Стихотворения. Рассказы. Гора

* * *

Сегодня душу у меня Закрыла туч гряда, Летит, летит моя душа Неведомо куда, И на струнах души моей Удары молний все сильней, И грома песнь гремит в груди, Могуча и горда. Сгущается, синея, мгла; Она мой стан обволокла И в тайники души моей Проникла навсегда. Мне пьяный ветер – друг сейчас, Он бешено пустился в пляс И с хохотом летит вперед, Не ведая стыда.

Из книги «Гирлянда песен»

(«ГИТИМАЛЛО»)

1914

* * *

Подошел отдачи первый срок, Жизнь была похожа на цветок, Лепестков не счесть в его короне. Щедрый, он нисколько не в уроне, Отдавая ветру лепесток. А сегодня, на исходе лет, Лишнего в руках у жизни нет. Клонится она покорно долу, Словно в пору жатвы плод тяжелый, Сердце чье переполняет сок.

* * *

В одеянье красивом пришел ты в мой час предзакатный.
– Привет мой тебе! Озарил мою душу улыбкой своей благодатной,- Привет мой тебе! В этих кротко-безмолвных глубинах небес безмятежных Привет мой тебе! В этом дремлющем ветре, в его дуновениях нежных Привет мой тебе! На зеленом подоле усталой земли – в этот вечер Привет мой тебе! Под замершими звездами, под их беззвучные речи - Привет мой тебе! В этой тихой гостинице, труд завершив свой желанный, Привет мой тебе! Этой пышной вечерней гирляндою благоуханной Привет мой тебе!

Из книги «Песни»

(«ГИТАЛИ»)

1914

* * *

Облако молвило: «В путь мне пора». Ночь говорит: «Уходить я должна». Море вздохнуло: «Вот берег. Дальше не плещет волна». Печаль прошептала: «Я след Его ног. Пребуду безмолвною в мире тревог». «Я» говорит: «Исчезаю. Здравствуй, вечная тишина». Вселенная шепчет: «Гирлянду почета Сплела я тебе, не забудь!» Небо сказало: «Сто тысяч светильников Твой осветили путь». Любовь сказала: «Из века в век Я бодрствую ради тебя, человек». Смерть говорит: «Ладьей твоей жизни Правлю я лишь одна».

Из книги «Журавли»

(«БОЛАКА»)

1916

Всеуничтожение

Везде царит последняя беда. Весь мир она наполнила рыданьем, Все затопила, как водой, страданьем. И молния средь туч – как борозда. На дальнем бреге смолкнуть гром не хочет, Безумец дикий вновь и вновь хохочет, Безудержно, не ведая стыда. Везде царит последняя беда. Разгулом смерти жизнь пьяна теперь, Миг наступил – и ты себя проверь. Дари ей все, отдай ей все подряд, И не смотри в отчаянье назад, И ничего уж больше не таи, Склоняясь головою до земли. Покоя не осталось и следа. Везде царит последняя беда. Дорогу должно выбрать нам сейчас: У ложа твоего огонь погас, В кромешном мраке затерялся дом, Ворвалась буря внутрь, бушует в нем, Строенье потрясает до основ. Неужто ты не слышишь громкий зов Твоей страны, плывущей в никуда? Везде царит последняя беда. Стыдись! И прекрати ненужный плач! От ужаса лицо свое не прячь! Не надвигай край сари на глаза. Из-за чего в душе твоей гроза? Еще твои ворота на запоре? Ломай замок! Уйди! Исчезнут вскоре И радости и скорби навсегда. Везде царит последняя беда. Ужель твой голос скроет ликованье? Неужто в пляске, в грозном колыханье Браслетам на ногах не зазвучать? Игра, которой носишь ты печать,- Сама судьба. Забудь, что было прежде! В кроваво-красной приходи одежде. Как ты пришла невестою тогда [41] , Везде, везде – последняя беда.

41

В кроваво-красной приходи одежде, // Как ты пришла невестою тогда…– Невесты в Бенгалии обычно одеваются в красный цвет, который считается благоприятным.

