Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

[1920]

Св<ятой> Марко*

Морское марево, Золотое зарево, Крась жарко Узор глыб! Святой Марко, Святой Марко, Пошли рыб!

[1919]

Тразименские тростники*

Затрепещут тразименские тростники, затрепещут, Как изменники, Что болтливую болтовню разболтали У реки О гибели прекрасной богини, Не о смешной Мидасовых ушей тайне. В стоячей тине Они не знали, Что румяная спит Фетида, Не мертва, но покоится дремотно, Ожидая золотого востока. Мужественная дева воспрянет, Протрет лавандовые очи, Удивленно и зорко глянет Сивиллой великого Буонаротта (Не напрасны были поруки!), И озеро багряных поражений Римскую медь воротит, И трепетуны-тростники болтушки Умолкнут При возврате родимого солнца.

[1919 или 1920]

Венеция*

Обезьяна распростерла Побрякушку
над Ридотто,
Кристалличной сонатиной Стонет дьявол из Казотта. Синьорина, что случилось? Отчего вы так надуты? Рассмешитесь: словно гуси, Выступают две бауты. Надушенные сонеты, Мадригалы, триолеты, Как из рога изобилья Упадут к ногам Нинеты. А Нинета в треуголке, С вырезным, лимонным лифом, — Обещая и лукавя, Смотрит выдуманным мифом. Словно Тьеполо расплавил Теплым облаком атласы… На террасе Клеопатры Золотеют ананасы. Кофей стынет, тонкий месяц В небе лодочкой ныряет, Под стрекозьи серенады Сердце легкое зевает. Треск цехинов, смех проезжих, Трепет свечки нагоревшей. Не бренча стряхает полночь Блестки с шали надоевшей. Молоточки бьют часочки… Нина — розочка, не роза… И секретно, и любовно Тараторит Чимароза.

[1920]

Эней*

Нагая юность с зеркалом в руке Зеленые заливы отражает, Недвижной пикой змея поражает Золотокудрый рыцарь вдалеке. И медью пышут римские законы В дымах прощальных пламенной Дидоны. Какие пристани, Эней, Эней, Найдешь ты взором пристально-прилежным? С каким товарищем, бродягой нежным, Взмутишь голубизну седых морей? Забудешь ты пылающую Трою И скажешь: «Город на крови построю». Всегда ограда — кровь, свобода — зверь. Ты — властелин, так запасись уздою, Железною ведешься ты звездою, Но до конца звезде своей поверь. Смотри, как просты и квадратны лица, — Вскормила их в горах твоя волчица. И, обречен неколебимой доле, Мечта бездомников — домашний гусь (Когда, о родичи, я к вам вернусь?), Хранит новорожденный Капитолий. Пожатье загрубелых в битве рук Сильней пурпурных с подписью порук. Спинной хребет согнулся и ослаб Над грудой чужеземного богатства, — Воспоминание мужского братства В глазах тиранов, юношей и пап. И в распыленном золоте тумана Звучит трубой лучистой: «Pax Romana».

[1920]

Амур и невинность*

(Аллегория со свадебного сундука)

Невинность:

Не учи в ручей подругу Ловить радуги дугу! По зеленому по лугу Я бегу, бегу, бегу!

Амур:

Охотник, метко целю в дичь, Стрелок крылатый я. Откуда ты, куда бежишь, — Ты все равно — моя.

Невинность:

Ты ль меня предашь испугу? Не поддамся хвастуну. Ты — стрелок, а я кольчугу — Свои косы протяну.

Амур:

Бесцельно убегаешь стрел. Плетешь по-детски речь. Никто не мог, никто не смел От стрел себя сберечь.

Невинность:

Свой букварь забросил школьник, Мух пугает по лесам. Ах, как страшно, ах, как больно! Не бежать ли вздумал сам?

Амур:

Пряма стрела, натянут лук, Кручена тетива. Не убежишь желанных рук, Помнется мурава.

Невинность:

Мой младенец просит соски? Подбородок не колюч. Сундучка красивы доски, Но прибрать — задача — ключ.

Амур:

Замкнешь — я отомкну замок, Бежишь — я нагоню, — Ведь снег противиться не мог Весеннему огню.

Невинность:

Оступилась, ах, упала! Закружился луг пестро… Сладко радугу поймала В золоченое ведро.

[1920]

Ассизи*

Месяц молочный спустился так низко, Словно рукой его можно достать. Цветики милые братца Франциска, Где же вам иначе расцветать? Умбрия, матерь задумчивых далей, Ангелы лучшей страны не видали. В говоре птичьем — высокие вести, В небе разводы павлинья пера. Верится вновь вечеровой невесте Тень Благовещенья в те вечера. Лепет легчайший — Господне веленье — Льется в разнеженном благоволеньи. На ночь ларьки запирают торговцы, Сонно трубит с холма пастух, Блея, бредут запыленные овцы, Розовый час, золотея, потух. Тонко и редко поет колокольня: «В небе привольнее, в небе безбольней». Сестры сребристые, быстрые реки, В лодке зеленой сестрица луна, Кто вас узнал, не забудет вовеки, — Вечным томленьем душа полна. Сердцу приснилось преддверие рая — Родина всем умиленным вторая!

