Стихотворения. Рассказы. Гора

* * *

За веком век терпеливо ждали Земные глубины, воздушные дали - И вот он сегодня расцвел на рассвете, Цветок мадхоби, прорвавший сети Тысячелетней незримой вуали, Которой от нас это чудо скрывали. Думы мои, мечты и речи Сквозь время стремятся кому-то навстречу, Чтобы улыбкой в какой-то вечер Озарить кого-то, когда-то, где-то, В чьем-то саду, весною, летом… Этой надеждой, мечтою этой Сердце мое согрето.

Из книги «Беглянка»

(«ПОЛАТОКА»)

1918

Смуглянка

Под вечер я вижу нередко: За ржавой решеткой сидит Нондорани – соседка, Одна в тоске, Как лодка у высохшей речки на жарком песке. Росла, подрастала, Невестою стала, И в доме тревога: когда ж, наконец, Найдется жених, озабочен отец; Наверно, дела ее плохи, Когда, словно волны, над нею расходятся вздохи. Я в доме напротив, внизу, в пансионе считаю недели, В колледже экзамен столкнул еле-еле - Как лодку шестом… На жизнь зарабатывал тяжким трудом: На дню по два раза уроки давал, И поздно ложился, и рано вставал, А ел что придется и вполживота, Вконец опостылела мне нищета! Пороги колледжа я стал обивать, Просил, умолял их без платы принять, А думал когда-то полцарства и дочку раджи получить, Казалось, судьба мне хотела казну золотую вручить И тайную силу, с которой я перевернул бы весь свет - Да нет! В заботы уйдя с головой, не угадывал я, Что в новой Бенгалии сила, надежда моя. Судьба иногда злую шутку играет, И в клетке для мойны [46] павлина плясать заставляет, Ломаются перья о прутья, и стелется пух по железу - Какой же сухарь сочинил эту пьесу? На этой земле, где свободны леса, где грозы гремят в барабан, Куда ни посмотришь – обман, На что ии посмотришь – ограда, И сердце не радо. Верчусь без работы, гляжу без улыбки, совсем я зачах, От зноя и голода еле держусь на ногах, Валюсь тяжело на топчан, проклиная в душе все и всех, Лежу на полу, а глаза устремляются вверх, И вижу в квадрате проема - Сидит Нондорани, смуглянка из ближнего дома, Как будто бы черная туча в полуденный зной Прохладно висит надо мной. А взгляд - Вечерний жасминовый сад, Безмолвная полночь, луна на ущербе, И темные воды в прибрежной пещере, И робкий ручей, Бегущий в долину из горных ключей, Она, словно птица, не слышит себя и не знает, Пока ее трель среди звезд замирает, И смотрит в глубокое небо глазами, Наполненными голубыми слезами. А помню: когда-то в тени под баньяном, как все деревенские дети, Любил я играть на бамбуковой флейте, Об этом забыл я, но вдруг Однажды проснулся в душе моей сладостный звук. На время каникул разъехались все, у кого есть семья, Остался лишь я, Обычно я под вечер флейту забытую брал, И дул осторожно, и пальцами перебирал. И вижу вверху Нондорани, смуглянку из ближнего дома, В квадрате проема, В котором мерцает ночными слезами Душа ее – черная тайна под черными небесами… И грустно сидит Нондорани часами, И друг, приютившийся в темной каморке души, Беседует с нею в вечерней тиши. Вот так же и флейта – забвенье мое; хоть стены и толстые, но Едва заиграет – и настежь окно, Звучание песни простой Стирало преграду меж ею и мной, И в мире теней – лишь в стране ее звука - Два друга нашли и узнали друг друга, Немое рыданье и плач бессловесный, войдя в ее узкое горло, Раскрылись в молитве – печально и гордо, Лишь в тихих мелодиях флейты могли мы судьбу облегчить И то получить, что возможно,- и то, что нельзя, получить.

46

Мойна – птица семейства скворцовых, легко приручается.

Заблудилась

Стояла ночь. По лестнице моя малютка дочь Спускалась, слыша голоса подруг. Она пугалась темноты вокруг, Ступала осторожно, чуть живая, Светильник краем сари прикрывая. Весенней ночью я на крыше был, Глядел на небо, полное светил. Внезапно ветер детский плач принес, Я вниз сбежал – узнать причину слез. И вижу, в этот поздний час, В руках у дочки огонек погас. Я спрашиваю: «Вами, что случилось?» Она в ответ: «Я заблудилась». И вновь весна, и выхожу опять В тиши ночной на крыше постоять. И чудится: небесными тропами Проходит девочка, точь-в-точь как наша Вами, Светильник синим сари заслоня. О, только б ветер не задул огня! О, только б не остановилась Она, крича: «Я заблудилась!»