Труба

Твоя труба лежит в пыли, И не поднять мне глаз. Стих ветер, свет погас вдали. Пришел несчастья час! Зовет борьба борцов на бой, Певцам приказывает – пой! Путь выбирай быстрее свой! Повсюду ждет судьба. Валяется в пыли густой Бесстрашия труба. Под вечер шел в молельню я, Прижав цветы к груди. Хотел от бури бытия Надежный кров найти. От ран на сердце – изнемог. И думал, что настанет срок, И смоет грязь с меня поток, И стану чистым я… Но поперек моих дорог Легла труба твоя. Свет вспыхнул, озарив алтарь, Алтарь и темноту, Гирлянду тубероз, как встарь, Сейчас богам сплету. Отныне давнюю войну Окончу, встречу тишину. Быть может, небу долг верну… Но вновь зовет (в раба В минуту превратив одну) Безмолвная труба. Волшебным камнем юных лет Коснись меня скорей! Пускай, ликуя, льет свой свет Восторг души моей! Грудь мрака черного пронзив, Бросая в небеса призыв, Бездонный ужас пробудив В краю, что тьмой одет, Пусть ратный пропоет мотив Труба твоих побед! И знаю, знаю я, что сон От глаз моих уйдет. В груди – как в месяце срабон [42]– Ревут потоки вод. На зов мой кто-то прибежит, Заплачет кто-нибудь навзрыд, Ночное ложе задрожит - Ужасная судьба! Сегодня в радости звучит Великая труба. Покоя я хотел просить, Нашел один позор. Надень, чтоб тело все закрыть, Доспехи с этих пор. Пусть новый день грозит бедой, Останусь я самим собой. Пусть горя, данного тобой, Наступит торжество. И буду я навек с трубой Бесстрашья твоего!

42

Срабон – месяц бенгальского календаря, июль – август. В этом месяце идут сильные дожди.

