Стихотворения

TILLY

He travels after a winter sun, Urging the cattle along a cold red road, Calling to them, a voice they know, He drives his beasts above Cabra. The voice tells them home is warm. They moo and make brute music with their hoofs. He drives them with a flowering branch before him, Smoke pluming their foreheads. Boor, bond of the herd, Tonight stretch full by the fire! I bleed by the black stream For my torn bough!

Dublin, 1904

ДОВЕСОК

Кочуя за зимним солнцем вослед, Он ведет коров по холодной тропе. Привычным голосом торопя, Он гонит стадо свое над Каброй. Знакомый голос сулит им тепло и кров. Они мычат и топчутся вразнобой. Он их погоняет цветущей ветвью, Качается пар над рогами коров. Сторож стада, беспечный раб, Ты ночью растянешься у костра… Я кровью истек у черной реки, И сломана ветвь моя!

Дублин, 1904

WATCHING THE NEEDLEBOATS AT SAN SABBA

I heard their young hearts crying Loveward above the glancing oar And heard the prairie grasses sighing: No more, return no more! О hearts, О sighing grasses, Vainly your loveblown bannerets mourn! No more will the wild wind that passes Return, no more return.

Trieste, 1912

ПРОГУЛОЧНЫЕ ЛОДКИ В САН-САББА

Я слышал, как, с весел сонных Стекая, звенит вода, И слышал в шорохе прерий влюбленных: Прощай, прощай навсегда! О юность, трава степная! Напрасно рвешься прочь, трепеща… Безумный ветер кричит, улетая: Прощай, навсегда прощай!

Триест, 1912

A FLOWER GIVEN TO MY DAUGHTER

Frail the white rose and frail are Her hands that gave Whose soul is sere and paler Than time's wan wave. Rosefrail and fair — yet frailest A wonder wild In gentle eyes thou veilest, My blueveined child.

Trieste, 1913

ЦВЕТОК, ПОДАРЕННЫЙ МОЕЙ ДОЧЕРИ

Как роза белая, нежна Дарящая рука Той, чья душа, как боль, бледна И, как любовь, хрупка. Но безрассудней, чем цветы, Нежней, чем забытье, Глаза, какими смотришь ты, Дитя мое.

Триест, 1913

SHE WEEPS OVER RAHOON

Rain on Rahoon falls softly, softly falling, Where my dark lover lies. Sad is his voice that calls me, sadly calling, At grey moonrise. Love, hear thou How soft, how sad his voice is ever calling, Ever unanswered, and the dark rain falling, Then as now. Dark too our hearts, О love, shall lie and cold As his sad heart has lain Under the moongrey nettles, the black mould And muttering rain.

Trieste, 1913

ПЛАЧ НАД РАХУНОМ

Далекий дождь бормочет над Рахуном, Где мой любимый спит. Печальный голос в тусклом свете лунном Сквозь ночь звучит. Ты слышишь, милый, Как он зовет меня сквозь монотонный Шорох дождя — тот мальчик мой влюбленный Из ночи стылой? В такой же стылый час во мраке черном И мы с тобой уснем — Под тусклою крапивой, мокрым дерном И сеющим дождем.

Триест, 1913

TUTTO `E SCIOLTO

A birdless heaven, seadusk, one lone star Piercing the west, As thou, fond heart, love's time, so faint, so far, Rememberest. The clear young eyes' soft look, the candid brow, The fragrant hair, Falling as through the silence falleth now Dusk of the air. Why then, remembering those shy Sweet lures, repine When the dear love she yielded with a sigh Was all but thine?

Триест, 1914

TUTTO `E SCIOLTO [1]

1

Все кончено (ит.).

Ни птицы в небе, ни огня в тумане — Морская мгла; Лишь вдалеке звезда-воспоминанье Туман прожгла. Я вспомнил ясное чело, и очи, И мглу волос, Все затопивших вдруг, как волны ночи, — И бурю слез! К чему теперь роптать, припоминая Пыл тех ночей, — Ведь разве не была она, чужая, Почти твоей?

Триест, 1914

ON THE BEACH AT FONTANA

Wind whines and whines the shingle, The crazy pierstakes groan; A senile sea numbers each single Slimesilvered stone. From whining wind and colder Grey sea I wrap him warm And touch his trembling fineboned shoulder And boyish arm. Around us fear, descending Darkness of fear above And in my heart how deep unending Ache of love!