По слухам, в высших кругах поговаривают о том,Что вторая мировая война с точки зрения нравственнойНиже высокого уровня первой. ВермахтБудто бы сожалеет о методах, применяемых частями ССПри истреблении некоторых народов.Промышленные магнаты РураБудто бы осуждают кровавые облавы,Обеспечившие их заводы и шахты рабами.А интеллигенция, говорят, возмущенаКак фактом применения рабского труда капиталистами,Так и недостойным обращением с рабами.И даже епископы,Как утверждают, не согласны с таким методом ведения войны,Короче,Повсюду царит ощущение, что нацистыОказывают — увы! — медвежью услугу странеИ что войны,Которые сами по себе, конечно, необходимы,Из-за недопустимойИ едва ли не бесчеловечной формы ведения этой войныНа долгое время дискредитированы.
ГОРДОСТЬ
Когда американский солдат рассказал мне о том,Как упитанные немки из буржуазных семейПродавались за сигареты, а немки попроще — за шоколад,И о том, как неподкупны русские женщины,Изголодавшиеся в немецком рабстве, —Я испытывал гордость.
ОБРАЩЕНИЕ УМИРАЮЩЕГО ПОЭТА К МОЛОДЫМ
Вы, молодые грядущих времен иНовых рассветов над городами, которыхЕще нет на земле, и вы,Кто еще не родился, внимайте —Слушайте мой голос, голос поэта,Который умер,Не ведая славы,Ушел,Как крестьянин, не вспахавший надела, иКак ленивый столяр, покинувшийСвой верстак.Так яЗря растранжирил свой век, расточил свои дни, и теперьПриходится мне вас проситьСказать
все несказанное,Сделать все не сделанное, а меняПоскорее забыть, — прошу вас, — чтобы мойДурной пример не совратил и вас.Ах, почему я сиделЗа столом с бесплодными, поедая обед,Который они не варили?Ах, почему растворил я Мои лучшие словаВ их пустой болтовне? А там, за окном, проходили,Умирая от жажды,Алчущие поученья.Ах, почемуНе взлетают песни мои над теми поселками, гдеДобывают еду городам, где строят суда, почемуНе взлетают песни моиНад паровозами, уносящими поезда — как дым,Остающийся в небе?Потому что моя речьДля полезных и созидающих —Словно пепел во рту или шамканье пьяных.Ни единого словаЯ не знаю для вас, поколений грядущих времен,Ни на что не могу указать вамНеверным перстом, ибо какМог бы вам тот указать на дорогу, которыйСам по ней не прошел!И вот остается мне, свою жизньРасточившему, лишь заклинать вас:Не обращайте вниманья ни на одинПризыв, исходящий из нашего гнилого рта,Не принимайте Ни одного совета от тех,Кто не выполнил долга, —Сами решайте,В чем благо для вас и что вам поможетОбработать землю, которая при нас поросла бурьяном,А города, где при нас поселилась чума,Сделать пригодными для обитанья.
С ЧУВСТВОМ ПОЗОРА
Семь лет мы ели хлеб палача.Семь лет мы ковали для него боевые колесницы.Мы, побежденный народ, лезли вон из кожи,Чтобы побеждать другие народы.
