С прогулки поздней вместе возвращаясь,Мы на гору взошли; пред нами былТот городок, что стал мне нежно мил,Где счастлив я так был, с тобой встречаясь.И, неохотно с лесом расставаясь,Когда уж вечер тихо подступил(Тот теплый вечер — дорог и уныл),Мы стали оба, медленно прощаясь.И ноги как в колодках тяжелели,Идя различною с тобой тропой,И все в уме слова твои звенели,Я как скупец их уносил с собой,Чтоб каждый слог незначащей той речиМеня питал до новой дальней встречи.
«Пусть месяц молодой мне слева светит…»
Пусть
месяц молодой мне слева светит,Пускай цветок последним лепесткомМне «нет» твердит на языке немом —Я знаю, что твой взор меня приметит.Колдунья мне так ясно не ответитСвоими чарами и волшебством,Когда спрошу о счастьи я своем,И звуков счастья слепо не заметит.Пусть «чет иль нечет» мне сулит несчастье,Пусть смутный сон грозит бедою злой,Пусть, загадавши ведро иль ненастье,Обманут встану хитрою судьбой. —Пусть все про нелюбовь твердит всегда —Твоя улыбка говорит мне «да».
«Из глубины земли источник бьет…»
Из глубины земли источник бьет.Его художник опытной рукою,Украсив хитро чашей золотою,Преобразил в шумящий водомет.Из тьмы струя, свершая свой полет,Спадает в чашу звучных капль толпою,И золотится радужной игрою,И чаша та таинственно поет.В глубь сердца скорбь ударила меня,И громкий крик мой к небу простирался,Коснулся неба, радужно распалсяИ в чашу чудную упал звеня.Мне петь велит любви лишь сладкий яд —Но в счастии уста мои молчат.
«От горести не видел я галеры…»
От горести не видел я галеры,Когда она, качаясь, отплыла;Вся та толпа незрима мне была,И скорбь была сверх силы и сверх меры.Страдали так лишь мученики веры:Неугасимо в них любовь жила,Когда терзала их железная пила,Жрал рыжий лев иль пестрые пантеры.Всегда с тобой душою, сердцем, думойЯ, рассеченный, за тобой плыву,А телом — здесь, печальный и угрюмый,И это все не сон, а наяву.Из всей толпы улыбка лишь твояС галеры той светилась для меня.
«Все так же солнце всходит и заходит…»
Все так же солнце всходит и заходит,На площадях все тот же шум и гам,Легка все так же поступь стройных дам —И день сегодня на вчера походит.Раздумье часто на меня находит:Как может жизнь идти по колеям,Когда моя любовь, когда я самВ разлуке тяжкой, смерть же не приходит?Вы, дамы милые, без сердца, что ли?Как вы гуляете, спокойны и ясны,Когда я плачу без ума, без воли,Сквозь плач гляжу на нежный блеск весны?Ты, солнце красное, зачем всходило,Когда далеко все, что было мило?
«Моя печаль сверх меры и границ…»
Моя печаль сверх меры и границ;Я так подавлен мыслью об утрате,Как каторжник в холодном каземате,Наполненном двухвосток и мокриц.Как труп бездушный, падаю я ниц,И грезятся мечтанья о возврате,Как будто в тусклом розовом закатеИль в отблеске стухающих зарниц.Увижу ль я тебя, мой друг желанный,Ряд долгих зимних дней мечтой прожив?Придет ли ясный день, так долго жданный,Когда весна несет любви прилив?Когда с цветов струятся ароматы,Увидишь ли, увидишь ли меня ты?
Реки вы, реки, веселые реки,С вами расстаться я должен навеки.Горы высокие, снежные дали,Лучше б глаза мои вас не видали!Сердце
взманили зарею багряной,Душу мне сделали гордой и пьяной.Чаща лесная, ручей безыменный —Вот где темница для страсти надменной.Страсти надменной, упорной и пьяной,Бурно стремящейся к воле багряной.Но не поверю, чтоб вновь не видалиОчи мои лучезарной той дали.В тесный ручей я уйду не навеки,Снова вернусь к вам, веселые реки.
Пришли ко мне странники из пустыни,Пришли ко мне гости сегодня,Они были вестники благостыниИ вестники гнева Господня.И сели под дубом мы в тень у дома,Чтоб им отдохнуть от скитаний,И в лицах читал я их казнь СодомаЗа дерзостность ярых желаний.«Не снесть, — подумал я, — жителям града,Не снесть красоты лучистой;Какая безумцам грозит награда,Когда любовь будет нечистой?Напрасно Лот дочерей предложит —Ему самому пригодятся.Огню же, что мозг их и кости гложет,От ангелов только уняться».Молил я ангелов о прощеньи,И благостны были их лица,Но чем лучезарней будет явленье,Яснее тем гнева зарницы.Я утром, предчувствуя страх и горе,Взглянул на соседей долину.Сквозь дым на рассвете блестело море,Блестело оно к Еглаину.На месте, где были дома с садами,Лишь волны спокойно плещут,Да птицы, высоко летя стадами,От солнца невидного блещут.
В ранний утра час покидал Милет я.Тихо было все, ветерок попутныйПомощь нам сулил, надувая парус,В плаваньи дальнем.Город мой, прощай! Не увижу долгоЯ садов твоих, побережий дальних,Самоса вдали, голубых заливов,Отчего дома.Круг друзей своих покидаю милых,В дальний, чуждый край направляю путь свой,Бури, моря глубь — не преграда ждущимСладкой свободы.Как зари приход, как маяк высокий,Как костер вдали среди ночи темной,Так меня влечет через волны моряРим семихолмный.
2
Тихо в прохладном дому у философа Манлия Руфа,Сад — до тибурских ворот.Розы там в полном цвету, гиацинты, нарциссы и мята,Скрытый журчит водомет.В комнатах окна на юг (на все лето он Рим покидает),Трапеза окнами в сад.Часто заходят к нему из сената степенные мужи,Мудрые речи ведут!Часто совета спросить забегают и юноши к Руфу:Он — как оракул для них.Галлий — знаток красоты; от раба до последней безделки —Все — совершенство в дому,Лучше же нет его книг, что за праздник пытливому духу!Вечно бы книги читал!Ласков Манлий со мной, но без крайности, без излияний:Сдержанность мудрым идет.
3
Я белым камнем этот день отмечу.Мы были в цирке и пришли уж поздно:На всех ступенях зрители теснились.С трудом пробились с Манлием мы к месту.Все были налицо: сенат, весталки;Лишь место Кесаря еще пустело.И, озирая пестрые ступени,Двух мужей я заметил, их глазаМеня остановили… я не помню:Один из них был, кажется, постаршеИ так смотрел, как заклинатель змей, —Глаз не сводил он с юноши, тихонько,Неслышно говоря и улыбаясь…А тот смотрел, как будто созерцаяНезримое другим, и улыбался…Казалось, их соединяла тайна…И я спросил у Манлия: «Кто эти?»— Орозий-маг с учеником; их в РимеВсе знают, даже задавать смешноПодобные вопросы… тише… цезарь. —Что будет, что начнется, я не знаю,Но белым камнем я тот день отметил.