Стихотворения и поэмы

Я летал над Барабой

^[335]

С Николаем Мартыновичем Иеске.

Это был отчаянный пилот.

Но однажды

Наш ветхий самолет

Оказался не в силах оторваться

От снегов Барабинских болот:

Вязли лыжи,

Липли к снежной жиже —

Дело было по весне.

Иеске

Бортмеханику и мне

Крикнул:

"Помогите, бога ради,

Раскачаться сатане —

Подтолкните его сзади!"

Соскочили мы, ворча,

Два юнца, два силача,

И толкнули мы с разбегу

"Юнкере", будто бы телегу.

И потом уж на лету —

В воздухе наполовину,

Набирая высоту

Сквозь воздушную лавину,—

Завалился я в кабину.

А как забрался на свое место бортмеханик,

Окутанный какими-то собачьими мехами,

Я даже и не помню, но и он ухитрился.

И летели два часа почти.

Не было мне и двадцати,—

Даже и не простудился.

Прилетев,

Мы пили ром, коньяк,

И сердилась летчика супруга:

"Николай Мартынович — маньяк.

Все вы трое стоите друг друга!"

1969

От жажды к песням^{395}Через вечерние летел я зори,

Навстречу мне плыла Речь Посполита

^[336]

,

И за кольцо держался я в соборе

Святого Витта

^[337]

.

Я задержался на день в Златой Праге,

Хорошие там повстречались парни,—

Мы толковали о всеобщем благе

В ночной винарне.

На следующий вечер в Риме

В траттории

^[338]

какой-то старомодной

Мы пили солидарности во имя

Международной.

И помню, через мост над Рубиконом

Автомашинные летели тени,

Чтоб я в глаза мадоннам благосклонным

Взглянул в Равенне

^[339]

.

Читал я надписи на древних плитах,

И не в Париже ли взглянул я прямо

В глаза, от древней копоти отмытых,

Химер Нотр-Дама…

^[340]

А над Дунаем с круч паннонской Буды

^[341]

Мне мудрый Юлиуш рукой тяжелой

Вдаль через Русь указывал: оттуда

Пришли монголы!

О, собеседники везде, повсюду!

И если помнюсь этим добрым людям,

Так уж о них я вовсе не забуду,

И живы будем!

А если даже и умрем однажды,

То, умерев, мы всё равно воскреснем

От жажды

К песням!

1969

Пегас^{396}

Пегас

Когда-то был

Величиною с пса,

Как предки всех других

Прекрасных лошадей.

Еще не возносил он ввысь под небеса

Уже ликующих и плачущих людей,

Еще копытцами о камень он не бил,

Чтоб опьяняющий забушевал поток

^[342]

,—

Но всё ж он и тогда

Почти крылатым был,

И цвет свой набирал

Поэзии цветок.

1969

"И спросил я у кукушки…"^{397}

И спросил я у кукушки,

Сколько лет мне жить осталось.

И сначала показалось,

Что кукушка отмолчалась,

Но потом закуковала

В утешенье простаку

Добродушная кукушка

Бесконечное ку-ку.

1969

Ревность^{398}

Когда

Брожу с тобой в лесу я,

Меня он еле замечает,—

Его я не интересую,

А вот в тебе души не чает,

Тебя он похищает, прячет,

И знаю я, что это значит,

Чего он хочет, этот лес твой.

"Ау, ау!" — кричу всё чаще.

А ты откуда-то из чащи

Кричишь в ответ:

"Не сумасшествуй!"