Стихотворения. Книга стихов

«Всё круче тропа — предстало...»

Всё круче тропа — предстало То время, что я ждала. И горлу воздуха мало, Но боль высоты — светла. Хрустит ледяная плёнка, Вмерзающая в весну, И сердце чёрным козлёнком Взлетает на крутизну. А дальше — кремнём и серой, И всё невесомей шаг, Но здесь высочайшей мерой Отмерится мне душа. И если дойду — над твердью Увижу мосты лучей, А нет — казни меня смертью, Моя голубая честь! О, сколько нас есть и было На этом горнем пути! Лишь эхо — школьник-зубрила Заучит: — Пора! Лети! 1982 тюрьма КГБ, Киев

«Кому мечта по всем счетам оплатит...»

Кому мечта по всем счетам оплатит, Кому позолотит пустой орех... А мне скулит про бархатное платье, Вишнёвое и пышное, как грех. О, недоступное! Не нашей жизни! И негде взять, и некуда надеть... Но как мне хочется! Резонной укоризне Наперекор — там, в самой тесноте Сердечных закутков — цветёт отрава Тяжёлых складок, тёмного шитья... Ребяческое попранное право На красоту! Не хлеба, не жилья — Но королевских небелёных кружев, Витых колец, лукавых лент — ан нет! Мой день, как ослик, взнуздан и нагружен, А ночь пустынна, как тюремный свет. Но я в душе — что делать! Виновата! — Всё шью его, и тысячный стежок Кладу в уме, застёгивая ватник И меряя кирзовый сапожок. 1982 тюрьма КГБ, Киев

«Круто сыплются звёзды...»

Круто сыплются звёзды, и холод в небесных селеньях. Этот месяц на взмахе — держись, не ослабя руки! Закрываешь глаза — и за гранью усталого зренья Конькобежец, как циркуль, размеренно чертит круги. В черно-белой гравюре зимы исчезают оттенки, Громыхает глаголом суровое нищенство фраз. Пять шагов до окна и четыре от стенки до стенки, Да нелепо моргает в железо оправленный глаз. Монотонная хитрость допроса волочится мимо, Молодой конвоир по-солдатски бесхитростно груб... О, какое спокойствие — молча брести через зиму, Даже «нет» не спуская с обмётанных треснувших губ! Снежный маятник стёрся: какая по счёту неделя? Лишь темнее глаза над строкою да лоб горячей. Через жар и озноб — я дойду, я дойду до апреля! Я уже на дороге. И Божья рука на плече. 1982 тюрьма КГБ, Киев

«А вот зима! Кому прохлады?..»

А вот зима! Кому прохлады? Хрустит заснеженный лоток... Не застуди зубов! Халатом Крахмальным, святостью и мятой — У самых губ! У самых ног! Лови! Топчи! Всё так нелепо, Так запрокинуто, смеясь, Как будто сыплют белым хлебом — По крошке — ангелы на нас. Всем узникам на свете хватит! Щедрейшей пайкой — пышный слой: Всем ребятишкам — сладкой ватой, Всем убиенным — за оградой Пресветлым пухом; Мне — весной. 1982 тюрьма КГБ, Киев

ПОСЛЕДНИЙ ДРАКОН

Плохо мне, плохо. Старый я, старый. Чешется лес, соскребает листья. Заснёшь ненароком — опять кошмары. Проснёшься — темень да шорох лисий. Утро. Грибы подымают шляпы. Бог мой драконий, большой и добрый! Я так устал: затекают лапы И сердце бьётся в худые рёбра. Да, я ещё выдыхаю пламя, Но это трудно. И кашель душит. В какой пустыне метёт крылами Ангел, берущий драконьи души? Мне кажется, просто меня забыли, Когда считали — все ли на месте. А я, как прежде, свистнуть не в силе, Чтоб дохли звёзды и падал месяц. Возьми меня, сделай такое благо! В холодном небе жадные птицы. Последний рыцарь давно оплакан И не приедет со мной сразиться. Я знаю: должен — конный ли, пеший — Придти, убить и не взять награды... Но я ль виноват, что рыцарей меньше Ты сотворил, чем нашего брата? Все полегли, а мне не хватило. Стыдно сказать, до чего я дожил! В последний рёв собираю силы: За что я оставлен без боя, Боже? 1982 тюрьма КГБ, Киев

«Государь-император играет в солдатики — браво!..»

Государь-император играет в солдатики — браво! У коней по-драконьи колышется пар из ноздрей... Как мне в сердце вкипела твоя оловянная слава, Окаянная родина вечных моих декабрей! Господа офицеры в каре индевеют — отменно! А под следствием будут рыдать и валяться в ногах, Назовут имена... Ты простишь им двойную измену, Но замучишь их женщин в своих негашёных снегах. Господа нигилисты свергают святыню... недурно! Им не нужны златые кумиры — возьмут серебром. Ты им дашь в феврале поиграть с избирательной урной И за это научишь слова вырубать топором. И сегодня, и завтра — всё то же, меняя обличья, — Лишь бы к горлу поближе! — и медленно пить голоса, А потом отвалиться в своём вурдалачьем величье Да иудино дерево молча растить по лесам. 1982 тюрьма КГБ, Киев

«Морозом пахнет от коня...»

Морозом пахнет от коня, Заряжено ружьё, И не размокшая стерня, А звонкий путь ведёт меня — Скорей, скорей, — поёт. Ещё не езжена тропа. Как тихо дышит лес! Под ясным снегом сладко спать, Но нас выводит убивать Небесный знак — Стрелец. Горя предутренним костром, Его глаза светлы... Мой хлоп играет топором, И самородным серебром Я зарядил стволы. Мой зверь залёг, и нет следов, И стынут стремена. Но сердце чует дымный зов: Моя охота, как любовь, Смертельна и хмельна. Глаза в глаза — мы встанем с ним На свежий холст зимы, И кровь прольётся под одним: Моя — лазурь, его — кармин... Друг друга стоим мы! Я спешусь у твоих ворот И шкуру в дом внесу. А хочешь — пусть наоборот, И мой медведь меня убьёт В серебряном лесу. Легко дышать и сладко жить, Но лес уже притих, И пар над логовом дрожит. Ты обещала ворожить — Кому из нас двоих? 1982 тюрьма КГБ, Киев

«Солнце в голову — круче вин!..»

Солнце в голову — круче вин! Сотый шаг — да ещё один. Комарино звенит висок. Кто-то рядом — лицом в песок. Проходи, не смотри туда: Он уже навсегда. Завтра солнце сожжёт мундир, Ветер сдует клочки седин. Помни-помни, незваный гость: Здесь одна униформа — кость, Здесь одно угощенье — смерть, Да сыпучая злая твердь. И зачем через столько лет По зыбям Александров след — Перестеливать? Может, криво лёг? Посмотри: песок и песок Льётся, марево разогрев! Пусть бы рылся британский лев В сей песочнице — хоть века! Но измученная рука Всё цепляется за лафет — Горячо? Отпусти — в скелет Побелеешь за пару дней! Гренадеры — хвосты коней Намотали на кулаки. Шагом-шагом через пески, Через дюны, через валы — Императорские орлы! Плещет знамени рваный край. Девятнадцатый день — И в рай! — Обещают, что скоро Нил. — Врут, наверное. Был да сплыл. — Был мираж, да и тот усох. Ох, упасть бы, да не в песок — В снег! Чтоб горлом — по белизне! Император! Веди на снег, В волчьи зубы! На холода! Только — смилуйся — не сюда! Злится-злится огненный бог. Фляжка дразнит: а вдруг глоток — Да остался? Стерва, не ври! Я-то помню: их было три. Я с Деноном два разделил, А последний тайком допил Нынче утром. Нутро палит — Мало солнца — ещё и стыд! ...Красный вечер. Хрипят отбой. Неужели ещё живой? Падай-падай, где горн застал, Как под пулями — наповал — Под несметной атакой звёзд! Я б во Францию их привёз — Сколько мог бы набрать в мешок. Ах как было бы хорошо: Пухлой вдовушке за постой — Нету денег — плачу звездой! И портному, и скрипачу, И девчонок озолочу! А для уличных сорванцов Лавку, полную леденцов, — Грабьте, варвары! — всю куплю! Красных, жёлтых, зелёных... Сплю. Сладок-сладок солдатский сон, Но по спящему войску — стон: — Эту сласть бы запить... Воды! — За ведро — четыре звезды! — Душу дьяволу — за стакан! — До последнего медяка Жалованье — за глоток! Да впридачу — пару сапог, Ранец, Первый пух на губе... Только маршальский жезл — себе! Всё до нитки с себя пропьём, Но его сохраним... Подъём! Хрипом-хрипом вдохни рассвет, Пошатнись, но впечатай след, Франция! Чтоб за шаг один — Тридцать тысяч легло оспин — На пустое лицо песка! Пяльтесь-пяльтесь на нас, века С пирамид — да их не видать! Только кони бредят: вода! Потянуло живым... Скорей! Не измученных кляч — зверей Сумасшедше блестит оскал. Налегли. Уже не тоска — Лихорадка горит из глаз. Сургучом жара запеклась На солдатских иссохших ртах. Не муштрованный строй — орда Рвётся! Кто поперёк — рискни! — Проблеснуло! — Неправда... — Нил! Храп из лютых конских ноздрей... — Нил! Готовь котелок скорей! Да какой котелок! Туда — В чём стоишь, в сапогах! Вода! Каской! Пригоршней! Прямо ртом! — Отпрягай лошадей! — Потом! Потянули — не удержать — в воду! Пушки в грязи лежат! — Позже вытащим! Не сгниёт! Не молебствие: Войско пьёт. Вечно пить! Остальное — тлен! Но уже поднялся с колен Кто-то первый, И жадный взгляд — Через Нил! О! Глаза болят! Арки, шпили — город Каир! Перейдём — и закатим пир У подножия пирамид, На другом берегу! Блестит То ли золото, то ли свет. За четыре тысячи лет Накопилось — кто разберёт? Завтра трубы грянут: вперёд, Франция! 1982 тюрьма КГБ, Киев

«Ну вот и достали игрушки и свечи...»

Ну вот и достали Игрушки и свечи, Оденем принцессу, Осыплем дождём... Поставим Шопена И сказочный вечер Одни, без гостей, Не спеша проведём. Достанем из ваты Лиловую шишку — И в хвойную гущу, Чтоб руки в смоле... И пахнет лимоном, Медовой коврижкой Да мятным морозом Ребяческих лет... — Ты помнишь? — Я помню. Как быстро стемнело! И в сахарных листьях Померкло окно. Но длится наш праздник, И что нам за дело До старых печалей, Уснувших давно; Верхушку — звездою, Подножье — простынкой, А лапки — огнём, Серебром, бирюзой... Допела свеча и остыла пластинка, Но кружит мазурку Стеклянный узор. Сейчас ты закуришь Движеньем привычным, Я кофе налью И к тебе подойду... А ёлка грустит И роняет реснички. Но их подметут В наступившем году. 1982 тюрьма КГБ, Киев

«Чтобы первого января...»

Чтобы первого января — Ни одной иголки не вымести! И ворчит соседка с утра, Раздраженье стараясь выместить. А потом внезапно ревёт. Я не лезу: чем тут поможешь? — На прогулку! Красный ковёр. Конвоиров хмельные рожи. Поскорей пройти коридор (Хлоркой, снедью, мочой, мастикой) И на воздух! В бетонный двор! Шестьдесят минут уже тикают. Лязг ключей. И беззлобный смех: — Хорошо погулять, девчата! А соседка: — О, чтоб вас всех! Дальше, детки, не для печати. Пять шагов — от стены к стене. Сверху сетка — не улетите! А соседке к утру во сне Иоанн явился Креститель. Будто в камеру привели. Как с этапа — такой усталый. Весь оброс, и ноги в пыли. И уж так его жалко стало! И она полотенца край Отодрала, чтоб ноги вымыл. Взял. И ей говорит: — Живыми Трудно быть, но тебе пора. И собрался лететь. Сиянье Тут пошло, а она кричит: — Пусть мне с дочкой дадут свиданье! Ты, мол, можешь, похлопочи! Только он ей не подал знака Ни рукой, ни крылом. Смолчал. Даже — ей показалось — плакал. Это значит: будет печаль. Или, может, несчастный случай? Исполняется сон к утру... А уж ей — такой невезучей! — Хоть бы раз приснился к добру! — Да кончай ты свою зарядку! (Это мне). Ведь на целый срок Не наскачешься! И в тетрадку Плюнь писать — отсыпайся впрок! Ты того, как я погляжу... Что ты пялишься? Люба — злая? Просто я третий год сижу. А тебе я добра желаю... Я киваю. И снова — в бег. Сколько месяцев — бег на месте! Сколько снов я бегу к тебе, Увязая, как в липком тесте, В хлорном запахе, в простыне, Рваных тряпках и грязных стенах... Разве можно любить сильней, Чем отсюда? Не на кресте — но В тошной муке дверных глазков, В утончённом хамстве допросов, В маяте соседкиных снов, В синеве её папиросы, В лютой жалости к ней — больной, Доведённой до полусмерти, Истеричной, доброй и злой, И клянущей того, кто вертит Этот шарик, — в белиберде Дней без солнца и слёз без грима — Напряжённей, святей — нигде Невозможно любить, любимый! Чтобы первого января — О твою щеку не кольнуться, Но осанку не потерять И конвойному улыбнуться: Не жалей меня, дурачок! Громыхай, громыхай ключом! 1983 тюрьма КГБ, Киев

ТАНЕЦ С ТЕНЬЮ

Тридцать первого — динь-дон! Близко к полночи — сгинь, сон! Я с тобой пойду — глаз в глаз — В новогодний пляс! Размахну подол — кружева! Закружи, сокол, — чуть жива! Чтобы свечечки — все в одну, Чтобы душеньку — всю в струну, Чтобы горюшко — в дым, в окно... Чтоб глазам темно! А глаза-то я подвела... А под сердцем — то не игла — То ресничка упала: вынь! Да снежок смахни с головы! Шитой скатертью крыт — стол, А каёмочка — вся крестом, А стаканы — дзынь — наливай полней! Глянь — хвоинка на дне... Так и пей! Я с тобой глотну Новогодний лёд, Я тебя втяну В танец — напролёт; Эта наша ночь — динь-дон! — Да исполнится. Загадай сон. 1982 тюрьма КГБ, Киев