет. Зябнут вербы на морозе, Ветер колобродит, Забивая снегом двери, Хороводы водит. Вьется пить воспоминаний И картин угрюмых, Вторит вой седой метели Материнским думам. И встает перед глазами Дней былых обличье: Даль промчавшегося детства И лета девичьи. Солнце промелькнувших весен, Дни ненастий частых — Все, что жизнь преподносила, Где-то спрятав счастье. Все припомнилось старушке, Горько бедной стало — Набок голову склонила, Пряжу оборвала. С болью вспомнила о муже: Рано смерть скосила. Малых деток он покинул — Без поры могила. Жил он тяжко! Жил мечтою: Дни придут когда-то, Купит он клочок землицы И поставит хату… Ведь так горек хлеб батрацкий, Труд на панском поле… Только бился он напрасно: Умер в злой неволе. Гаснет дымная лучина, В хате потемнело. Петухи пропели. Полночь. Мать сидит за делом. Тянет нитку, веретенце Торопливо вертит, Словно нищий запоздалый, В дверь стучится ветер. Подгоняет думка думку Нудной вереницей, Выплывает, уплывает… Женщине не спится. Тяжело она вздохнула: О сынке гадает, Что в остроге, под замками Кару отбывает. И за что?… В толк взять не может Бедная старушка… Ну какой закон мудреный Сын ее нарушил? Ветер воет за углами, По полям бродяжит. А за думой ткутся думы, Словно нити пряжи. Зябнут вербы на морозе, Лес шумит тревожно. Думка думку выкликает, Мать заснуть не может.