Still in Love With You

Я снова посмотрел на запертые двери. Никто так и не появился. Я потянулся почесать верхнюю губу. От накладных усов появилось раздражение, но снять их пока не представилось возможности. Уже вторые сутки я притворялся Максом Холандом. Джейк, скривившись, поддержал мою идею, и теперь всякий раз добавлял, что я его младший брат. Идлин и Алана лишь посмеивались и говорили, что наше с ним сходство заканчивалось на том, что мы оба хотели перегрызть друг другу глотку.

Однако, я был искренне благодарен Джейку и Алане, что они позволили мне побыть с Идлин вдвоём. Мы болтали весь день, узнавая друг друга, и я не переставал удивляться, как же сильно она была на меня похожа. Она многое взяла от меня помимо внешности. Разве что глаза она унаследовала от Америки. Идлин любила слушать музыку. Она любила фотографировать. Любила дождь. Любила горячий шоколад и ещё уйма вещей, которые она любила также сильно, как и я. Идлин любила рисовать, и выходило у неё это замечательно. Она была чрезвычайно умной для своего возраста, но не была лишена детской непосредственности. Она мечтала путешествовать. Увидеть мир своими глазами. Её душа была открыта всему миру, но она была прикована к больничной койке.

Мы разговаривали, прерываемые медсёстрами, которые брали у Идлин кровь для анализов и записывали показания с мониторов. Лишь ближе к вечеру Алана вручила Идлин снотворное, чтобы та выспалась, и её не мучили кошмары. Но сон её был беспокоен. Я тоже не смог уснуть. Не мог закрыть глаза и перестать смотреть на неё. Я боялся потерять её из виду; боялся отвести взгляд; боялся проснуться и понять, что это был всего лишь сон. Поэтому я держал её за руку, чтобы удостовериться в том, что она была рядом и была настоящей. Утро подкралось слишком быстро и незаметно. И вот её уже увозили в операционную, а я обессиленно опускался на стул в коридоре.

Дверь тихо скрипнула, и я поднял голову. Секундное промедление из-за усталости, но стоило доктору снять маску, как я подскочил к нему.

— Как она?

— Вы кто? — хмуро спросил он.

— Друг семьи, — ответила за меня Алана. — Джон, что с ней? — она схватила доктора за руку.

— Операция прошла успешно, — произнёс он и улыбнулся. — Мы сделали это! Идлин придётся пройти реабилитацию, но при правильном соблюдении режима и при должном уходе, уже через полгода она будет самым здоровым ребёнком в Иллеа.

Алана выпустила руку доктора и чуть покачнулась. Джейк вовремя подхватил её под локоть и усадил на стул. Это была самая прекрасная новость впервые за несколько дней. От схлынувшего напряжения Аланы разрыдалась на плече Джейка. Я сел рядом и облегчённо выдохнул. Тиски, сжимающие моё сердце несколько дней, наконец-то ослабли, и я смог сделать вдох. Джейк на радостях хлопнул меня по плечу и лучезарно улыбнулся, забывая все наши распри и становясь на время другом.

— Идлин переведут в палату ближе к вечеру, а пока, предлагаю отпраздновать это событие. Жаль, конечно, что нет Оливии, но надеюсь в скором времени встретиться с ней, — произнёс доктор.

После нескольких бокалов дорого виски у нас у всех развязался язык. Алана доверчиво прильнула к Джейку и кокетничала с ним. Я же углубился в беседу с доктором Карвером, который уже через несколько минут общения попросил называть его Джоном. Я стремился узнать всё, что только можно о болезни Идлин. Я хотел знать всё, через что прошла моя девочка. Как оказалось, Джон был лучшим детским хирургом в Мидстоуне. Америка обратилась к нему, когда другие врачи отвернулись от неё. Они слишком долго не могли определиться с диагнозом, а потом и вовсе отказали лечить Идлин. Джон единственный, кто согласился взяться за Идлин. И за четыре года он не меньше других привязался к девочке и мечтал о скором её выздоровлении.

Ближе к вечеру я покинул кабинет доктора и вернулся в палату Идлин. Вокруг неё ещё крутились медсёстры, записывая показания и проверяя исправность оборудования. Личико Идлин было бледным, и половину лица скрывала пластмассовая маска. Перебинтованная грудь тяжело поднималась и опускалась. Я взял её за руку и крепко сжал. Она снова была рядом, и её жизни больше ничего не угрожало. Скоро она очнётся, и для неё начнётся новый этап жизни с новыми открытиями и впечатлениями. И я постараюсь занять в её жизни значимое место и как можно чаще быть рядом с ней.

