МОНОЛОГ (1950)

* * *

Неужели не стоило Нам рождаться на свет, Где судьба нам устроила Этот смутный рассвет, Где в синеющем инее Эта сетка ветвей – Словно тонкие линии На ладони твоей, Где дорожка прибрежная, Описав полукруг, Словно линия нежная Жизни – кончилась вдруг, И полоска попутная – Слабый след на реке – Словно линия смутная Счастья – там, вдалеке…

* * *

К ночи мягче погода, Недалеко весна. Над трубой парохода Невысоко – луна. Дым нежней голубеет, Синим кажется мост. Искры легкие реют Где-то около звезд. Берег уже и тише, Тих синеющий сквер. А немного повыше – Скоро музыку сфер Мы, быть может, услышим.

* * *

Так посмотришь небрежно, И не вспомнится позже Этот снег неизбежный, Этот светленький дождик. Незаметно задремлешь, И не видеть во сне бы Оснеженную землю, Светловатое небо. Это радостный признак, Это – счастье, поверьте: Равнодушие к жизни И предчувствие смерти.

* * *

Петух возвещает, чуть свет, Что ночь позади; Кукушка – что столько-то лет Еще впереди. Куку или кукареку – Значенье одно: Что сыплется (будь начеку!) Струею зерно. Ты знаешь, есть птица одна, Она не поет: Лишь время, как семя, она Неслышно клюет.

* * *

В безветренных полях еще весна. Лишь одуванчик легкий облетает. И девочка крича бежит. Она Его пушок прозрачный собирает. А под вечер, еще едва видна, Растет Луна меж Марсом и Венерой, Еще почти прозрачная Луна – Как одуванчик светловато-серый. Давай по-детски верить что Луна – Его душа. Быть может, вновь приснится Нам нежная, небесная страна, Где даже одуванчик сохранится.

* * *

Яснее с каждым годом: да, провал Смешных попыток, тягостных стараний. Быть может, рок нам счастье обещал, Но, кажется, не сдержит обещаний. Так в незнакомом тесном ресторане Вдруг видишь, в зеркалах, просторный зал, Идешь – и убеждаешься в обмане: Всё те же люди, тот же тесный зал На ледяной поверхности зеркал.

* * *

В Булонский лес заходишь в декабре: Деревья в сизом, снежном серебре. И видишь, в довершение картины, Как будто наши, русские рябины – И чувствуешь, острее с году на год, Ту горечь терпкую холодных ягод. И рот кривишь. От этого всего – Оскомина. И больше ничего.

* * *

Шагаешь по мокнущей груде Безжизненных листьев, во тьме – И вдруг вспоминаешь о людях, Погибших тогда, на войне. И знаешь, что помнить не надо: Умершим ничем не помочь. И память – как шум листопада В глухую осеннюю ночь.

* * *

Вот, живешь: суета, нищета Только тщетно считаешь счета, Только видишь, что сумма не та; А умрешь – темнота, немота И такая, мой друг, пустота, Будто ночью под аркой моста.

* * *

Ночью мост рабочие чинили, Чтобы мчались по мосту скорей Деловитые автомобили Важных, обеспеченных людей – И другие, всяческих мастей, Например: тюремный (грузный, зычный, Ваше охраняющий добро), Или – юркий, беленький – больничный, Или – тот, умеренно трагичный, Скучный – похоронного бюро.

* * *

Кабак, завод, тюрьма, больница И даже – кладбище вблизи Нет, этот городок не снится, Не чудится. И по грязи Идут под барабан солдаты (Казарма – за углом сейчас). Они ни в чем не виноваты, Но их убьют. Иль, в добрый час, Они других убьют. Трезвонит Звонарь над лучшим из миров, И так невозмутимо гонит Хозяин на убой быков.

* * *

Немного рыбы и немного соли На медленном огне – какая скука! Живая рыба корчилась от боли, Старуха злилась, плакала от лука, Над луком, над стручком засохшим перца, Багровым, как запекшаяся рана, Морщинистым, как маленькое сердце, Увядшее у газового крана От жара, холода и равнодушья: Сухое сердце той, худой, убогой, Открывшей, словно рыба, от удушья Бескровный рот и поминавшей Бога… А дальше что? Что Бог – благой и кроткий, Что грешников поджаривают черти, Что в тишине чадит на сковородке Немного жизни и немного смерти.

* * *

Мальчик бился над задачей, Верил, что найдет ответ, Не мирился с неудачей – А в задаче смысла нет. От других отнять – и что же? Общий жребий разделить: Состояние умножить, Да и голову сложить… Уравнений интересных, Мальчик, больше не решай: Слишком много неизвестных – Счастье, истина, душа… Ничего не надо больше, И не все ль тебе равно, Что поменьше, что побольше, Что равно, чему равно…

* * *

– А помнишь детство, синий сумрак, юг, Бессонницу и тишину – часами, – Когда казалось, будто понял вдруг, Почти умея выразить словами – О чем звезда мерцает до утра, О чем вода трепещет ключевая, О чем синеют небо и гора, О чем шиповник пахнет, расцветая…

ЧИТАЯ ПУШКИНА

Порой, читая вслух парижским крышам Его стихи таинственно-простые, В печали, ночью, в дождь – мы видим, слышим (В деревне, ночью, осенью, в России): Живой, знакомый нам, при свечке сальной Свои стихи негромко он читает, И каждый стих, веселый и печальный, Нас так печалит, словно утешает. И кажется – из царскосельской урны Прозрачная, хрустально-ключевая Течет струя свободно и небурно, Курчавый облак ясно отражая. И полной грудью мы грустим – но счастьем, Как вдохновеньем, безотчетно мудрым Наполнен мир, и стоит жить и, настежь Открыв окно, дышать парижским утром.

* * *

В такой же день, весной, с тобой вдвоем, Впервые говоря о нашем общем, Мы шли… А после – каждый о своем: Я говорил, порой, бессвязно, в общем, А ты не слушала… Но в смертный час В непонятом, в неразделенном, в личном Таким ненужным станет все для нас – Бессмысленным, бесцельным, безразличным. И лишь одно на свете – мы вдвоем, Совсем одни, совсем одно друг с другом, Таким же, как сегодня, теплым днем, И радуга непрочным полукругом Стоит вдали…

* * *

Влюбленные целуются опять На влажной от дождя скамейке. В косом луче развившаяся прядь Свисает в виде смуглой змейки. С тяжелых роз стекают на ладонь Прозрачно-выпуклые слезы. В изгибах уха – розовый огонь Слегка похож на завязь розы.

* * *

Опять подымается ветер, Опять лиловеет восток, И в сумраке еле заметен Летящий опавший листок. (Листок за листком пролетает.) Опять начинает светать, Опять мы встаем – и считаем, Что все повторится опять. Опять мы заводим пружину Часов на положенный срок, Опять мы бросаем в корзину Один календарный листок.