Портрет

Неужели ты – только портрет, всего лишь портрет?… Разве холоден ты, как таинственный свет Созвездий туманных, Что в небесных плывут океанах Век за веком своею дорогой ночной, Окруженные тьмой? Разве призрачен ты, как мерцанье далеких планет? О портрет, Неужели ты – только портрет? Почему в этом вечном движенье светил Ты один неподвижно застыл?… О портрет, день и ночь с твоего полотна Задумчиво смотрит она. Ей с портрета дорогу к живым не найти - Закрыты пути, забыты пути… День и ночь среди нас, вечно с нами она, Но меж нами и ею – глухая стена. Нависла стена неподвижно и хмуро Над узницей вечного онтохпура [43] . Колышется серого сари край. Желтая пыль, как пух, мягка, Взлетает вверх под рукой ветерка И кружится в небе. Веселый май Играет пылью, срывает со вдов Скорбный вдовий покров. Эта пыль, что в воздух взлетела, Ласкает земли пробудившейся тело, Для новой весны его украшая, Для счастья, для урожая. Пыль – реальна. Она – жива. Жива и ты, молодая трава, Что ковром разостлалась, ноги лаская. И трава и пыль – в неустанном движенье. Живы они, они – не тени, Не безмолвные призраки, нет! Лишь ты неподвижно застыл, портрет, Потому что ты – только портрет… А было время – ты знала к нам путь. Ты шла по жизни. Дышала грудь, Каждой частицей души и тела Ты танцевала, смеялась, пела. И каждая песня, что ты сочиняла, Неповторимым ритмом звучала И в ритм вселенной, как в море – река, Влилась, свежа и легка. Когда это было? Неужто давно? Где это время, Где оно?… Не на холсте, не в недвижном портрете,- Нет! – с нами рядом, на белом свете, В мире реальном, среди людей, Жила ты в то утро жизни моей. Ты солнечный мир на холсте рисовала И кистью своей предо мной открывала Высшую мудрость земли. Мы рядом с тобою по жизни шли Дорогой одной. Но расстались мы. Прервался твой путь под покровом тьмы. Я дальше пошел. Все дальше вела Меня дорога, вперед звала. И я все шагал и шагал вперед Средь света и счастья, средь бед и невзгод. Я шел печальный, я шел счастливый, Я видел света и тьмы приливы, II полчища туч, дождем напоенных, И ясное солнце в просторах бездонных. Я видел все новые, новые дали, Я видел – цветы свои краски сменяли, Менялась погода, мелькали сроки, На тысячи струй дробились потоки - Дробились, струились, о жизни пели И в колокольчики смерти звенели. Я все вперед и вперед шагал, Слушая песни, что ветер слагал. Шагал, познавая мечты и тревоги, Охваченный радостью дальней дороги… А ты свернула. Сошла с пути. Ты стоишь неподвижно, не в силах идти… И пыль, и трава, и звезды, и луны серебристый свет - Все движется в мире бескрайнем. Но неподвижен портрет. …Нет, не верьте тому, что болтает поэт! Нет! Ты – не только портрет! Кто сказал, что ты неподвижно застыла, Что линий портретных холодная сила Связала, сковала твои черты, Что в рыданьях безмолвных томишься ты? Кто сказал, что ушла навсегда ты в чужие, немые края? Да ведь если бы свет твоего бытия Померк навсегда, Исчез и погас навсегда,- Тогда б и река Не играла волной, Тогда б облака Не летели сейчас надо мной, Отражая закат золотой. И если б в тот день, Когда ты из жизни ушла, Если б с собой и чудесных волос твоих тень Ты с земли унесла, Унесла без следа,- Я знаю: тогда Деревьев воздушные тени, Что шепчутся в рощах, увитых мадхоби, Ушли бы в мир сновидений… Разве тебя я забыл? Ты из жизни моей не ушла, В сердце жизни моей гнездо ты свила - Оттого я тебя и забыл - Забыл, как частицу себя самого, Забыл, как себя самого… Я по лугу иду, погруженный в мечты,- Замечаю ли я под ногами цветы? Я в полуночный час по дороге бреду - Замечаю ли в небе звезду? Он со мною всегда – луч звезды голубой. И дыханье цветов неразлучно со мной. Потому я про звезды забыл, про цветы, Что они неразлучны со мною, как ты. Скажи: разве это – забвенье?… На мир я сегодня смотрю – и вижу твой образ весенний: В нежной зелени трав – это ты зеленеешь, В лазури небес – это ты голубеешь. Не знает никто – и сам я не знаю!
– Что вместе с тобою я песни слагаю; Твои мелодии в песнях моих, Ты вдохновляешь мой стих. Ты – поэт. И живешь ты в сердце поэта, А не в холодных штрихах портрета. Тебя на рассвете Я встретил. Потом потерял среди мрака ночного. А потом – в темноте нашел тебя снова. Увидел, обрел, как незримый рассвет. Ты – не портрет! Не портрет!

43

Онтохпур – женская половина дома.

Подарок

О любимая, чем же тебя одарю, Встречая зарю? Не рассветною ль песней? Но солнце все горячен, И заря угасает от жгучих его лучей. Жаркий ветер повеял, колебля Рдяный венчик ее на дрожащем стебле, Лепестки осыпаются, ослабев, Замирает напев. О подруга, чего же ты ждешь от меня, Подойдя к моей двери на склоне дня? Какой подарок тебе вручу? Не вечернюю ль эту свечу? Но ее огонек еле-еле мерцает сквозь мглу В одиноком моем углу. Ты хотела бы людям сияющий свет нести, Но чтоб выдержать ветер – где силы ему найти! Он угаснет в пути. Что ж тебе подарить? Может быть, самоцветы, нанизанные на нить? Но зачем же тебе терпеть мученье тенет, Ожерелья гнет? Скоро ль – нет, а настанет мгновение это, Когда разорвется нить, рассыплются самоцветы, И ладони твои Их тяжелой струи Не сумеют сдержать второпях,- Мой подарок исчезнет в пыли, обратится в прах. Не лучше ль, когда, не загадывая ни о чем, Бродя одиноко в цветущем саду моем, Затрепещешь ты от душистого дуновенья, Замрешь на мгновенье, И этот нечаянный дар живой Будет навеки твой. Блуждая в садах, мой прекрасный друг, Очарованно глядя вокруг, Ты заметишь вдруг, Как выскользнет луч из вечерней зари,- Посмотри на него, посмотри,- Он коснется мечтаний твоих трепетом тайных чар… Бери этот дар, мой нечаянный дар, Бери… Богатство мое в зарницах, мерцающих нощно и денно. Оно возникает мгновенно, исчезает мгновенно. У него названия нет, но запомни его приметы,- Воздух вдруг запоет, зазвенят на ногах браслеты… Я и сам не знаю к сокровищнице пути, Руками ее не взять, словам до нее не дойти. Так возьми же сама, что сочтешь ты всего желанней, Всего чудесней,- Тем дороже подарок, чем он нежданней, Чем неизвестней, Как дуновенье благоуханья,- Цветок иль песня…