[1920]

Равенна*

Меж сосен сонная Равенна, О, черный, золоченый сон! Ты и блаженна, и нетленна, Как византийский небосклон. С вечерних гор далекий звон Благовестит: «Благословенна!» Зарница отшумевшей мощи, Еле колеблемая медь, Ты бережешь святые мощи, Чтоб дольше, дольше не мертветь, И ветер медлит прошуметь В раздолиях прибрежной рощи. Изгнанница, открыла двери, Дала изгнанникам приют, И строфы Данте Алигьери О славном времени поют, Когда вились поверх кают Аллегорические звери. Восторженного патриота Загробная вернет ли тень? Забыта пестрая забота, Лениво проплывает день, На побледневшую ступень Легла прозрачная
дремота.
Не умерли, но жить устали, И ждет умолкнувший амвон, Что пробудившихся Италии Завеет вещий аквилон, И строго ступят из икон Аполлинарий и Виталий. Мою любовь, мои томленья В тебе мне легче вспоминать, Пусть глубже, глуше, что ни день я В пучине должен утопать, — К тебе, о золотая мать, Прильну в минуту воскресенья!

[1920]

Италия*

Ворожея зыбей зеленых, О первозданная краса, В какую сеть твоя коса Паломников влечет спасенных, Вновь умиленных, Вновь влюбленных В твои былые чудеса? Твой рокот заревой, сирена, В янтарной рощи Гесперид Вновь мореходам говорит: «Забудьте, друга, косность тлена. Вдали от плена Лепечет пена И золото богов горит». Ладья безвольная пристала К костру неопалимых слав. И пениться, струя, устав, У ног богини замолчала. Легко и ало Вонзилось жало Твоих пленительных отрав. Ежеминутно умирая, Увижу ль, беглый Арион, Твой важный и воздушный сон, Италия, о мать вторая? Внемлю я, тая, Любовь святая, Далеким зовам влажных лон. Сомнамбулически застыли Полуоткрытые глаза… — Гудит подземная гроза И крылья сердца глухо взвыли, — И вдруг: не ты ли? В лазурной пыли — Отяжеленная лоза.

[1920]

VII. Сны*

Адам*

Я. Н. Блоху

В осеннем кабинете Так пусто и бедно, И, радужно на свете Дробясь, горит окно. Под колпаком стеклянным Игрушка там видна: За огражденьем странным Мужчина и жена. У них есть ручки, ножки, Сосочки на груди, Вокруг летают мошки, Дубочек посреди. Выводит свет, уводит Пигмейская заря, И голый франтик ходит С осанкою царя. Жена льняные косы, Что куколка, плетет, А бабочки и осы Танцуют хоровод. Из-за опушки козы Подходят, не страшась, И маленькие розы Румяно вяжут вязь. Тут, опершись на кочку, Устало муж прилег, А на стволе дубочка Пред дамой — червячок. Их разговор не слышен, Но жар у ней в глазах, — Вдруг золотист и пышен Круглится плод в руках. Готова на уступки… Как любопытен вкус! Блеснули мелко зубки… О, кожицы надкус! Колебля звонко колбу, Как пузырек рекой, Адам ударил по лбу Малюсенькой рукой! — Ах, Ева, Ева, Ева! О, искуситель змей! Страшись Иеговы гнева, Из фиги фартук шей! — Шипящим тут зигзагом Вдруг фосфор взлиловел… И расчертился магом Очерченный предел. Сине плывут осколки, Корежится листва… От дыма книги, полки Ты различишь едва… Стеклом хрусталят стоны, Как стон, хрустит стекло… Все — небо, эмбрионы Канавкой утекло. По-прежнему червонцем Играет край багет, Пылится острым солнцем Осенний кабинет. Духами нежно веет Невысохший флакон… Вдали хрустально реет Протяжный, тонкий стон. О, маленькие душки! А мы, а мы, а мы?! Летучие игрушки Непробужденной тьмы.

[1920]

Озеро*

Е. И. Блох

В душе журавлино просто, Чаша налита молоком сверх меры… Вдоль плоских полотнищ реки Ломко стоят тростники Выше лошадиного роста, Шурша, как из бус портьеры. Месяц (всегда этот месяц!) повис Рожками вниз, Как таинственный мага брелок… Все кажется, где-то караулит, — лежит (В траве, за стволами ракит?) Стрелок. Подхожу к самой воде… Это — длинное озеро, не река. — Розовые, голубые лужицы. Ястреб медленно кружится, И лоб трет рука: «Где, где?» Лодка, привязанная слабо, Тихонько скрипит уключинами. Птицы улетели в гнезда. Одиноко свирелит жаба. Милыми глазами замученными Лиловеют звезды. Кажется, никогда не пропоет почтовый рожок, Никогда не поднимется пыль, Мимо никакой не лежит дороги. И болотный лужок Ничьи не топтали ноги. Прозрачный, фиалковый сон, Жидкого фосфора мреянье, Веянье Невечернего света Топит зарей небосклон, Тростник все реже, Все ниже. Где же, где же Я все это видел? Журавлино в сердце просто, Мысли так покорно кротки, Предо мной стоит подросток В голубой косоворотке. Высоко застегнут ворот, И худые ноги босы… Сон мой сладостно распорот Взглядом глаз его раскосых. За покатыми плечами Золоченый самострел, Неуместными речами Дух смущаться не посмел. Молча на него смотрел, А закат едва горел За озерными холмами. Наконец, Будто не он, А воздух Звонким альтом Колеблясь побежал: «Червонный чернец Ответа ждал О том, Где венец, Где отдых? Я — встречный отрок, Меня не минуешь, Но не здесь, а там Все узнаешь О чуде, О том, где обетный край». Я молчал, Все молчало При лиловой звезде, Но сердце дрожало: «Где?» Косил, косил Неподвижно зеленым глазом… — Там живут блаженные люди! — И указал (Вдруг такою желанною, Что только бы ее целовать, Целовать и плакать) Рукою На еле освещенный зарею На далеком холме Красный, кирпичный сарай.
Поделиться с друзьями: