Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Три голоса
Жуки гудели в воздухе, и вечер, Густея, мглою степи заволок. Примчался раненный в ущелье ветер И на кургане, как казак, прилег. А ты впивал кукушки зов щемящий, Украинских и русских песен строй И голос ливня, весело гремящий, Навек залюбовавшись их игрой. И песни те и вещий голос птицы, Как звон и грохот тронувшихся льдов, Подхватывал ты огненной страницей Пылавших вдохновением годов. И русских песен родники-глубины С родными голосами ты сплетал, России голос, голос Украины Навек с судьбой грузина сочетал, Дабы одной бессмертной вспыхнуть песней — Чтоб радугой трехцветной жили в ней И хоры дальних звезд в небесной бездне, И след скитаний горьких юных дней. Поистине постиг ты жизни недра И в книге мудрой крылья развернул, В ней с вешним трепетом степного ветра Ты сочетал обвалов горных гул. Три голоса зажег ты тростниковым Своим пером и вместе их связал. О братстве трех народов тихим словом, О дружбе их впервые ты сказал. Давид Гурамишвили ищет напевы и лад песни
Я звал тебя, — пропел полночный петел, И голос твой из книги мне ответил. Ты птицеловом звуков прожил в мире. В тысячеустый песенный обвал, В цветущий буйно сад своих шаири Ты горести отчизны врифмовал. Без счета звуков, сокровенных, полных, — Жужжат ли ульи, ветви ль шелестят. Ликует каждый голос, как подсолнух, В густой листве зозуленьки грустят. И свиста соловьиного услада Гремит над купой каждого стиха. Творец откроет утром двери сада, Едва услышит песню пастуха. И соловьиным щелканьем и звоном Сияет ночь, как тысячей зарниц. Одним лишь не позволено воронам Наполнить криком светлый сад страниц. А сам поэт скорбит. Он каждый листик Здесь милосердной оросит слезой. Родства он ищет в плеске, звоне, свисте, Грузинский стих кладет на лад чужой. Он одинок, а для души — безводье, Коль у поэта слушателя нет. Витают голоса, звучат в природе — Для жизни нужен каждому ответ. О, как он жаждет встретиться с собратом — В сад
повести, на ток его позвать, Чтоб мысль грузина с родственным ей ладом Великой песни русской сочетать. И девушка из Зубовки протянет Ему дорогой сорванный цветок. Курганы туча низкая туманит, На Каспий тянет свежий ветерок. Но беды Картли в стих неудержимо Врываются, чтоб ведал их народ… Душа Сковороды проходит мимо И славу миру светлому поет. Как свечи, голоса горят высоко — Свечам подобны, цвету миндаля. И богоматери лазурный локон, Звеня в душе, струится на поля. И так ты сам врифмован в Украину, Как крыльев шум в стоустый шум лесов, Где, сокровенных чувств открыв глубины, Поют, как пчелы, сонмы голосов. Возвращение на родину
Сына лучше нет, чем юный — Тот, что мной усыновлен. Я десницею сыновней От врагов оборонен. Породил его я словом — И певцом да будет он, Лишь бы для меня не стала Песня звоном похорон. Бренный мир тебя состарил, Сделал яблоней безлистой, Без плода твой ствол оставил Вплоть до смерти ненавистной. И усыновил ты книгу, Назвал книгу сиротою, Скорбью наделил великой, В душу не внедрил покоя. Крылья, как орел небесный, Над тетрадью простирая, Сердцем выкормил ты песню, Колыбель страниц качая. Книга пела, расцветала — Хоть один ее ты слушал, — Водопадом клокотала, Обжигала стоном душу. Подымалась над бескрайной, Над глухой годиной горя, Облекалась вещей тайной, Рдела радугой в просторе. Но один ты песню слушал, С ней просиживая ночи, Не было удела глуше, Беспросветнее и жестче. Старился ты… Так друг другу Вы в ночах надоедали, Далека дорога друга, Бодрствовали вы и ждали, Но птенца ты не покинул, Дал созреть под отчей сенью — И послал в отчизну сына, Чтоб делил ее мученья. Вырастил на Украине И, в слезах, дорогой звездной В Грузию направил сына. Сын — твой сокол светоносный. Горькие твои скитанья В снеговой степи пустынной, Смертные твои метанья Мы прочли на крыльях сына. Если б сына — человека — Ты оставил, разве б смог он Перенесть над бездной века Повесть об отце далеком? Духом сына окрылил ты, Не пропал птенец на свете: Долетел он — ран целитель — В Грузию через столетье.
Поделиться с друзьями: