Стивен Эриксон Падение Света

Дверь распахнулась, на пороге стоял Джагут.

Лица Джагутов редко проявляют эмоции, особенно отрицательные, но даже в наступившей тьме было очевидно горестное раздражение.
– Как?
– почти прорычал он.- Одинокая хижина в чаще леса, высоко в диких горах и далеко от тропы - ну конечно, здесь проживает большой любитель привечать гостей! Хуже того, Тел Акаев! Я предвкушал ночь усердных штудий - всё пало во прах, я должен терпеть вздохи, хрюканье и пердеж трех переростков, не упоминая уже о соразмерных аппетитах!
– Он сделал шаг назад и приветственно взмахнул рукой.
– Но заходите же, ты и две тени в кустах за твоей спиной. Приветствую в последнем убежище Раэста, постарайтесь оправдать своими манерами мое огорчение.

Гарелко оглянулся и поманил спутников. Спрятал палицу, пригнулся и вошел в хижину.

Татенал тихо загоготал, Реваст ткнул его локтем под ребра.
– Хватит!
– шикнул он.

– Джагут!
– пробормотал Татенал, все еще скалясь.
– Мы будем дергать его за струны всю ночь и оставим ошеломление на годы!
– Он схватил Реваста за руку и подтащил к себе.
– То, что было нужно! Жалкая жертва, чтобы издеваться, прочнее консолидируя нашу солидарность! Пожалей дурака, Реваст, пожалей скорей!

– Мне жаль всех в этом путешествии. Да. Всю дорогу я рыдаю, каждую ночь, даже во сне!

Низкие потолки заставили их сесть на прочные, хотя и неудобные стулья. На столе еще стояли остатки трапезы. Воздух пропах дымом (дымоход, очевидно, был не чищен), еще пахло чем-то кислым, заставившем Реваста подумать о змеиной моче.

– В котле осталась пара черпаков, - устало произнес Раэст.
– Сидите, иначе снесете крышу своими слишком прочными черепами.

– Добрый хозяин, - кивнул Гарелко и поерзал на стуле.
– Ах, сидение для одного окорока лучше, чем никакое.

– Эта часть тела растет от разговоров, - сказал Раэст, беря для себя мягкое кресло у очага.
– На ночь уляжетесь на полу. Грязно, но зато сухо.

Татенал порылся в тюке, вынул три оловянных миски и полез к котлу, кивнув Раэсту.
– Весьма щедро, Раэст из Джагутов. Погода мерзкая и все такое.

Хозяин только хмыкнул, снимая парящуюся чашку с полки.

– Простите нас - продолжал Татенал, наливая похлебку, - за вмешательство в одинокие штудии. Впрочем, как я слышал, Джагуты склонны чрезмерно усердствовать в подобных делах? Так сочтите эту ночь приятным перерывом в однообразном существовании.

– Приятным? О да, особенно приятно будет видеть ваш уход на заре.

Татенал с улыбкой подхватил все три миски и вернулся к столу.

Реваст сказал: - Славный Раэст, мы вас благодарим. Слышите вой ветра - он прямо ярится. Бури в горах хуже всего, не находите? Ммм, какой чудный запах. А мясо... Кто из горных копытных попал под вашу стрелу, смею спросить?

– На осыпях живут ящерицы, ядовитые и дурного нрава. Иные вырастают выше вас. Да, говорят, они пожирают коз, овец и детей, которых бросили Джагуты.

Ложка Реваста замерла над краем.
– Это ядовитая ящерица?

– Нет, что ты. Ты ешь баранину, дурак.

– А при чем здесь ящерица?

– Ну, одна поселилась в моем жилище. Она смотрит на нас с потолка.

Реваст осторожно поднял голову и увидел блеск немигающих глаз.

– Потому я и просил вас поскорее сесть, - пояснил Раэст.

– Таковы обязанности хозяина, пусть и тягостные.

– Не ошобенно люблю баранину, - сказал Гарелко, жадно чавкая.

– Безумие, - встрял Татенал, - ведь мы пасем овец.

– Да, именно так, а? Два раза в день жрем до отвала в течение... скольких там десятков лет? А в желудках одна баранина. Но тут мясо жилистое, а значит, это дикий баран. Слишком сладко и чрезмерно пахуче. Кишки сегодня поработают на славу.

Реваст и Татенал застонали; Раэст тихо выругался и отпил глоток горячего вина.

– Вот мне интересно, Раэст, - сказал Татенал, - насчет твоих трезвых штудий. Чего именно? Разве вы, Джагуты, не отказались от будущего? О чем еще размышлять?

– Как? О прошлом. О настоящем лучше промолчим.

– Но, добрый господин, прошлое мертво.

– Как щедро в устах глупцов, что спешат пройти сквозь Худовы Врата.

Реваст возразил: - О нет, господин, мы ничего такого! Мы преследуем жену с целью вернуть домой, прежде чем она шагнет в тот горький проход!

– Жалкие бормотания обманутых мужей по всему миру, не сомневаюсь! Ваша жена была пышногрудой, чрезмерно чувственной и порядком сварливой? Златокудрой, румянощекой, полногубой и храпящей во сне?

– Да! Всё так!

– В компании бравого Тел Акая, способного порвать вашу троицу на куски? Настоящего воина, мужчины в одних рваных мехах, свежих рубцах и наколках с головы до пят?

Гарелко подавился похлебкой. Реваст заметил, что рот его открыт и челюсть свисает до груди. С трудом глотнул и оглянулся на сомужей.
– Слыхали? Она идет с ним! Рвет на нем одежку! Царапает, кусает и грызет в похотливом бешенстве! С нами она никогда ничего подобного. Проклятие!

– С нами покончено, - прорычал Татенал, роняя голову в ладони.
– Рогоносцы, брошенные и отставленные! Кто сравнится с юным Ханако, вором Любви! Ханако Истерзанным, Избранным и Изодранным, Раненым но и Радостным!

Раэст наблюдал за ними, прихлебывая из кружки.
– И еще один, с драконьей лихорадкой. Я встретил их недавно, на пути сюда. Мы разделили огонь. Лишь потому и только потому я оказываю любезность вам.

Ревасту потребовался миг, чтобы нахмуриться.
– Драконья лихорадка? Что за новая южная болезнь?

– О, верно, это будет чумой. Он выживет или нет. Возможно, вы найдете могилу у тропы. Или нет. Или же труп вашего Ханако, горло вырвано до самых позвонков, без кожи, улыбка на пепельном лице.

– Ты разрушаешь нашу решимость, - застонал Гарелко, хватаясь за остатки волос.
– Мужья? Не пора ли задуматься о пути домой? Оставим ее... ему? Признаюсь, я сломлен. Оставлен позади. Она попользовалась нами, износила и смело пошла дальше - даже ты, Реваст, такой молодой, не подходишь в воители Лейзы Грач! Ай! Мы проиграли сражение за полные ножки жены!

Реваст дрожал. Снаружи хлынул ливень, деревья тряслись под ударами шторма. Молнии сверкали между скал и стволов, им вторил гром.
– Нет, Гарелко. Нужно напасть на нее! Самим узреть ее лицо, торжествующий блеск глаз, услышать признания.