БАЛЛАДА О ПРИЯТНОЙ ЖИЗНИ ГИТЛЕРОВСКИХ САТРАПОВ
Толстяк рейхсмаршал — шут, палач, пройдоха,Безжалостно ограбивший полмира, —Хоть в Нюрнберге и посбавил жиру,Все ж выглядел еще весьма неплохо.«Но что ж питало помыслы его»,Вы спросите. Как что? «Немецкий дух»!Не от него ль как боров он разбух?Тут, право, не ответишь ничего!А красть зачем? Да как же не украсть?!Кто при деньгах, тому живется всласть!А Риббентроп? И этот плут прожженный,Шампанским торговавший и собою,Польстившись вдруг на ремесло другоеИ в Бисмарки ефрейтором крещенный,В искусство дипломатии привнесПронырливость профессии былой…«Я фюреру был предан всей душой!»За что ж был верен господину пес?Что за вопрос? Видна с изнанки масть!..Кто при деньгах, тому живется всласть!Был долговязый Шахт версты длиннее.В него, как в пропасть, сыпались без счетаВсе наши деньги… Что ж, пусть у банкротаЕще длиннее вытянется шея.Но он по-своему был «демократ»И знал, в чем сила: в кошельке большом.И ревностно заботился о нем:«Война огромных требует затрат!»Каких затрат? Всегда в остатке часть!Кто при деньгах, тому живется всласть!Чем грешен Штрайхер? Этого садистаВ убийствах обвиняли «беспричинно».Подвержен был он слабости невинной —К погромным пасквилям. Идеей чистойЕго писанья были. Не в крови —В чернилах агнец лапки замарал.Он был святым, он верил в идеалИ все, что делал, — делал из любви.Какой любви? В карман побольше класть!Кто при деньгах, тому живется всласть!Ла-Кейтель… Он с лакейскою ухмылкойЛизал ефрейтору сапог вонючий.Пройдя по Украине черной тучей,Знаток по части танков и бутылки,Вопит истошно: «Так велел мне долг!»Из чувства «долга» предал он друзейИ в душегубках истреблял людей, —Но в этом был совсем особый толк…Какой? Сказать? Себе побольше в пасть.Кто при деньгах, тому живется всласть!Возвышенных полны фантасмагорий,Они средь высей облачных витали,Не грабили, не жгли, не убивали —А с ангелами распевали в хоре.Взгляните: что ни вор — то Лоэнгрин.О, где твой светлый голубь, Парцифаль?Не Ленинград манил их, а Грааль,Валгалла рухнула, а не Берлин…Их пылкая обуревала страсть:Кто при деньгах, тому живется всласть!
1946
АНАXРОНИЧНОЕ ШЕСТВИЕ, ИЛИ СВОБОДА И ДЕМОКРАТИЯ
Снова в зону трех державдень весны пришел, кудряв.И из пепла и руинвыполз бледный всход один.В это время из-за склонапотянулась вдаль колонна;избиратели в ней шли,две доски они несли.Эти стертые скрижалинаш закон изображали;были там слова насчет«демократий» и «свобод».Звон покрыл поля и реки;вдовы летчиков, калеки,толпы нищих и сиротжадно смотрят: «Кто идет?»И слепой спросил глухого:— Кто в пыли шагает сноваи, крича, сулит народу«демократию», «свободу»?Впереди шагал дурак,он орал примерно так:«Сэв дзы кинг», «Алонзанфан»,будет доллар дан, дан, дан!»Двое в рясах шли в строюи несли хоругвь свою.А под рясой зоркий взормог заметить пару шпор.Вот и свастика паучья,но с нее убрали крючья:раз такие времена —превратилась в крест она.Брел святой отец меж ними,шпик, слуга того, кто в Римесмотрит, злобен и жесток,с беспокойством на Восток.А за ними — хулиганы,сунув ножики в карманы.Воспевали вслух онисладость будущей резни.Шли владельцы (их патроны)фирм снарядных и патронных.Фирмы требуют «свободы»,чтоб поднять свои доходы.Пыжась, как каплун, и чванясь,шел спесиво пангерманец.За «свободу слова», знать,это слово — «убивать!».С ним шагали «педагоги»,чьи науки — сплошь подлоги.Молодежь они решиливоспитать в тевтонском стиле.Дальше шли врачи-нацисты,им живые ненавистны,и для дел кровавых просяткоммунистов им подбросить.Три ученейших лица —душегубок три творца —жаждут для своих «работ»льгот и всяческих свобод.Подняли писаки крикиз газетки «Штурмовик»,им нужна свобода нынедля погромной писанины.Дальше — движется особас волчьей славой юдофоба.