Стихотворения. Книга стихов

«Она была стройна...»

Она была стройна, Зимой ходила с муфтой И никому детей не родила. Поэты ей писали: «Ах ты — ух ты!» И отмечали, что была бела, И странно повела себя при встрече, И обронила шпильку из волос, И шёлк шумел — особенно под вечер; Но слова не сказала на вопрос Естественный, Но не была печальна, Когда положено: Смеялась невпопад. А если хором улицы кричали — Опять была со временем не в лад. И сгинула — Ещё тогда, в двадцатых. И ни креста, и ни родни: была! Но не оставила — Ни строчек на рассаду, Ни длинного окурка, Ни весла Для «девушки с веслом». И умыкнулась — Непойманной! Ни логика, ни долг... А сознающих долг — остался полк. Куда же эта? Где она проснулась? Не нам гадать, смотря на облака, Не нам судить, рождённым под капустой... Потеря — ей же ей! — невелика. Ведь пользы — ни на грош. А всё же грустно. 1988 Чикаго

«Возьмёмте Моцарта с собой...»

Олегу Геращенко в опале.

Возьмёмте Моцарта с собой Во многомильную дорогу, Простого счастия залогом Возьмёмте Моцарта с собой! Не надо вещи паковать: Они истлеют под дождями, И повстречавшиеся с нами Друзья не будут узнавать. Нам будет ветер как огонь, Колодец будет как награда, И скудных сумерек прохлада — Как доброй мачехи ладонь. Возьмёмте Моцарта с собой: Всё остальное будет лишним. Ведь мы за скрипкой не услышим, Когда нам протрубят отбой. 1988 Чикаго

«Как по матушке по Волге...»

36-му лагерю особого режима, живому и убиенному.

— Как по матушке по Волге Все княжны перевелись, Как на матушке осине Шестипалый вырос лист, Да как батюшка скончался — На кресте всея, всея... — Сдохни, птаха-канарейка, Подколодная змея — Фиоле-то-вая! — Как пошли наши ребята На планету Колыму, Порубили лес на щепки: Не достанься никому! Щепки — в пепел, да по ветру — Забубенна голова! Как дубинушка ни ухни — Переделает сова На сво-и сло-ва: — Рас-ту-да, Горе — не беда, Мельница — по косточкам, А в мельнице — вода... Жер-но-ва, Сдюжишь — чёрта с два... Птаха-канареечка, Ты ещё жива?! Золочёна клеточка, Зёрнышки-корма... Спи спокойно, деточка, Не сходи с ума! — Не шей ты мне, матушка, Красный сарафан: В кумаче-рубашечке Веселится, пьян Да на Лобном месте — Кну-то-бой... Дай ты мне, невесте, Голубой покой! Дай мне, канарейке, Берёзовый крест — Бабы в телогрейках — С молитвой и без — Поревут-поплачут Надо мной... Золотой калачик — Не достать рукой — Встанет над острогом В тёмну ночь... — Спой нам на дорогу, Материна дочь! — Как по матушке по Волге — Струги белые... Как на батюшке Урале — Поседелые... Мужики мои, жаленные, болезные! Да под самым топором, Да под лезвием: Не юродивые, Не солдатушки... Без креста, под номерами — Ребятушки... Ой мальчишечки мои, ой весёлые! Частоколами, Протоколами — Захороненные вживе — Лишь бы мать жива! На помятой да на ксиве — Непонятные слова: — За пра-ва... 1988 Чикаго

«Так серьёзно - как ребёнок снизу: во все глаза...»

Так серьёзно — как ребёнок снизу: во все глаза! Так морозно — как этапный путь: никогда в назад! Так смертельно — как рубаху надеть перед тем, как лечь! Огнестрельно (Это значит — насквозь) проникнет речь: От бессонной матери, что встаёт на рёв, Отговаривая ото страшных снов, От безногого, порубленного войной (Непонятны слова, но понятен вой), Ото школьной доски под сухим мелком, От угрюмой очереди за молоком — До печёнок! До мозга (кажись, спинной) — Проникает, и властвует надо мной. И уже не отпустит, И я её Не пущу в заморское забытьё: Проросли (и я сквозь неё — трава), Прикипели (татарским свинцом — в слова: — Дайте крест! И — хрип. И глазницы — ввысь.) И уже не разнимут казённым «брысь!» Лютой мукой плачено за любовь, И не страшно банальнейшей рифмы «кровь» Я — твоё дитя — Незаконное, Бесцензурное, Заоконное, На крыльцо в кожухе положенное, Сытым змеем спьяна недожранное — Присягаю — От порванных вещих струн До бухого мата на том ветру, Что продул до косточек, на твоём: Выживать — вдвоём, Подыхать — вдвоём Обрекаю себя — да твоим крестом! И стою на том. И паду — на том. 1988 Чикаго

«Шесть тысяч — и свидетели берёзы...»

