По-прежнему воздух душист и прост,По-прежнему в небе повешен мост,Когда же кончится постылый пост?Когда же по-прежнему пойдем домой,Когда успокоимся, милый мой?Как жались мы тесно жалкой зимой!Как стыла и ныла покорная кровь!Как удивленно хмурилась бровь!И теплилась только наша любовь.Только и есть теперь одни мечты,Только и есть теперь Бог, да ты,Да маленький месяц с желтой высоты.Месяц квадратит книги да пол,Ты улыбнешься, опершись на стол…Какую
Это все про настоящее, дружок,Про теперешнее время говорю.С неба свесился охотничий рожок,У окна я, что на угольях, горю, —Посмотреть бы на китайскую зарю,Выйти вместе на росистый на лужок,Чтобы ветер свежий щеки нам обжег!Медью блещет океанский пароход.Край далекий, новых путников встречай!Муравейником черно кишит народ,В фонарях пестрит диковинный Шанхай.Янтареет в завитках душистых чай…Розу неба чертит ласточек полет,Хрусталем дрожит дорожный table d'hote [89] .Тучкой перистою плавятся мечты,Неподвижные, воздушны и легки,В тонком золоте дрожащей высоты,Словно заводи болотистой реки. —Теплота святой, невидимой рукиИз приснившейся ведет нас пустотыК странным пристаням, где живы я да ты.
89
Табльдот; стол, накрываемый в ресторане для общей еды (фр.). — Ред.
В крещенски-голубую прорубьМелькнул души молочный голубь.Взволненный, долгий сердца вздох,Его поймать успел ли Бог?Испуганною трясогузкойПрорыв перелетаю узкий.Своей шарахнусь черноты…Верчу глазами: где же ты?Зовет бывалое влеченье,Труда тяжеле облегченье.В летучем, без теней, огнеПустынно и привольно мне!
Унылый дух, отыди!Ты, праздность, улетай!И в здешней ФиваидеНайдем утешный край.«Вы — дети не изгнанья!» —Проклинал ПараклитИ радостное зданьеПостроить нам велит,Пологие ступениК прозрачным воротам.Внизу что значат тени,Узнаешь зорко «там».И зори, и зарницы —Предвосхищенья слав, —Зачем же сумрак снится,Сиянье отослав?Легчи мне душу, Отче,И окрыли персты:Ведь я же — Божий зодчий,Как приказал мне Ты.
Сквозь чайный пар я вижу гору Фузий,На желтом небе золотой вулкан.Как блюдечко природу странно узит!Но новый трепет мелкой рябью дан.Как облаков продольных паутинкиПронзает солнце с муравьиный глаз,А птицы-рыбы, черные чаинки,Чертят лазури зыблемый топаз!Весенний мир вместится в малом мире:Запахнут миндали, затрубит рог,И весь залив, хоть будь он вдвое шире,фарфоровый обнимет ободок.Но ветка неожиданной мимозы,Рассекши небеса, легла на них, —Так на страницах философской прозыПорою заблестит влюбленный стих.
Далеки от родного шумаПесчинки на башмаках.Фиалки в петлице у грумаПахнут о дальних лугах.И в стриженой пыльной аллее,Вспоминая о вольном дне,Все предсмертнее, все нежнееЛиловеют на синем сукне.
Тени косыми угламиПобежали на острова,Пахнет плохими духамиСкошенная трава.Жар был с утра неистов,День, отдуваясь, лег.Компания лицеистов,Две дамы и котелок.Мелкая оспа пота —В шею нельзя целовать.Кому же кого охотаВ жаркую звать кровать?Тенор, толст и печален,Вздыхает: «Я ждать устал!»Над крышей дырявых купаленПростенький месяц встал.
Расцвели на зонтиках розы,А пахнут они «fol arome»…В такой день стихов от прозыМы, право, не разберем.Синий, как хвост павлина,Шелковый медлит жакет,И с мостика вся долина —Королевски-сельский паркет.Удивленно обижены пчелы,Щегленок и чиж пристыжен,И вторят рулады фонолыФлиртовому поветрию жен.На теннисе лишь рубашкиМелко белеют вскачь,Будто лилии и ромашкиНевидный бросают мяч.
Всю тину вод приподнял сад,Как логовище бегемота,И летаргический каскадЧуть каплет в глохлые болота.Расставя лапы в небо, ельКартонно ветра ждет, но даром!Закатно-розовый кисельПолзет по торфяным угарам.Лягушке лень профлейтить «квак»,Лишь грузно шлепается в лужу,И не представить мне никакВот тут рождественскую стужу.Не наше небо… нет. ИдуСквозь сетку липких паутинок…Всю эту мертвую страдуИ солнце, как жерло в аду,Индус в буддическом бредуПридумал, а не русский инок!