Нынче блеет по-овечьион о праве человечьем.А за ним — ариец бывший,верно Гитлеру служивший;адвокатом хочет стать —за бандитов хлопотать.Чернорыночный торгашзаявляет: «Лозунг наш —все полезно, что доходно!Спекуляции — свобода!»Вот судья, похож на Линча.Он «свободно» судит нынчеи смеется: «Захочу —дам свободу палачу!»Музыкант, поэт кудрявыйжаждут колбасы и славы.Вместо лиц у них личины —мол, безгрешны и невинны.Вот эсэсовец со стеком,стал он «честным человеком»и куртаж имеет от«демократий» и «свобод».Лига гитлеровских девмарширует, юбки вздев.Загорелыми ногамиклянчат шоколад у «ами».Члены лиги «Сила в благе»,«Зимней помощи» деляги,члены ложи «Прусской шпаги», слуги вексельной бумаги,грязь, и кровь, и ложь с подлогомпо немецким шли дорогам,изрыгая вопли с ходу:«Демократию! Свободу!»И к изарским берегамподошли. Ведь это тамколыбель фашистской власти,главный город всех несчастий.Там уже об этом знали.У ворот, среди развалин,растревоженные людиждали с ужасом: что будет?И когда, воздев скрижали,в Мюнхене колонны встали —из Коричневого домавышло шесть особ знакомых.Шесть особ остановились,молча сброду поклонилисьи, кортеж построив свой,молча двинулись с толпой.В экипажи сели, гляньте,шесть товарищей по банде,двинулись, взывая к сброду:«Демократию! Свободу!»Кнут держа в руке костлявой,проезжает Гнет кровавый,и (подарок от господ)броневик его везет.В танке, прикрывая язвы,едет гнусная Проказа;чтобы скрыть изъяны кожи —бант коричневый на роже.Следом Ложь ползет блудливос даровым бокалом пива;хочешь даром пиво пить —нужно деток совратить.Вот — проныра из проныр —Глупость, дряхлая как мир,едет, держит две вожжи,не спуская глаз со Лжи.Свесив с кресла нож кривой,важно движется Разбойи поет, смакуя виски,о свободе — по-английски.Наконец, пьяным-пьяна,едет
наглая Война.И фельдмаршальским мундиромприкрывает глобус Мира.И шестерка этих сытых,всякой мерзостью набитых,едет нагло и орет:«Демократий и свобод!»Позади шести особдвигался в повозке гроб.Что в гробу — не знал никтои не спрашивал про то.Ветер, из обломков дуя,выл тоскливо отходнуюзанимавшим в дни былыеэти зданья. Крысы злыевыбегали из развалини кортеж сопровождалис писком, там вошедшим в моду:«Демократию! Свободу!»
1947
ИЗ «ПОДБОРКИ М. ШТЕФФИН»
ВЕСНА 1938
IСегодня, в пасхальное воскресенье, утромВнезапно метель над островом разразилась.Снег лежал меж кустов зеленевших.Мой маленький сынПотащил меня к деревцу абрикосовому возле дома —Прочь от стиха, где на тех я указывал пальцем,Кто готовил войну, которая весь континент,Этот остров, народ мой, семью и меня самогоДолжна уничтожить. МолчаУкутали мы мешкомОзябшее деревце.IIДождевая туча висит над Зундом, но сад покудаЗолотится еще под солнцем. На грушевых веткахЛиства зеленеет, но нет цветенья, а на вишневых —Нет еще листьев, но цвет появился. Цвет этот белыйСловно бы на сухих распускается ветках.По Зунду, по зыбким волнам, проносится быстроМаленькая, с залатанным парусом, лодка.Щебет скворцов весеннихСмешался с далеким громомУчений морского флотаТретьего рейха.IIIВ зарослях ивы у ЗундаЧасто кричит сова весеннею ночью.Согласно крестьянским поверьям,Людей она ставит тем самым в известность,Что век их недолог. Меня же,Знающего о том, что сказал я правдуО владыках мира сего, птица смерти могла быО том и не ставить в известность.
МАЛЬЧИШКА, ВОРОВАВШИЙ ВИШНИ
Ранним утром, задолго до петухов,Разбудил меня свист, и я подошел к окошку.На моей вишне — сад еще тонул в сумерках —Сидел молодой человек в латаных штанахИ весело рвал мои ягоды. Увидев меня,Он мне кивнул головой, обеими рукамиСрывая вишни с ветвей и набивая ими карманы.Когда я снова улегся в постель, я еще долго слышал,Как он насвистывал свою залихватскую песенку.
