Still Here

Дьявола над собой.

– Не трогай меня.
– Голос удается вытолкнуть из сжатой спазмом гнева и страха, глотки, только через силу , змеиным рассерженным шипением, обжегшим запястье паука. Но, будто в насмешку, мужчина вжимает пальцы плотнее в чужое лицо, чуть надавливая на глазницу и, мазнув основанием ладони по обветренным искусанным губам пленника. Температура тела блондина высока - наверняка, от перенапряжения началась лихорадка. Куроро отмечает это отстраненно-мимоходом.
– Убийца.
– Злость клокочет меж ребер, пузырьками огня поднимаясь наверх, ударяя в голову болезненно.

– Называешь меня убийцей....однако, чем ты сам лучше?
– Усмехается в ответ Люцифер, легко и открыто, но его лицо - только фарфоровая маска благожелательности. Чужие слова веселят немного, одновременно вызывая желание выдавить упрямство мальчишки наружу, вместе с кровью. Слишком его черты похожи....

Мужчина долго сидел здесь с книгой, в почти полной темноте, довольствуясь лишь свечами на подоконнике. Он не смог прочесть ни строчки, раз, за разом возвращая взгляд на тонкое тело, прикованному к импровизированному столу. Слишком короткие волосы, и рост еще такой низкий, но Куроро мог поклясться - если мальчишка вырастет, то станет почти точной копией....

Паук отвел второй рукой ворот лохмотьев мальчишки, оставшихся от туники, в сторону, обнажая острую косточку ключицы. Кончики пальцев выписали идеальную невидимую восьмерку, вызывая дрожь в теле пленника.

– Не трогай меня.
– Оскалился Курута повторяя свои слова как мантру, вцепляясь острыми клыками в слишком близко находящуюся ладонь мужчины. Быть может, если он взбесит его - то получит быструю смерть. Пленник вгрызся в плоть до такой степени, что медный вкус чужой крови хлынул по горлу, мгновенно заполнив рот. Лицо Куроро не изменилось, ни на йоту, тем не менее; не потеряв и капли этого фальшивого дружелюбия, с которым он смотрел на дикого звереныша прямо перед собой. Мужчина, словно специально, не защитил кожу Тэн, позволяя подобное действо. Блондин сам захлебнулся чужой кровью, и разжал челюсти, кашляя надсадно, разбрызгивая вокруг багряные капли, в темноте комнаты почти черные. Часть из них попала на лицо самого Паука, но тот улыбнулся даже шире. Повреждение на его руке перестало кровить перекрытое плотным коконом ауры, а ладонь замкнула уста пленника, закрыв их плотно, не давая судорожно втягивать воздух и кашлять еще сильнее от этого.

– Дыши носом.
– Доброжелательно произнес, нажимая плотнее, а Курута не оставалось вариантов, кроме как подчиниться - разве что задохнуться. Тем не менее, это помогло почти сразу, прочищая дыхательные пути. Однако, теперь, к глотке подступила неожиданная тошнота. Мужчина нависающий сверху, тем временем, рассматривал его с легким интересом, не отнимая руки от губ. Он прекрасно понимал что происходит.
– Ты ведь знаешь, что для человека нет ничего хорошего в большом глотке сырой крови? Если он, конечно, не вампир.
– Уточнил с налетом интереса.
– Так что раз тебе и, правда, не нужна моя кровь для питания, пожалуйста, не делай так больше.

Курута едва слышал чужие слова из-за боя набата в ушах и спазмов обезумевшего желудка. Когда ладонь мужчины внезапно отпустил его губы, мальчишку стошнило тут же, прямо на собственную тунику и штаны, из-за положения его тела. Он судорожно хватал воздух ртом, как выброшенная на берег рыбка с необычными глазами, чувствуя уже пустые, но от этого отнюдь не менее неприятные сокращения мышц.
– Чудовище.
– Судорожно выдохнул искривленными губами, в лицо чуть склонившегося ниже Люцифера, которого не пугали, кажется, никакие физиологические реакции и отнюдь не смущал запах желчи пополам с желудочными ферментами.

– Меня и так называли.
– Согласился мягко, небрежным плавным движением срывая обрывки одежды с чужого торса, вытирая ими, осторожно, потеки собственной крови на чужом лице и шее, а затем отбросил лохмотья в сторону. Алые глаза мальчишки манили его - самая яркая пара, какую он видел. С ними, могли бы сравниться только еще одни.... Глаза, которые они не смогли найти, ведь те оказались уничтожены. И теперь, этому Курута принадлежит последняя живая пара. Куроро смотрит в них и, невольно видит похожее лицо. Избитое, потерявшее красоту очертаний, с пустыми глазницами полными лишь свернувшейся почерневшей крови, с обрезанными под корень волосами, которыми он восхищался, ведь они переливались на солнечном свету ярче лимонного золота из южных стран. С разбитыми губами, которых сам Куроро всегда касался только с любовью, пусть не всегда с нежностью.

– А тебя зовут Курапика.
– Он усмехнулся легко, растерянности и панике на чужом лице. Шалнарк, за те несколько часов, что Курута провел в их убежище, собрал всю доступную информацию - вплоть до работы на семью Ностраде, и до получения карточки Хантера.
– Можешь называть меня Куроро Люцифер.
– Медленно отстранился, откидываясь назад и садясь обратно на стул, прямо напротив пленника. Курапика сжал челюсти, услышав подобное представление. Люцифер - падший ангел, поднявший бунт против бога, низвергнутый за это в пучины Ада. Еще больше, мальчишку дезориентировало отсутствие вопросов и пыток, к которым он пытался себя морально подготовить.

– Скажи, ты ведь решил всех нас уничтожить....так почему колебался?
– С интересом вдруг спросил Куроро, совсем не то, чего от него ждал блондин.
– Мы же уничтожили твой клан. Вырезали всех - до последнего, пытали и мучили, а напоследок рассеяли все уцелевшие глаза по миру, чтобы души твоих родичей не могли упокоиться. В представлении религии, которую исповедовало твое племя, мы нелюди. Чудовища не достойные жизни.
– Бархатный голос не вязался с ужасными словами, каждое из которых клеймом прижималось к коже парня, целовало раскаленным железом, раздвигая плоть и добираясь до мягкого нутра.

– Я не колебался.
– Мальчишка упрямо сжал зубы, желая раскрошить их в пыль, видимо. Ложь сама скользнула наружу и теперь повисла между ними невесомой дымкой в воздухе, пытаясь исказить прошедшее.

– Совсем не умеешь врать.
– Проронил Куроро, качнув головой, и задумчиво провел пальцем по своим губам.
– Даже слепой мог увидеть, как ты сомневался, тянул до последнего. Я, скорее поверю, что Уво сам убил бы себя, защищая паука, нежели ты смог бы поднять на него руку.
– Мужчина продолжает улыбаться доброжелательно, глядя на пышущего гневом собеседника. Брюнету нравится то, что он ощущает от Курута. Чистота. Незапятнанность. То начало, которое ему уже знакомо.

– Я убью каждого из вас, только появится возможность!
– Не в силах вынести чужой снисходительности закричал Курапика. Ярость поглотила его снова, накрыла с головой, отключая все инстинкты самосохранения начисто.
– Запытаю точно так же, как вы поступили с моими родичами!
– Он не следил за своей речью совершенно, сыпля словами, за которые не мог бы отвечать в будущем и, желая лишь стереть это выражение доброжелательной улыбки с чужого лица. Но мужчина лишь на миг прикрыл глаза не переставая улыбаться. Он вдыхал раскалившийся от чужого гнева колкий воздух с удовольствием, будто то был летний луг или аромат цветущей яблони.

– Пытать твоих родичей было, увы, не особо интересно.
– Проронил, вызывая все новые и новые оттенки алого в глазах напротив. Цвета перетекали из одного в другой, от багряного до королевского пурпура, искры золота вспыхивали, поднимаясь расплавленным металлом со дна.
– Какое вовсе удовольствие в том, чтобы мучить трусов?
– Эта фраза заставила последнего из Курута задохнуться и захлебнуться собственным гневом, глядя в чужое лицо.

– Ублюдок!
– Выдохнул. Белки его глаз покраснели от напряжения, из-за полопавшихся сосудов. Нахождение в данном состоянии столь долго и так интенсивно не самым лучшим образом сказывалось на самочувствии - Куроро еще помнил, как смешивал травы - ромашку и календулу, единственное, в общем-то, лекарство, имеющее достаточно широкое распространение на Свалке. Смешивал, в драгоценной воде, которой было не так уж и много, и накладывал компрессы на чужие воспаленные веки, осторожно вытирая капли крови сочащиеся из-под них.