Из книги «Малыш Бхоланатх»

(«ШИШУ БХОЛАНАТХ»)

1922

Пальмира [47]

На одной ноге стоит она, Кроной выше всех вознесена. Кажется: еще одно усилье - И пальмира тучи просверлит, Унесется высоко, в зенит. Только как же обрести ей крылья? Широки округлые листы… Вот оно – свершение мечты. В самом деле, чем не крылья это? Вмиг расправит их над головой И покинет дом родимый свой. Улететь отныне нет запрета. Попросилась на простор душа, Листья мчат, качаясь и шурша, Или это чудится пальмире? Вот она взлетает в вышину, Миновала звезды и луну, Небо все бездоннее и шире. Но стихает ветер, и тотчас Листья поникают, чуть шепчась, Снова у себя пальмира дома. Все же мать-земля всего родней, Снова, как и прежде, дорог ей Этот уголок земли знакомый.

47

Пальмира – вееролистная пальма.

Воспоминанье

Я никогда не вспоминаю мать, И лишь порой, когда я выбегаю На улицу – с мальчишками играть, Какая-то мелодия внезапно Овладевает мной, не знаю где родясь, И кажется мне, словно это мама Вошла ко мне, с моей игрой слилась. Она, качая колыбель мою, Быть может, эту песню напевала, Но все ушло, и мамы больше нет, И песни маминой не стало. Я никогда не вспоминаю мать. Но в месяце ашшин [48] , средь зарослей жасмина Как только начинает рассветать, И влажен ветер, пахнущий цветами, И тихо плещется волна, В моей душе встают воспоминанья, И мне является она. А верно, мама часто приносила Цветы, чтоб вознести моления богам; Не оттого ль благоуханье мамы Я слышу всякий раз, входя во храм? Я никогда не вспоминаю мать. Но, глядя из окошка спальной На мир, который взором не обнять, На синеву небес, я чувствую, что снова В мои глаза глядит она Внимательным и нежным взглядом, Как в золотые времена, Когда, меня сажая на колени, Она смотрела мне в глаза. И взор ее тогда во мне запечатлелся, И от меня закрыл он небеса.

48

Ашшин – месяц бенгальского календаря, конец осени, которая считается в Бенгалии лучшим временем года. Сентябрь – октябрь.

Из книги «Вечерние мелодии»

(«ПУРОБИ»)

1925

Благодарный

«Не забуду»,- сказал я глазам твоим, полным слез. Прости, если забуду. Столько осыпалось роз После того поцелуя, столько весен минуло, Столько раз увядали цветы парула [49] , Чтобы вновь расцвести, а голуби в знойный час Прилетали сюда, чтобы вновь улететь,- столько раз… Взгляд твоих черных очей Первой любви посланье в душе моей Запечатлел… Но на каждом слове твоем И свет возникал, и тени скользили – день за днем, И столько закатов слова твои покрывали Золотом забытья, и столько ночей, что едва ли Я счесть их могу,- писали по строчкам твоим Что-то свое, понятное только им. Рисуя, как дети,- и вкось и вкривь,- сменялись мгновенья. Не распутать, не разорвать эту сеть забвенья,- Я бессилен, если оно овладеет мной… Если ту весну я забуду этой весной И светильник печали сюда не смогу донести, Если пламя угаснет – прости. Но знаю, что ты когда-то была. Тогда и возникли песни, и не было им числа, Они и сегодня звучат еще… В миг единый Солнечный свет мне их подсказал, зазвенела вина, И все это – взгляд твой… Я больше не встречу его, Но в сердце моем осталось твое волшебство,- Этот дивный мир и сегодня озаряет душу мою, Безотчетную радость чашею полной пью. Прости, если забуду… Но ты позвала меня Сердцем когда-то. Во имя этого дня Прощаю судьбе все горести, все печали, Все, чем терзала, забыв, что было вначале,. Прощаю, что счастье мое обернулось бедой, Что от жаждущих губ моих чашу с водой Судьба отняла, и обманывала, и лишала силы, И груженую лодку возле причала топила - Все прощаю… А ты, ты уходишь в далекую даль. Вспоминая твой облик, погружается вечер в печаль. Жизнь без друга в дому опустевшем но радостна, не светла. Больше всего благодарен тебе, что ты была.

49

Парул – невысокое дерево, цветущее белыми цветами.

Быть может…

Прости, если я, преисполнясь гордыни, Поверю пригрезившейся картине: Семнадцатилетняя – в еще не пришедшие времена - Ты читаешь стихи мои в одиночестве у окна, А в небе плывет луна. Безмолвие ночи трепещет в ритмах стиха, Былая мелодия льется, нежна и тиха, И радость, быть может, блеснула в глубине девических глаз, И, может быть, ты шепнула: «Если б он жил сейчас, Меня он любил бы, наверно, и тосковал обо мне…» А может быть, говоришь ты: «Он не вернется, нет, Но лишь для него этой ночью горит одинокий свет В моем окне».