1938
1940
IВесна пришла. Ласковые ветрыОсвобождают шхеры от зимнего льда.Народы севера трепеща ожидаютВоенный флот маляра.IIИз библиотечных залВыходят мясники.Матери прижимают к себе детейИ растерянно вглядываются в небо —Нет ли там научных изобретений.IIIКонструкторы горбятсяНад чертежами:Одна неверная цифра, и вражеские городаОстанутся целыми.IVТуман застилаетДорогу,Тополя,ХутораИ артиллерию.VЯ нахожусь на островке Лидингё,Но недавно ночьюУ меня был кошмар, и мне приснилось,Что я попал в какой-то городИ обнаружил, что уличные таблички —Немецкие. Обливаясь потом,Я проснулся, и с облегчениемУвидел за окном черную от ночи сосну, и понял:Я на чужбине.VIМой юный сын спрашивает меня,учить ли ему математику.Зачем, хотелось мне сказать.То, что два ломтя хлеба большеодного, ты доймешь и так.Мой юный сын спрашивает меня,учить ли ему французский.Зачем, хотелось мне сказать.Это государство гибнет,И, если ты схватишься за живот и застонешь,Тебя поймут и так.Мой юный сын спрашивает меня,учить ли ему историю.Зачем, хотелось мне сказать.Учись не подыматьГолову над землей,И, может быть, уцелеешь.Да, говорю я. Учи математику,Учи французский, учи историю!VIIIУбегая от своих земляков,Я теперь добрался до Финляндии. Друзья,Вчера еще неведомые, поставили две кроватиВ чистой комнате. Из громкоговорителяСлышатся победные реляции подонков.С любопытствомРазглядываю я карту этой части света.Высоко вверху в ЛапландииЯ вижу еще дверцуВ Северный Ледовитый океан.
ТРУБКИ
Друзьям оставив книги, я рассталсяВ изгнанье со стихами, но пришлосьНарушить третью заповедь скитальца«Быть неимущим!» — трубки я увез.Тому, кто ждет облавы день и ночь,Без книги обойтись не так уж трудно.Но кожаный кисет со старой трубкойЕму способны кое в чем помочь.
1940
МЕМОРИАЛЬНЫЕ ДОСКИ ПАВШИМ В ВОЙНЕ ГИТЛЕРА С ФРАНЦИЕЙ
1Пусть он подохнет среди страшных мук.Он — главный враг! Его постигнет кара!Так я кричу, — ведь лишь река ЛуараТеперь найдет меня. Да майский жук.2Узнав, о люди, будто одолелиМы Францию всего за три недели,Не спрашивайте, где найти меня!Из двадцати я жил четыре дня.
1941
ФИНСКИЙ ПЕЙЗАЖ
Семь озер — многорыбье и разнодеревье!Запах ягод и трав!Звучный ветер, в березовой роще застряв.Овевает коров и бидонов кочевье…Цвет, и запах, и звук он сливает в одно,И колышет листву, и бормочет, как прежде…И вновь учится беженец, как учился давно,Ремеслу своему: многотрудной надежде.Он глядит на колосья в высоких снопах,И на бабу над озером — статую словно,На паром, волочащий огромные бревна(Костылей надо много — на первых порах!)…С лесом он говорить научился любовноИ с народом, молчащим на двух языках.
СТИХОТВОРЕНИЯ 1948–1956 ГОДОВ
ПЕСНЯ СТРОЙКИ
1Всем еще не сладко, но мы знаем:полон мглою предрассветный час!Чтоб взошла заря над нашим краем,труд отдать готов любой из нас.Дружно за дело!Стройка, подымайся ввысь!Из развалин новый мир мы строим смело.Кто там встал на пути? Берегись!2Если хочешь жить под теплой крышей —сам жилище строить помогай!Пусть дома на стройке встанут выше!Пусть растет и крепнет мирный край!Дружно за дело!Стройка, подымайся ввысь!Из развалин новый мир мы строим смело.Кто там встал на пути? Берегись!3Нам еще мошенники мешают.Их закон — нажива и обман.Шиберов, что деньги зашибают,вышибем к чертям за океан!Дружно за дело!Стройка, подымайся ввысь!Из развалин новый мир мы строим смело.Кто там встал на пути? Берегись!4Рухнул домик, но клопы живучи,юнкеры, дельцы и прочий сброд.Выгребем на мусорную кучувсю ту дрянь, что здесь еще живет!Дружно за дело!Стройка, подымайся ввысь!Из развалин новый мир мы строим смело.Кто там встал на пути? Берегись!5Нам ли ныть со злыми стариками,если старый мир пошел ко дну!Собственными выстроим рукамисолнечную, светлую страну!Дружно за дело!Стройка, подымайся ввысь!Из развалин новый мир мы строим смело.Кто там встал на пути? Берегись!