Суд

О мой Пресветлый! Когда несметной, Разгоряченною толпой, Вздымая пыль клубами за собой, Проходят нечестивцы мимо И загрязняют лик прекрасный твой, Душа скорбит, и боль неисцелима. В слезах я говорю: «Прекрасный мой! Возьми свой жезл и стань судьей!» Но что я зрю? Врата суда открыты день и ночь, Вершится суд всегда, и день и ночь, Но даже первые лучи рассветов ясных Не гасят блеска глаз кроваво-красных, И даже лотосов благоуханье Не заглушает смрадного дыханья, А в сумерках, когда отшельник-вечер Затеплит звезд бесчисленные свечи, Семь Мудрецов [44] взирают с высоты На буйный бред в пыли бредущих мимо Твоей непостижимой доброты; Душа моя скорбит неудержимо! Прекрасный мой, В тиши лесной Твой правый суд, и в птичьем пенье, В жужжанье пчел и ветра дуновенье, В цветах и в трепете листвы весенней, Над берегом, лобзаемым волной. О мой любимый! Неукротимы В безмерной алчности слепой, Они крадутся за тобой, На все готовы, Чтобы похитить светлые покровы И скрыть под ними сердца пустоту И вожделений грязных наготу. Они любовь попрали, истерзали, Повергли в прах… Нет сил терпеть, не вынести печали! И я к тебе взываю, весь в слезах. Я говорю: «Любимый мой! Возьми не жезл, а меч и будь судьей!» Но что я зрю? Над злобой их ты слезы проливаешь, Как мать детей, прощаешь, Грудь подставляешь стрелам их мятежным, На ненависть любовью отвечаешь, На ярость – взором нежным. О мой любимый! Твой суд незримый В любви, переборовшей все страданья, И верности, не знающей сомненья, И в дружбе, что прошла все испытанья, В ночах разлуки, полных ожиданья, И в трепетных рассветах возвращенья, Омытых кроткими слезами всепрощенья. О Рудра [45] , повелитель грома! Тупою жадностью влекомы, В твой храм они вошли тайком, Как воры в дом, И завладели Святыней, что хранилась там доселе. Но с каждым часом ноша все тяжело, Гнетет их души тягостным ярмом,- Они согнулись, сникли, ослабели… И я, рыдая, говорю с мольбой: «Прости их, Рудра мой!» Но что я зрю?! Снисходишь ты грозой необоримой, Неудержимой, Неправедное с них срываешь бремя, Украденное в ветре развеваешь, В прах повергаешь, Карой их прощаешь… О Рудра мой, ужель настало время? Да, вижу я теперь: твое прощенье - Гремящих молний мщенье, Тьма светопреставленья, Ливни крови… Тем милостивей суд, чем он суровей!

44

Семь Мудрецов. – в древних индийских священных книгах говорится о семи великих мудрецах, сыновьях Брахмы, которые стали звездами Большой Медведицы. Возможно, эта легенда навеяна созвучием между словами «ркша» – медведь (санскр.) и «рши» – мудрец-подвижник.

45

Рудра («Наводящий ужас», «Грозный») – одно из имел бога Шивы, вооруженного громовой стрелой.