Встреча

Где жизни теченье сливалось С течением небытия, Где время для нас обрывалось, Однажды сошлись ты и я. А нынче каким океаном Плыву я к неведомым странам? Мне челн одинокий – жилище, И волны бьют в утлое днище. Плыву и плыву, вспоминая: Где низкого неба края Срезает граница земная, Однажды сошлись ты и я. Бок о бок сидели мы двое, И я, в забытьи наяву, Постиг, чье дыханье живое Колеблет густую траву И радостью проникновенной Пронзает глубины вселенной. Я понял, как звездная сила Блеснула и сумрак сразила. Как трепетно, неудержимо Дыханье летит бытия, Я понял, когда недвижимо Сидели вдвоем ты и я. Мы в небо глядели. Вовеки, Сдавалось, нам рук не разнять. Ни разу не дрогнули веки, Уста замыкала печать. Я понял, что слова граница В груди мирозданья таится, Где – в самой его сердцевине - Богиня играет на вине. Я понял ее сопричастье К причинам того забытья, Когда от щемящего счастья Рыдали вдвоем ты и я. Я понял, как ветру фальгуна Губительно пламя свое. Заря улыбается юно, Стирая себя самое. Как в море вливаются реки, Чтоб там затеряться навеки, Как ночь в состязанье с рассветом Стремится погибнуть при этом, Как молния самозабвенно В себя мечет стрел острия, Я понял, когда дерзновенно Играли вдвоем ты и я.

Утро

Как золотистый пахучий мед, Этот утренний час течет. Я пью его медленно, он тягучею влагой струится, И песня безмолвна моя, как утомленная птица. В центре лотоса-неба молчаливой пчелой Я вкушаю душистый покой И роняю секунды лениво в рассветный поток, Смакуя неторопливо каждый глоток. Щедро к цветам и деревьям я сердце простер, Туда, где юный росток, как клинок, остер, Сердце земли пронзая, зеленый вздымает костер. Я слышу, как сердце мое, дыханье земли вобрав, До краев наполняется ароматами трав, Как вся трепещет душа моя, Как в ней рокочет поток бытия, В себя вбирая и свет и прах, Качая и жизнь и смерть в своих неизбывных волнах. Я слышу: в моей крови деревья ведут разговоры, В моей крови перекликаются птичьи хоры, Ропот вселенной, рожденье дня… Океаном весь мир омывает меня, И безмолвный напев мне слышится в том океане, И небо струит мне в глаза синеву расстояний…

Цветок далеких земель

О чужеземный цветок, над лепестками склоняясь твоими, Я спросил твое имя. Ты вместо ответа качнул головой. Я понял тогда: вопрос неуместен мой. Но ты улыбнулся, цветок, и улыбка твоя Мне сказала, что мы друзья. О чужеземный цветок, тебя к груди прижимая, Я спросил: «Из какого ты края? Какая земля твою красоту взрастила?» «Не знаю»,- ответил ты тихо с улыбкою милой. Я понял тогда, что важно другое: Важно, чье сердце живет и владеет тобою, Важно, чья грудь согревает тебя. В любящем сердце, цветок, отчизна твоя. О чужеземный цветок, я шепнул, наклонясь над тобой: «На каком языке говоришь ты? Скорее открой, На наречье каком мы можем с тобой объясниться?» В ответ лепестки твои дрогнули, словно ресницы, Ты улыбнулся, качнулась опять голова, Зашепталась вокруг листва. Я понял тогда, что понятней и внятней стократ Наречий любых твой безмолвный язык – аромат. О чужеземный цветок, склонясь над твоим стебельком, Я спросил на рассвете: «Тебе я знаком?» Ты тряхнул головой и улыбнулся в ответ. Я понял тогда, что неважно, знаком я тебе или нет. И сказал я: «Цветок, тобою душа полна. Прикосновеньям твоим власть надо мною дана, Ты в мое сердце радости льешь поток, О чужеземный цветок!» О чужеземный цветок, Когда я тебе говорю: «Будешь ли помнить меня?» - Ты улыбаешься, голову молча клоня, И я понимаю, что значит твой молчаливый ответ: Мысли твои за мною помчатся вслед. Я скоро уеду, но буду из дальних краев Твои посещать мечты. Я знаю, цветок, меня не забудешь ты.

Из книги «Письмена»

(«ЛЕКХОН»)

1927

* * *

Мои письмена отцветают мгновенно, На куст придорожный похожи: Прохожий увидит его непременно - И тут же забудет прохожий.

* * *

Не нужно мотыльку считать года, Мгновения считает он всегда,- Вот почему у мотылька так много времени!