(перевод с украинского, автор — Микола Руденко)

Шесть тысяч — и свидетели берёзы — Расстрелянных и взятых на ножи... Про молодых черниц святые слёзы Хоть ты, лесная глина, расскажи! Они кричали в тучи грозовые Про Страшный Суд, разорваны в клочки. И долго находили неживые Предметы: крестики и башмачки На этом месте. А мордвин, плетущий Колючую ограду, был тогда Курносым пацаном... Живи, живущий! Но помни перед Богом те года. 1988 Чикаго

Птичьи темы

«Взрослым ангелам нужно терпенье...»

Взрослым ангелам нужно терпенье: И у них там своя малышня. Соберёшься лететь с порученьем — Так и плачут: — Возьмите меня! Объясняешь: там боль и ненастье, Там война и чужая вина, Там так трудно мечтают о счастье — Том, что тут вам навеки — сполна! Но глядят убеждённо и свято: — Мы большие... Возьмите сейчас! Мы слыхали: зовут из кроваток Те, что очень похожи на нас! И потом, вечерами, по-детски Повторяют земные слова: — Как зовут то созвездье? — Донецком. — А вон то, что побольше? — Москва. 1988 Чикаго

«Радуйся, дикий мой сокол...»

Радуйся, дикий мой сокол: Нам день для охоты, Радуйся, дикий мой конь: Позабудь про узду. По июньским холмам Пронесёмся мы бегом и лётом, А под вечер Господь Нам затеплит большую звезду. Приютивших нас на ночь Мы щедро одарим добычей, Разбудившую девушку Звонким одарим кольцом... Улыбнись, моя радость, Услышав, как соколы кличут! Если сына родишь — Извести меня первым гонцом. 1988 Ньюкастл

«Добрый вечер, мой мальчик...»

Добрый вечер, мой мальчик. Ты снова один, Рвёшь бумагу неловким пером. Фонари усложняют узоры гардин. Лупит в окна зима, как погром. И до судорог ясно, что чушь на листе, И по-детски заманчива смерть. Только там, в погремушечной пустоте, Бьются зёрна о круглую твердь. Не сейчас тебе встать, И погибнуть не тут Вам с пером, неразлучным двоим. Эти зёрна, мой мальчик, ещё прорастут Сквозь невзрослые рёбра твои. 1988 Лондон

«Ах, железный сентябрь!..»

Ах, железный сентябрь! Дети — в школу, Яблоки — на винный завод, А тебя — в тюрьму. Небо скинуло звёзды И нынче голо. Особенно пусто утром: Поровну. Никому. Особенно гол металл: Куда там нудистам! Но стократ срамней, когда он чем-то прикрыт. На прогулке (руки назад!) — Вороний диспут: Допустимо ли вольной пташке Жрать из корыт Человечьего зоопарка? Они как сетка В жёстком воздухе, и от них черно. Облетают мудрые перья, легко и метко. Ни одно не упало белое. Ни одно. Ах, весёлый сентябрь! Бесшабашность Полуптичьих костей: Держись, молодая голь! Слушай, выкормыш-век, как часы на башне Отмеряют пайку небес: — Соль. — Хлеб. — Соль. 1988 Лондон

«Белый ворон, белый ворон...»

Белый ворон, белый ворон, Что ты крутишь надо мной? Ты же знаешь, что не скоро Белой пропасти земной За утраченного братца, На исходе черна дня — Отворяться, Отворяться, Отворяться для меня! Белый ворон, что ты лезешь На развилки без дорог? Указатели — в железе, Хоть бы лапы поберёг! Видишь — чёрные седины Правят веком под конвой? Серединой, Серединой Пролети, пока живой. Ах ты, чокнутая птица! Не отстанет, хоть кричи... И не спится, И не снится, И не плачется в ночи. Белый ворон, ты упрямый: Раньше всех пришёл ко мне — Декабрями, Декабрями, Чёрным бликом на окне. Так не бейся на пороге, Сядь на левое плечо. — Что ж, тепло ль тебе в остроге? — Где ты греешь — горячо! 1988 Лондон

«За блаженные вопли цикады...»

За блаженные вопли цикады, За упорство калёных кремней — Наши души вернутся в Элладу Для прощального круга над ней. На исходе оборванной пряжи, Сдавши глине дыханье и вес, Все леса и скалистые кряжи Мы увидим с горячих небес. А тогда засмеёмся счастливо, И возница коней охлестнёт. Перекрученной веткой олива Нам небрежно по ветру плеснёт. 1988 Скиатос