Стивен Эриксон Падение Света

– Как так?

– Я стою на том, что свидетель существует, его взгляд не дрожит, его ничем не обмануть. Но мы, стараясь притворяться, оказываем ему мало уважения.

– И что же это за наблюдатель?

– Никто иной, как история.

– Ты призываешь судию равнодушного, уязвимого перед фальсификациями задним числом.

Аномандер не ответил Азатенаю, сделав знак Айвису.
– Найдем же место боя, капитан.

Они пошли к Яладу и собранному им взводу. Оружие было наготове, но сквозь пелену мрака Айвис едва мог различить лица, лишь слабо блестели глаза.
– Благодарю, страж ворот. Оставайся здесь и береги лагерь. Азатенай намекает, что мы вне опасности, но я хочу, чтобы ты был бдителен. Дозоры и периметр.

– Слушаюсь, сир.
– Ялад подозвал одного из дом-клинков.
– Газзан, тот разведчик, что заметил птиц, сир.

– Отличная зоркость в такой темноте, - сказал Айвис молодому мужчине.

– Сначала я их услышал, сир. Но странно, что они летают, как будто вокруг не ночь.

Лорд Аномандер чуть запнулся.
– Вы говорите, сир, что твари ведут себя, словно еще день.

– Да, милорд. Чуть позже полудня.

– Возможно, - ввернул Айвис, - Мать Тьма благословила все живое в своем королевстве таким сомнительным даром.

Кивнув, Газзан повел их в лес.

"Взгляд над нами. История это или нет, все равно ползут мурашки по коже" .
– Милорд.

– Давай, капитан. Вижу твое раздражение.

– То, что Азатенаи теперь среди нас... меня это тревожит.

– Подозреваю, Айвис, - сказал Аномандер чуть слышно, - что они всегда были среди нас. Почти всегда незаметно. Именно их махинации заставляли нас кружиться и бродить, словно слепых дураков.

Эта идея потрясла Айвиса. Он провел пальцами сквозь бороду, ощутив под ногтями кристаллики льда, и плюнул.
– Лучше бы нам обратиться против них, милорд, если ваши слова - правда.

– Слишком много врагов, - возразил Аномандер, словно позабавленный.

– Крепость моего владыки в руинах, - прорычал Айвис.
– Древнее здание, родовое гнездо порушено за одну ночь. Не было иного способа разобраться с дочками? Пламя и дым, рушатся стены, а водоворот магии заставил меня бояться будущего.

Аномандер вздохнул.
– Именно, Айвис. Но разве не я подначил его? Вся вина на мне, капитан, и я так и скажу вашему лорду.

– Вы отвергаете опасность Зависти и Злобы?

– Но к этому приводит нас здравое размышление. Пусть они сильны, разум их еще детский. Волшебство и точно добавило остроты когтям их порывов: урок, который мы обязаны учесть, ведь ребенок таится в каждом. По правде, старый друг, я предвижу ослабление, приведение угрозы в вид более цивилизованный.
– Он потряс головой.
– Жестокая была ночь, отзвуки до сих пор потрясают меня.

– Волшебство, милорд, не знает тонкостей.

– Как любая сила, не ведающая ограничений. Тут, Айвис, ты вонзаешь острие ножа в сердце моих страхов. Я презираю использование кулака, если лаской можно добиться большего.

– Азатенаи смотрят по-иному, милорд.

– Похоже. Но Т'рисс просто коснулась... а погляди на последствия. Я подумал, - сказал Аномандер с горьким смехом, - верность и преданность могли бы избавить меня от серебряной полосы, но она желала поставить меня в стороне, и придется с этим мириться.

– Там был дух, милорд. В пламени...

– Бруд говорил о ней, верно. Олар Этиль, матрона Бегущих-за-Псами.

– Азатеная.

– Если это звание что-то означает, да.

– Она предлагает экстаз разрушения, милорд.

– Как могло бы любое существо огня.

– И вожделение, - добавил Айвис.
– Вы говорите о мягкости, но мне приходится жить с проклятием ее ласк.

Впереди деревья стали реже, обозначая поляну. Карканье и щелканье воронов неслось со всех голых сучьев, черные силуэты плясали на потемневшем насте, прыгали по неподвижным телам. В холодном воздухе повис запах рвоты и дерьма.

Молча приблизившись, они оказались на краю поляны, увидели десятки тел, почти все раздеты донага, плоть стала черной, раны и ссадины не закрылись и несут по краям ободки инея.

– Кожа обманывает, - заметил Айвис.
– Это были Лиосан.

– Бегущие Лиосан, сир, - добавил Газзан.
– Их били в спины, на бегу. Топоры, копья и стрелы. Их разбили, сир, обратили в отступление.

– Отрицатели, - буркнул кто-то из отряда, - отрастили зубы.

– Или монахи вернулись наконец к пастве, - сказал Айвис.
– Но стрелы... Ничего благородного.

Вздох Аномандера превратился в призрачный плюмаж, рассеявшийся над поляной.
– Знать так предана Легиону, даже если солдаты резали поселян в лесах?

– Преступление требует...

– Преступление, сир? Так мы разделяем кровь на руках? Одна сторона права, на другой - сплошные негодяи? Скорее хватайте мечи, чтобы не забыть различие! Уничтожим врага, не отводя глаз! Но я скажу тебе: острый взор истории не дает отводить глаза, не сулит слов прощения, не любит семантических уловок. Запомни увиденное, капитан, и оставь суждения на промерзшей почве. Жизнь имеет право защищать себя, будь то зубами, ногтями или стрелами.

– Значит, ответим на зверство зверством, милорд. Как быстро мы опустились до уровня дикарей!

Аномандер пренебрежительно махнул рукой: - Лучше видеть истину незамутненным взором, капитан, видеть собственное падение.
– Глаза его пылали огнем, но лицо не исказилось гневом.
– Мы с тобой видели войну в лицо. Мы убивали и погибали, и дикость была нам любовницей, шла шаг в шаг с нашим неутомимым наступлением. Станешь отрицать?

– Повод был верным...

– Твоя рука хоть раз останавливалась?

– Почему бы, милорд?!

– Да, почему бы?
– Он повернулся спиной к поляне и трупам.
– Почему бы, когда правосудие служит дикарям? Когда повод оправдывает преступление? Оправдывает? Скорее освящает. Мне уже кажется, возвышение священства было связано лишь с необходимостью благословлять убийства. Жрецы, короли, воеводы, знать. И, разумеется, железный кулак офицерства.
– Он оглянулся.
– Что ж, благословим поле брани. Жрецов нет, так что поработаем за богов. Благослови все, Айвис, ради мира, в котором более нет преступления в убийстве.

Потрясенный Айвис отступил.
– Милорд, вы внушаете отчаяние.

– Я внушаю? Бездна подлая, Айвис. Я лишь высекаю надпись словами, коих мы не хотим слышать. Если гонец приносит дурные вести, он ли виноват?

Он прошел мимо Айвиса назад, к лагерю у дороги. Айвис велел взводу следовать. Сам стоял и молча смотрел на солдат, потом, бросив последний взор на поляну и галдящих ее хранителей, пошел последним.

"Мы уже не различаем. Так он говорит. Поле боя за спиной говорит то же самое. И если в сердце горелого леса богиня медленно провисает на кольях... этого преступления не заметит сама история".