Журавли

Катит волны Джилам,- на излуке сверкнула река Синей сталью кривого клинка; И уже в темноте, как в ножнах, утопает. День отхлынул, ночи прилив наступает, Вижу лилии звезд на поверхности черной воды. Горных кедров ряды Спят на склонах крутых. Мир сковала дремота, Дали сонные, кажется, шепчут мне что-то, Только слов не пойму, Уплывают невнятные звуки во тьму. Вдруг родился в поднебесных просторах - Шорох, А потом Вихрь стремительный в небе пустом. Это крылья безумные, крылья, от счастья хмельные, Хохочут, ликуют, как пляска стихии, Изумляют они небеса и просторы земли. Журавли, журавли! Словно девы небес этот вихрь пронесли, Немоту разорвали, Потрясли молчаливые дали. Горные кедры, трава - Все проснулось, Едва Вихря дыханье к земле прикоснулось. Шумом крыльев наполнилась мгла, В сердце мертвого сна ожила Затаенная страсть к быстроте. Даже кручи Пожелали взлететь, заклубиться, как тучи. Машут ветви, деревья трепещут вдали, Корни силятся вырвать из черной земли. Им лететь бы за шумом воскрылий, Новые дали они бы открыли. Вздымаются волны тоски. Небеса далеки, высоки. Крылья, крылья, могучие, птичьи! В самом сердце вселенной услышал ваш клич я: «Не сюда, не сюда! Дальше, дальше! Вперед!» Журавли, куда же вас крылья несут? Вы разбили безмолвья сосуд. В молчании вод, небосклона и суши Мои чуткие уши Слышат шум беспокойный крыла. И трава подняла Свои крылья зеленые к выси просторной. Где-то там, под землей, встрепенулись набухшие зерна. Сотни, тысячи зерен готовы к полету давно, Бьется птицей любое зерно. Вижу: рвутся в просторы Горы, Расправляют зеленые крылья леса, В неизвестность стремятся они, в небеса. Перед светом рыдающим тьма отступила, Лишь взмахнули крылами ночные светила. Голосов человеческих слышу я хор,- По незримой дороге стремятся в простор, От неведомой давности к новым векам пролетая. Крики кочующей стаи Услышал я в сердце моем. Птицы в полете и ночью и днем. Устремляясь от берега к берегу, птица То сквозь мрак, то сквозь даль голубую промчится. Дружных крыльев напев в мирозданье плывет: «Не сюда, не сюда! Дальше, дальше! Вперед!»

Новый год

Старого года усталая ночь, Странник, ушла она, дряхлая, прочь! Путь, как лучи, озаряют призывы - Грозные песни великого Шивы. И по дороге уносится вдаль, Словно напев заунывный, печаль, Словно блуждающий в поисках света Голос поющего песню аскета. Странник, твой жребий по-прежнему строг: Ноги ступают по пыли дорог, С места срывает тебя ураган, Крутит тебя средь неведомых стран. Должен все время ты быть одинок, Не для тебя – на окне огонек. Не для тебя – слезы преданных глаз. Буря повсюду. Бьет гибели час. Ночь привечает раскатами грома. Ласки шипов – на тропе незнакомой, Иль незаметной змеи капюшон. Брань ты услышишь, как праздничный звон. Так ты шагаешь все дальше – счастливый Благословеньем великого Шивы… Все, что теряешь,- то дар лишь судьбе. Если ты просишь бессмертья себе, Знай,- что не счастье оно, не покой, Даже не отдых обыденный твой. В час, когда смерть к тебе грозно придет, Всюду получишь ты славу, почет. Нового года благие порывы - Благословенье великого Шивы. Странник, не бойся, не бойся: в ненастье Ты под защитой богини несчастья. Старого года усталая ночь, Странник, ушла она, дряхлая, прочь. Ожесточенья пришли времена. Пусть упадет над тобою стена, Пусть опрокинется чаша вина. Нового года не слышно движенье. Руку его ты возьми на мгновенье, В сердце – его ты ночуешь биенье. Странник, все время идущий вперед, Старая ночь пусть скорее пройдет!