В такие дни нам с вами процветать бы!Дамон у Диониса был в долгу.Тиран сказал: «Я потерпеть могу».И смертника он отпустил на свадьбу.Заложник ждет. Должник, стрелой лети!Ты, даже зная, что тому, кто ловок,Проститься может множество уловок,Вернешься, чтоб заложника спасти.Святым тогда считался договор,Тогда еще блюли поруку верно.И пусть должник летит во весь опор,Жать на него не следует чрезмерно.Нам Шиллером урок достойный дан:Тиран-то был добряк, а не тиран!
О ПЬЕСЕ КЛЕЙСТА «ПРИНЦ ГОМБУРГСКИЙ»
О бранденбургский парк былых времен!О духовидцев тщетные мечтанья!И воин на коленях — эталонОтваги и законопослушанья!Лавровый посох очень больно бьет,Ты победил наперекор приказу.Безумца оставляет Ника сразу,Ослушника ведут на эшафот.Очищен, просветлен, обезоруженОпальный воин — и крупней жемчужинХолодный пот под лаврами венка.Он пал с врагами Бранденбурга рядом,Мерцают пред его померкшим взглядомОбломки благородного клинка.
1940
ФИНЛЯНДИЯ 1940
IМы
теперь беженцыВ Финляндии.Моя маленькая дочьВечерами сидит дома и ругается,Что никто из детей с ней не играет.Она немка,Разбойничье отродье.Когда я повышаю голос в споре,Меня призывают к порядку.Здесь не любят,Когда повышает голосРазбойничье отродье.Когда я напоминаю своей маленькой дочке,Что немцы народ разбойников,Мы оба радуемся, что их не любят,И оба хохочем.IIМне противно смотреть,Как выбрасывают хлеб,Потому что я родом из крестьян.Можно понять,Как я ненавижу войну!IIIНаша финская приятельницаРассказала нам за бутылкой вина,Как война опустошила ее вишневый сад.Оттуда, она сказала, вино, которое мы пьем.Мы опорожнили наши стаканыВ память о расстрелянном вишневом садеИ в честь разума.IVЭто год, о котором будут говорить.Это год, о котором будут молчать.Старики видят смерть юнцов.Глупцы видят смерть мудрецов.Земля уже не родит, а жрет.Небо источает не дождь, а железо.
РЕКВИЗИТ ЕЛЕНЫ ВАЙГЕЛЬ
Скамейка, зеркало в надтреснутом овалеИ штифтик грима: с ролью на коленяхОна садилась здесь; и невод — опускалиЕго в оркестр во время представленья.А вот глядите — из времен гоненьяДоска для теста, стоптанный башмакИ медный таз — черничное вареньеВарила детям в нем; продавленный дуршлаг.Все на виду, чем в радости и в горе,Своем и вашем, правила она.О драгоценная без гордости во взоре!Актриса, беженка, служанка и жена.
1940
О СЧАСТЬЕ
Чтобы выжить, необходимо счастье.Без счастьяНе спастись никому от холода,Голода, от людей.Счастье — помощь.Я был очень счастлив. Лишь потомуЯ все еще жив.Но, глядя в будущее, с ужасом сознаю,Сколько еще мне понадобится счастья.Счастье — помощь.Силён — кто счастлив.Крепкий борец и умный учительТот, кто счастлив.Счастье — помощь.
О ПОВСЕДНЕВНОМ ТЕАТРЕ
Вы, артисты, устраивающие свои театрыВ больших домах, под искусственными светочами,Перед молчащей толпой, — ищите время от времениТот театр, который разыгрывается на улице.Повседневный, тысячеликий и ничем не прославленный,Но зато столь жизненный, земной театр, корни которогоУходят в совместную жизнь людей,В жизнь улицы.Здесь ваша соседка изображает домохозяина, яркопоказывает она,Имитируя поток его красноречия,Как он пытается замять разговорОб испорченном водопроводе. В скверахМолодые люди имитируют хихикающих девушек,Как те по вечерам отстраняются, защищаются и при этомЛовко показывают грудь. А тот вот пьяныйПоказывает проповедующего священника, отсылающегонеимущихНа щедрые эдемские луга. Как полезенТакой театр, как он серьезен и веселИ какого достоинства исполнен!Он не похож на попугаяили обезьяну:Те подражают лишь из стремления к подражанию, равнодушныеК тому, чему они подражают, лишь затем, чтобы показать,Что они прекрасно умеют подражать, ноБезо всякой цели. И вы,Великие художники, умелые подражатели, вы не должныУподобляться им! Не удаляйтесь,Хотя бы ваше искусство непрерывно совершенствовалось,слишком далекоОт того повседневного театра,Который разыгрывается на улице.Взгляните на этого человека на перекрестке! Ондемонстрирует, какПроизошел несчастный случай. Он как разПередает водителя на суд толпы. Как тотСидел за рулем, а вот теперьИзображает он пострадавшего, по-видимому,Пожилого человека. О них обоихОн рассказывает лишь такие подробности,Которые помогают нам понять, как произошло несчастье,и, однако,Этого довольно, чтобы они предстали перед вами. ОбоихОн показывает вовсе не так, чтобы создалось впечатление: они-деНе могли избежать несчастья. Несчастный случайСтановится таким понятным и все же непостижимым, так как обаМогли ведь передвигаться и совершенно иначе, дабы несчастьяНе произошло. Тут нет места суеверию:Очевидец не подчиняет смертныхВласти созвездий, под которыми они рождены,А только власти их ошибок.Обратите внимание такжеНа его серьезность и на тщательность его имитации. Он сознает,Что от его точности зависит многое: избежит ли невинныйКары и будет ли вознагражденПострадавший. Посмотрите,Как он теперь повторяет то, что он уже однаждыпроделал. Колеблясь,Хорошо ли он подражает, запинаясьИ предлагая другому очевидцу рассказать о техИли иных подробностях. Взирайте на негоС благоговением!И с изумлениемЗаметьте еще одно: что этот подражательНикогда не растворяется в подражаемом. Он никогдаНе преображается окончательно в того, кому онподражает. ВсегдаОн остается демонстратором, а не воплощением.ВоплощаемыйНе слился с ним, — он подражатель,Не разделяет ни его чувств,Ни его воззрений. Он знает о немЛишь немногое. В его имитацииНе возникает нечто третье, из него и того, другого,Как бы состоящее из них обоих, — нечто третье, в котором билось бы единое сердце иМыслил бы единый мозг. Сохраняя при себе все свои чувства,Стоит перед вами изображающий и демонстрирует вамЧуждого ему человека.Таинственное превращение,Совершающееся в ваших театрах якобы само собойМежду уборной и сценой: актерОставляет уборную, корольВступает на подмостки, то чудо,Посмеивающимися над которым с пивными бутылками в рукахМне столько раз случалось видеть рабочих сцены, — это чудоЗдесь не происходит.Наш очевидец на перекресткеВовсе не лунатик, которого нельзя окликнуть. Он неВерховный жрец в момент богослужения. В любую минутуВы можете прервать его: он ответит вамПреспокойно и продолжит,Побеседовав с вами, свой спектакль.Не говорите, однако: этот человекНе артист. Воздвигая такое средостениеМежду собой и остальным миром, вы толькоОтделяете себя от мира. Если вы не называетеЭтого человека артистом, то он вправе не назватьВас людьми, а это было бы куда худшим упреком.Скажите лучше:Он артист, ибо он человек. МыСможем сделать то, что он делает, совершенней иСнискать за это уважение, но то, что мы делаем,Есть нечто всеобщее и человеческое, ежечасноПроисходящее в уличной сутолоке, почти столь жеНеобходимое и приятное человеку, как пища и воздух!Ваше театральное искусствоПриведет вас назад, в область практического.Утверждайте, что наши маскиНе являются ничем особенным, это просто маски.Вот продавец кашнеНапяливает жесткую круглую шляпу покорителя сердец,Хватает тросточку, наклеиваетУсики и делает за своей лавчонкойНесколько кокетливых шажков, показываяЗамечательное преображение, которое,Не без помощи кашне, усиков и шляп,Оказывает волшебное
воздействие на женщин.Вы скажете,что и наши стихиТоже не новость: газетчикиВыкрикивают сообщения, ритмизуя их, тем самымУсиливая их действие и облегчая себе многократное Их повторение! МыПроизносим чужой текст, но влюбленныеИ продавцы тоже заучивают наизусть чужие тексты, и как частоЦитируете вы изречения! Таким образом,Маска, стих и цитата оказываются обычными явлениями,необычными же: Великая Маска., красиво произнесенный стихИ разумное цитирование.Но чтобы не было никаких недоразумений между нами,Поймите: даже когда вы усовершенствуетеТо, что проделывает этот человек на перекрестке, высделаете меньше,Чем он, если выСделаете ваш театр менее осмысленным, менее обусловленным событиями,Менее вторгающимся в жизнь зрителей иМенее полезным.
РАДОСТЬ НАЧАЛА
О радость начала! О раннее утро!Первая травка, когда ты, казалось, забыл,Что значит зеленое! Радость от первой страницыКниги, которой ты ждал, и восторг удивления!Читай не спеша, слишком скороЧасть не прочтенная станет тонка!О первая пригоршня влагиНа лицо, покрытое потом! ПрохладаСвежей сорочки! О начало любви!И отведенный взгляд!О начало работы! Заправить горючимОстывший двигатель! Первый рывок рычагаИ первый стрекот мотора!И первой затяжкиДым, наполняющий легкие!И рожденье твое,Новая мысль!
О КРИТИЧЕСКОМ ОТНОШЕНИИ
Критическое отношениеНекоторые считают бесплодным.Это потому, что в государствеИхней критикой многого не достигнешь.Но то, что считают бесплодной критикой,На самом деле слабая критика.Критика оружиемМожет разгромить и государство.Изменение русла реки,Облагораживание плодового дерева,Воспитание человека,Перестройка государства —Таковы образцы плодотворной критикиИ к тому жеОбразцы искусства.
СПЕКТАКЛЬ ОКОНЧЕН
Спектакль окончен. Сыграна пьеса. МедленноОпорожняется вялая кишка театра. В своих уборныхСтирают румяна и пот пройдошистые продавцыСмешанной в спешке мимики, сморщенной риторики.НаконецОсвещение сходит на нет, которое жалкуюРазоблачало халтуру, и погружается в сумеркиПрекрасная пустота поруганной сцены. В пустом,Слегка еще дурно пахнущем зале сидит наш добрыйДрамодел, ненасытный, пытается онВспомнить все про себя.
ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ О КРЫСОЛОВЕ ИЗ ГАМЕЛЬНА
Крысолов из города Гамельна —Это в Гамельне знает любой —Он тысячу, если не больше, детейСвоей дудкой увлек за собой.Он долго играл, их сердца смутив, —Это был превосходный мотив.Крысолов из города Гамельна,С малышами пустился он в путь,Чтоб место для них на земле подыскатьПоприличней какое-нибудь.Он долго играл, их сердца смутив, —Это был превосходный мотив.Крысолов из города Гамельна,А в какие он вел их места?Но дети взволнованы были меж тем,И, по-видимому, неспроста.Он долго играл, их сердца смутив, —Это был превосходный мотив.Крысолов из города Гамельна,Когда вышел из города он,Отменной игрою своей, говорят,Он и сам уже был покорен.Я долго играю, сердца их смутив, —Превосходный это мотив.Крысолов из города Гамельна,Далеко не сумел он уйти —Он сбился с дороги, в горах заплутав,И вернулся к началу пути.Слишком долго играл он, сердца их смутив, —Слишком был превосходен мотив.Крысолов из города ГамельнаБыл повешен, все знают о том,А все же о дудке, о дудке егоГоворилось немало потом.Он долго играл, их сердца смутив, —Это был превосходный мотив.
