Still Here

Окончание чужого сражения, которое они застают, заставляют эти спокойные темно-серые глаза раскрыться чуть шире, сначала - от восхищения, а потом - от легкой дезориентации, когда мальчишка с цепями снимает линзы, и Куроро видит алые всполохи, дьявольский блеск, завораживающую глубину. Остальные пауки так же замирают.

Они узнают.

Они помнят.

Уво, скованный цепями из Нен, блокирующими его силы, по рукам и ногам, к этому моменту уже понял, что нет даже малейшего смысла сопротивляться. Но алый свет так же заставляет вспомнить и его - находящегося в Риодане с момента создания группировки. Мощные руки мужчины опускаются. Он не сможет ничего сказать про свою семью, но сражаться Усилитель тоже не может. Только не против этих глаз. Чужой, дикий взгляд ничего не понимающего мальчишки, лишил его желания боя, напоминая о потерянном. Он, словно специально, теперь провоцирует мастера цепей.

– Убей меня.
– Эти слова вырывают Куроро из оцепенения. Он, легким движением пальцев указывает паукам рассредоточиться, и раскрывает книгу в ладони. Обычная знакомая тяжесть, кажется неподъемной, внутри ворочается что-то болезненное, оставшееся с давних пор, как засевшая под ребром пуля. Глава Риодана слышал достаточно условий использования чужой силы - Курапика сам рассказал о них Увогину, не думая, что кто-то еще может его услышать. Пусть, эта техника бесполезна Люциферу, ведь он не является носителем гена алых глаз, но он все равно в состоянии запечатать ее в свою книгу, зная необходимую информацию. Нужно только одно касание теперь для этого. Мальчишка, поглощенный местью, покрытый кровью Уво, от бесчисленных ударов, ни замечает ничего. Куроро уже стоит сзади - его пальцы, почти ласкающе ложатся на выступающую цепочку позвонков, в вырезе чужой туники.

Курапика вздрагивает, он хочет развернуться молниеносно но....не может. Его глаза по-прежнему алые, однако, мальчишка, словно лишился полностью ауры - та запечатана в его теле Зецу, так же, как он поступил с самим Уво. Бьющийся бешено в горле пульс, замирает на миг, а затем взрывается огнем в груди, цепи рассыпаются последними искрами его ненависти, превращаясь в звенящее ничто.

Увогин покачнулся, мужчина упал бы, но Финкс придерживает его за плечо. Усилитель имеет полное право позлорадствовать над блондином, который бьется в крепкой хватке босса, кажется, готовый сломать себе позвонки, и свернуть шею - лишь бы вырваться. Он как дикое бешеное животное. Но мужчина молчит, как молчит и Фэйтан, смотрящий пронзительно на тонкие, искаженные яростью черты.

Шалнарк тоже помнит - в его взгляде удивление, а потом парень выдыхает и, беря Увогина за руку, отводит в сторону, чтобы осмотреть на повреждения, не мешая лидеру.

– Похож.
– Скрипучим голосом призрака произносит скупо Фэйтан, прежде чем тоже отступить. Курапика не разбирает, о чем говорит палач Риодана - он сыпет ругательствами и угрозами, каждый его нерв оголен, а сам мальчишка взвинчен до предела. Особенно пониманием, что чуть не убил одного из Пауков. Всего пару секунд назад, он не ощущал сомнений, готовый вонзить цепь Правосудия в чужое сердце, заставить выдать остальных, или убить, если не получит желаемого. Но теперь, осознание чуть не случившегося адреналиновой волной врывается в кровь.

Он не хотел, не хотел чужой смерти, тем более, фактически сдавшегося мужчины. Все светлое, что еще осталось внутри, не съеденное чувством мести, бьется в истерике, понимая - лучше умереть, нежели убивать вот так бесчувственно. Сейчас, он мысленно уже попрощался со своими друзьями, понимая - живым пауки его не отпустят. Печать жестокости лежит на лицах мужчин этих мужчин, и рука стоящего сзади, на его шее, явно говорит о собственной не завидной судьбе Курапики.

– Успокойся.
– Бархатный спокойный голос врывается в уши, хоть он не громче шепота. Куроро захлопывает уже ненужную книгу, позволяя ей пропасть, унося с собой новую страницу, с бесполезной боссу Пауков техникой их пленника. Он перехватывает одно из предплечий блондина, обхватывает тонкое запястье рукой полностью и жестко заворачивает чужой локоть к спине, заставляя немного придти в себя от острой жгучей боли, не защищенного аурой больше тела. Вторая ладонь скользит змеей вокруг чужого горла, сжимает артерии не сильно, приостанавливая ток крови, и Курапика всхлипывает, запрокидывая голову, не в силах даже дернуться в жестком захвате. Черные глаза встречаются с алыми, почти теряя сознание, Курута видит нечто непонятное, под чужой маской спокойствия и видимой мягкости. Нечто, заставляющего его содрогнуться до нутра,

– Он последний ведь.
– Задумчиво произносит Финкс, словно потеряв всю свою агрессию, выглядя непривычно задумчиво.

– Судя по виду, ему сейчас лет восемнадцать.
– Отзывается Фэйтан.
– Значит, когда мы кончили его клан, он был еще мальчишкой - лет тринадцать-двенадцать.
– В голосе невысокого азиата равнодушие - он не жалеет о своих жертвах.
– И то, что он кричал здесь о мести....
– Под платком, закрывающим лицо, мужчина кривит в отвращении узкие бледные губы.
– Видимо, его вообще не было в племени, на момент тех событий. Поэтому выжил.
– От этих слов, даже уплывающее сознание Курута вспыхивает, расцветая туманными багровыми вспышками. Он, не смотря на боль, бьется в руках лидера группировки Пауков, желая навредить хоть как-то.

– Сейчас себе шею свернет.
– Констатирует Финкс со знанием дела, хрустит невольно-привычно пальцами.

– Не свернет.
– На лице Куроро расцветает пугающе-мягкая усмешка, он еще сильнее сжимает ладонь, до тех пор, пока потрясающие-алые, дьявольские глаза мальчишки, не гаснут, возвращая себе голубой оттенок, и не закатываются от потери сознания.
– Вот так, гораздо лучше.
– Улыбка становится чуть шире. Перед тем, как окончательно отключиться, Курута кажется, что его берут на руки, прячут под теплую ткань - в пустыне ночью холодно до пара изо рта, лишь сейчас можно заметить насколько он продрог.

Куроро ощущает каждый удар чужого сердца, внимательно контролируя, насколько сильно и глубоко их неожиданный пленник спит. Мальчишка измотал себя не только дракой - ненависть пополам с местью ест его изнутри, мужчина видит это почти на физическом уровне, ощущая, как яд бежит вместе с кровью по чужим жилам. Сами пауки относятся к убийству гораздо проще - они живут с этим с детства. Метеор-Сити прививает свою философию вместе с первыми глотками воздуха, что проникает в легкие живущих там. Но, для мальчишки, имевшего теплое и счастливое детство, подобное куда тяжелее. Это ощущается в каждом жесте, в молочно-ванильном запахе кожи, который пробивается даже через аромат крови и пота.

Клан Курута же еще и исповедовал весьма специфическую религию, медленно, исподволь, как вода обтачивающую разумы. Можно лишь надеяться, что она не поглотила до конца этого мальчишку. Но если подобное произошло - брюнет готов лично переломать ему все кости, вытравливая ее, забраться самыми изощренными техниками под черепную коробку и, заставить забыть об этом. Если же это не удастся - убить будет милосерднее. Но сейчас, он не хочет терять так неожиданно попавшее в его руки чудо.

Курапика приходит в себя резким толчком, плеснувшим в кровь гормоном страха, когда его мозг вспоминает случившееся, судорожно осознавая - если не убили сразу, значит, будут пытать, вытягивая информацию, потешая собственные садистские инстинкты. Курута прикован за руки и за ноги к наклонной поверхности, ставшей пыточным столом по желанию пауков, точно так же плотно, как недавно связывали Уво, люди семьи Ностраде, и он в их числе. Нен абсолютно скован - он больше не ощущает даже намека на знакомый отклик. Аура не реагирует, словно Курапика снова стал обычным беспомощным человеком. Его глаза мгновенно вспыхивают красным от испуга и ярости, контролировать их в таком состоянии почти невозможно.

И, словно этот алый свет манит его, как мотылька, из темноты к лицу блондина склоняется лидер Пауков. Длинные крепкие пальцы ложатся на лицо пленника, заставляя замереть настороженно в оковах - даже ударить мужчину парень не может из-за плотно зафиксированной, как в капкане, головы и шеи. Подушечки пальцев брюнета невероятно мягкие по сравнению с собственными, грубыми, даже мозолистыми пальцами Курапики, привыкшего работать до кровавого пота. Они скользят выше по коже, невесомо надавливая, до самых сверкающих во мраке глаз. Куроро тонет в их алой глубине, как в крови, а сам Курута, не могущий не смотреть в ответ, проваливается в черноту радужек