Стихотворения

7. Воскресенье

Только колоколам работа. Равны рабы Божий. Паруса опустились. Штиль, безмолвие. Если я встречу вас — Не узнаю. На всех крахмальные воротнички И шляпы, как на корове седло. Бездействие давит воочию. Все блаженно растекаются В подобии небытия. Сердце боится остановок И думает, что это сон, Выдуманный Сера и Лафоргом. Подходило бы, чтобы у соседей Непрерывно играли гаммы И гуляли приюты, Изнывая от пустоты. Точка, из которой ростками Расходятся будущие лучи.

1925

Для августа *

С. В. Демьянову

1. Ты

Так долго шляпой ты махал, Что всем ужасно надоел. Взяла брюнетка на прицел, Подруга вставила «нахал». И долго крякал капитан, Который здорово был пьян. Махал, махал, и, наконец, Когда остался ты один, Какой-то плотный господин Тебя уводит как отец. В одной из светленьких кают Уж скоро рюмки запоют. Ты треугольник видишь бри И рядом страсбургский пирог… Тут удержаться уж не мог, Подумал: «Ах, черт побери! Я никогда их не едал, У Блока кое-что читал». Отец нежданный стороной Заводит речь о том, о сем: Да сколько лет, да как живем, Да есть ли свой у вас портной… То Генрих Манн, то Томас Манн, А сам рукой тебе в карман… Папаша, папа, эй-эй-эй! Не по-отцовски вы смелы… Но тот, к кому вы так милы, — Видавший виды воробей. Спустилась шторка на окне, Корабль несется по волне.

2. Луна

А ну, луна, печально! Печатать про луну Считается банально, Не знаю почему. А ты внушаешь знанье И сердцу, и уму: Понятней расстоянье При взгляде на луну, И время, и разлука, И тетушка искусств — Оккультная наука, И много разных чувств. Покойницкие лица Ты милым придаешь, А иногда приснится Приятненькая ложь. Без всякого уменья Ты крыши зеленишь И вызовешь на пенье Несмысленную мышь. Ты путаешь, вещаешь, Кувыркаешь свой серп И точно отмечаешь Лишь прибыль да ущерб. Тебя зовут Геката, Тебя зовут Пастух, Коты тебе оплата Да вороной петух. Не думай, ради Бога, Что ты — хозяйка мне, — Лежит моя дорога В обратной стороне. Но, чистая невеста И ведьма, нету злей, Тебе найдется место И в повести моей.

3. А я…

Стоит в конце проспекта сад, Для многих он — приют услад, А для других — ну, сад как сад. У тех, кто ходят и сидят, Особенный какой-то взгляд, А с виду — ходят и сидят, Куда бы ни пришлось идти — Все этот сад мне по пути, Никак его не обойти. Уж в августе темнее ночи, А под деревьями еще темнее. Я в сад не заходил нарочно, Попутчика нашел себе случайно… Он был высокий, в серой кепке, В потертом несколько, но модном платье. Я голоса его не слышал — Мы познакомились без разговоров, — А мне казалось, что, должно быть, — хриплы! — На Вознесенском близко дом… Мы скоро до него дойдем… Простите, очень грязный дом. — Улыбка бедная скользит… Какой у Вас знакомый вид!.. Надежды, память — все скользит… Ведь не был я нисколько пьян, Но рот, фигура и туман Твердили: — Ты смертельно пьян!.. Разделся просто, детски лег… Метафизический намек Двусмысленно на сердце лег.

4. Тот

Поверим ли словам цыганки, — До самой смерти продрожим. А тот сидит в стеклянной банке, И моложав, и невредим. Сидит у столика и пишет, — Тут каждый Бердсли и Шекспир, — Апрельский ветер тюль колышет, Сиреневый трепещет мир, Звенят, звенят невыносимо Иголки, искры и вино, И ласточки просвищут мимо Американкою в окно. Измены здесь для примиренья, А примиренья для измен. Политональнейшее пенье От лаковых несется стен. Все кружится, и все на месте… Все близко так, и все поет, Отчетливо, как при Норд-Эсте, Прозрачно, словно жидкий мед… Куда пропал ты, беспечальный И чистый воздух медных скал? На Вознесенском дом скандальный Да пароходный тот нахал!

5. Ты / 2-ое

— Остановка здесь от часа до шести, А хотелось бы неделю провести. Словно зайчики зеркал,   Городок из моря встал,   Все каналы да плотины,   Со стадами луговины, —   Нет ни пропастей, ни скал. Кабачок стоит на самом берегу, Пароход я из окна устерегу. Только море, только высь.   По земле бы мне пройтись:   Что ни город — все чудесно,   Неизвестно и прелестно,   Только знай себе дивись! Если любишь, разве можно устоять? Это утро повторится ли опять? И галантна, и крепка   Стариковская рука.   Скрипнул блок. Пахнуло элем.   Чепуху сейчас замелем,   Не услышать нам свистка.

6. А я / 2-ое

Постучали еле слышно… Спичка чирк… шаги… глаза… Шепот… «Вася, осторожней: По домам идет обход». — Шпалер, шпалер… Брось за печку… — Гость?.. смывайтесь… разве пьян?.. — Черный ход еще не заперт, — Мина Карловна сидит. — Извиняюсь… не нарочно… Я и сам тому не рад… Я засыпаюсь, наверно, На Конюшенной налет. Ну, пока! — поцеловались… — Стой! и я с тобой. — Куда? — — Все равно! — А попадетесь? Укрывателю тюрьма.   Отчего же хриплый голос   Стал прозрачным и любимым,   Будто флейта заиграла   Из-за толстого стекла.   Отчего же эта нежность   Щеки серые покрыла,   Словно в сердце заключенной   Оставаться не могла?   Разве ты сидишь и пишешь,   Легче бабочки из шелка,   И причесан, и напудрен,   У апрельского стола? — Что же стали? — Кот-басила… Опрокинулось ведро. — Тише, черти! — Сердце бьется, Заливается свисток. — Значит, ты?.. — До самой смерти! — Улыбнулся в темноте. — Может, ждать совсем не долго, Но спасибо и на том. Тут калитка возле ямы… Проходной я знаю двор. Деньги есть? Аида на Остров. Там знакомый пароход. Паспортов у нас не спросят, А посадят прямо в трюм. Дней пяток поголодаем Вместе, милый человек!

7. Тот / 2-ое

Февральский радио поет Приволье молодости дальней, Натопленность кисейной спальной И межпланетный перелет. Перечит нежности начальной Воспоминаний праздный счет. Сереет снег, тончает лед, Не уберечь зимы венчальной! Хрусталь на прежнее стекло Воображенье налагает, Изменчивое так светло! Плывут вуали, воздух тает… И сонный вой гавайских труб Напоминает трепет губ.

8. Луна / 2-ое

Луна! Где встретились!.. сквозь люки Ты беспрепятственно глядишь, Как будто фокусника трюки, Что из цилиндра тянет мышь. Тебе милей была бы урна, Руины, жалостный пейзаж! А мы устроились недурно, Забравшись за чужой багаж! Все спит; попахивает дегтем, Мочалой прелой от рогож… И вдруг, как у Рэнбо, под ногтем Торжественная щелкнет вошь. И нам тепло, и не темно нам, Уютно. Качки нет следа. По фантастическим законам Не вспоминается еда — Сосед храпит. Луна свободно Его ласкает как угодно, И сладострастна, и чиста, Во всевозможные места. Я не ревнив к такому горю: Ведь стоит руку протянуть — И я с луной легко поспорю На деле, а не как-нибудь! Вдруг… Как?.. смотрю, смотрю… черты Чужие вовсе… Разве ты Таким и был? И нос, и рот… Он у того совсем не тот. Зачем же голод, трюм и море, Зубов нечищенных оскал? Ужели злых фантасмагорий, Луна, игрушкою я стал? Но так доверчиво дыханье И грудь худая так тепла, Что в темном, горестном лобзаньи Я забываю все дотла.

9. Ты / 3-е

— Вы мне не нравитесь при лунном свете: Откуда-то взялись брюшко и плешь, И вообще, пора бы шутки эти Оставить вам, — Голландия скучна! — Но, детка, вы же сами захотели Остановиться в этом городке. Не думал я, что в столь прелестном теле Такой упрямец маленький сидит. — Вы лишены духовных интересов. Что надо вам, легко б могли найти В любом из практикующих балбесов! А я… а я… — Брюссельская капуста Приправлена слезами. За окном На горизонте растушеван густо Далекий дождь… В глазах плывет размытая фиалка, — Так самого себя бывает жалко! — Вы сами можете помочь невзгодам, Ведь дело не в Голландии, а в вас! — Нет, завтра, завтра, первым пароходом! А вас освобождаю хоть сейчас! — Забарабанил дружно дождь по крышам, Все стало простодушней и ясней. Свисток теперь, конечно, мы услышим, А там посмотрим. «Утро вечера мудреней».

10. Все четверо / Апофеоз

Тра-та-та-та́-та, тра-та-та-та́-та, Тра-та-та-та́-та, тра-та́-та-та́! Нептун трезубцем тритонов гонит. Апофеоз. Апофеоз! Тра-та-та-та́-та. Дельфин играет! Тра-та-та-та́-та. Ярка лазурь! Брады завеса ключом взлетает. Апофеоз. Апофеоз! Парная роскошь — была мо́кредь. Повеял ужас, дымит восторг… И ты — не тот ведь, и тот — не тот ведь! Апофеоз. Апофеоз! Потягиваясь сладко, вышли. Голландия! Конец пути. Идти легко, как паре в дышле. И заново глядят глаза: Земля и воздух — все другое. Кругом народ, все видим мы, И все-таки нас только двое, И мы другие, как и все. Какой чудесный день сегодня. Как пьяно вывески твердят, Что велика любовь Господня! Поют опущенные сходни, Танцуют краны, паруса. Ты не сидишь уже, окован, В стеклянном пресном далеке, Кисейный столик расколдован И бьется в сердце, как живой. Вдруг… Боже мой. Навстречу пара, И машет та же шляпа мне. Ах, в ожидании удара Прижаться в нежной простоте. Другой кричит издалека: — Fichue rencontre! c'est toi! c'est moi! [101] Толчком проворным старик за бортом. Такая жертва, такой отказ Считаться мог бы первейшим сортом. Апофеоз. Апофеоз! — Ведь я все тот же! минута бреда… Опять с тобою — и нет измен. — — Круги бросайте! Тащите деда! — Апофеоз. Апофеоз! Тра-та-та́-та. Но я не тот же Тра-та-та-та́-та. Я не один! — Какая черствость! и с кем? о Боже! Тра-та-та-та́-та, тра-та-та-та́. Триумф Нептуна туземцев тешит. И остаются все при своем. В восторге дядя затылок чешет. Апофеоз! Апофеоз!

101

Ничего себе встреча! вот и ты! вот и я! (фр.) — Ред.