В коридоре послышалась перепалка. Я нахмурился, когда услышал голос Аспена, а потом и Америки. Я не сомневался, что как только она узнает об операции, она прилетит в Мидстоун невзирая ни на что, но я рассчитывал провести наедине с Идлин хотя бы ещё несколько часов.

Дверь, тихо скрипнув, отворилась. Прижимая руку к ране, Америка нетвёрдым шагом и держась за стену прошла в комнату. Лоб её покрылся испариной, а губы были плотно сжаты. Я поспешил встать и помочь ей дойти до кресла, но она проигнорировала мою руку и устремилась к Идлин. Она наклонилась к ней и поцеловала в лоб, а потом послышались тихие всхлипы. Америка судорожно сжала руку дочери, а потом поцеловала и её.

— Идлин, — прошептала она. — Девочка моя. — Дрожащей рукой она провела по её светлым волосам. — Я рядом, — она снова поцеловала её руку, а потом прижала к своей щеке. — Я больше никогда тебя не оставлю, моё солнышко.

Я протянул руку, желая дотронуться до Америки, чтобы развеять всякие сомнения. Вот она. Стоит передо мной. Я слышал её голос. «Почему я раньше не узнал его? Как я мог быть так слеп? Америка! Моя Америка жива!» После стольких лет это осознание приносило и боль, и радость одновременно. Сердце сжималось от переполняющего счастья. Пусть всё было запутано, но я точно знал, что то чувство, которое я так долго пытался закопать, живо! Оно вырывалось наружу и стремилось к ней. Хотелось крикнуть, чтобы она обратила на меня внимания. Хотелось пасть перед ней на колени и молить. Молить о прощении. Не важно, кто она. Оливия… Америка… Я любил её! Она была всем для меня, даже спустя столько лет. Она была матерью моей дочери, и это правильно! Так и должно было быть, но кто-то отнял у меня эту возможность. Я должен вернуть их!

— Америка, — тихо позвал я. Она дёрнулась, но так и не ответила, устремив свой взор на Идлин. Я подошёл к ней и положил руку на плечо.

— Не здесь и не сейчас, прошу тебя, — ответила она, так и не обернувшись. Я посмотрел на бледное лицо Идлин. Я не собирался выяснять отношения здесь. Мне просто нужно было… Я и сам не знал, чего хотел. Наверное, просто быть рядом с ними.

— Хорошо, но я останусь здесь, — я сел на стул, уступив мягкое кресло ей. Америка недовольно посмотрела на меня, но спорить не стала, а я обрадовался тому, что она наконец-то посмотрела на меня. Дверь снова открылась. Включив ночник, Алана протянула Америке стакан воды и таблетки. Она отмахнулась от них, но Алана продолжила стоять у неё над душой.

— Пей, иначе свалишься от болевого шока, — отрезала она. — Хочешь, чтобы Идлин проснулась и увидела тебя в таком состоянии? — Америка, нехотя, приняла лекарство и устало опустилась в кресло, но руку Идлин так и не выпустила.

— Как прошла операция?

— Хорошо, — ответила Алана и протянула ей планшет, куда постоянно что-то записывали медсёстры. — Показания очень хорошие. Идлин крепкая девочка и видимо хочет поскорее вернуться к нам. Надеюсь к утру она уже придёт в себя. Доктор Карвер хочет снять с неё завтра маску. Ей будет больно, но мы будем вводить ей обезболивающее. Мы хотим облегчить боль, а дышать она должна сама и привыкать это делать полной грудью.

— Хорошо, — устало ответила Америка. Алана кивнула. Постояв несколько минут возле неё, она направилась к двери. — Алана, — позвала Америка. Та остановилась. — Спасибо. Я наговорила лишнего в коридоре. Прости меня. Я была сама не своя. Ты поступила правильно, что решила делать операцию без меня. Именно об этом мы и договаривались, если со мной что-то случится. Спасибо.

— Не за что, — улыбнулась Алана. — Идлин для меня, как родная дочь. Никогда не забывай об этом. Я сделаю для неё всё что угодно, только бы она была здорова и счастлива.