ЛОШАДЬ РУУСКАНЕНА
Когда третья зима всемирного кризиса наступила,Крестьяне под Нивалой валили лес, как обычно.И, как обычно, низкорослые лошадкиВолочили бревна к реке, но в этом гоОни получили за бревно всего пять финских марок, то естьстолько,Сколько стоит кусок мыла.Когда наступила четвертаявесна всемирного кризиса,Были проданы с молотка дворы тех, кто не уплатилосенью налогов. Те же, кто уплатил, не могли купить овса лошадям,Необходимым для всех работ — полевых и лесных, —И у лошадей торчали ребра, чуть ли не протыкаяШкуру, лишенную блеска. И тогда пристав из НивалыПришел к мужику Руусканену на поле и сказалВажно: «Разве ты не знаешь, что есть закон,Воспрещающий мучить животных.Взгляни на твою лошадь.РебраТорчат у нее из-под шкуры. Эта лошадьБольна, ее надо зарезать».Сказал и пошел. Но три дня спустя,Проходя мимо, он снова увидал РуусканенаСо своим тощим конем на своем крохотном поле, словноНичего не случилось, и не было закона, и не было пристава. Озлясь,Он послал двух жандармов с строжайшим приказомОтобрать у Руусканена лошадь иНемедленно отвести подвергавшееся издевательствам животноеК живодеру.Жандармы же, волоча за собой лошадь РуусканенаПо деревне, увидели, когда оглянулись,Что из всех домов высыпают крестьяне и бегутСледом за лошадью, и на краю деревниОни неуверенно остановились, и крестьянин Нисканен,Смирный мужик, приятель Руусканена, высказалпредложенье:Соберут они, дескать, всем миром, немного овсаДля этой лошади, и тогда ее резать не надо.Так что жандармы привели к животнолюбивому приставуНе лошадь, а крестьянина Нисканена, носителя радостнойвести,Спасительной для лошади Руусканена. «Слушай, пристав, —Так он сказал, — эта лошадь не больна,Она просто не ела, а РуусканенБез своей лошади с голоду помрет. Зарежь его лошадь,И вскоре придется зарезать хозяина. Так-то вот, пристав».«Как ты со мной говоришь? — сказал пристав. — ЛошадьБольная, закон есть закон, и потому ее зарежут».Угрюмо вернулисьВместе с Нисканеном в деревню оба жандарма,Вытащили у Руусканена из конюшни лошадь Руусканена,Собрались волочить ее к живодеру, но,Подойдя к краю деревни, увидали, что там пятьдесятМужиков стоят, как гранитные глыбы, и смотрятМолча на обоих жандармов. МолчаОставили оба клячу у края деревни.По-прежнему молчаКрестьяне Нивалы повели клячу РуусканенаНазад, в конюшню.«Это мятеж!» — сказал пристав. Через деньПоездом из Оулу прибыло десять жандармовС винтовками — в Нивалу,Окруженную цветущими полянами, чтобы только доказать,Что закон есть закон. В этот день каждыйМужик снял с гвоздя, вбитого в чистую стену,Ружье, висевшее рядом с ковриком,Где вышиты были изречения из Библии, — старое ружье,От гражданской войны 1918 года. Оно было выданоПротив красных. ТеперьЕго повернули против десяти жандармовИз Оулу. Уже в тот же вечерТриста крестьян, пришедших из многих окрестныхДеревень, окружили дом приставаНа холме близ церкви. Несмелой походкойВышел пристав на крыльцо, поднял белую рукуИ сладко заговорил о лошади Руусканена, суляОставить ее в живых, но крестьянеГоворили уже не о лошади Руусканена, — они требовалиПрекращения продаж с молотка и отмены Налогов.Напуганный до смерти,Пристав побежал к телефону, потому что крестьянеЗабыли не только о том, что есть закон, но и о том,Что есть телефон в доме пристава, и он передалВ Хельсинки ко телефону свой вопль о помощи, и в туже ночьХельсинки, столицы, на семи автобусахПрибыли двести солдат, вооруженных пулеметами, во главе с броневиком.И эта военная силаОдолела крестьян — их пороли в Народном доме.Суд в Нивале приговорил зачинщиковК полутора годам тюрьмы, чтобы в Нивале былВосстановлен порядок.Изо всех виновныхБыла помилована только лошадь РуусканенаВследствие личного вмешательства государственного министра,На основании многочисленных петиций.