Стивен Эриксон Падение Света

– Слишком просто, - мурлыкнул Ванут.
– Есть и другой выбор.

– О?

– Верно, Баэск, и вы можете горячо его одобрить, ведь у вас двое сыновей с неясным будущим. У нас есть возможность... потянуть время. Как скоро алчные солдаты начнут драться меж собой? Как скоро заключенные союзы породят кровную вражду? Да, скоро ли Хунн Раал потребует возрождения славного Дома Иссгин?
– Он резко встал и обратился к Хиш Тулле: - Не поймите неправильно, многоуважаемая хозяйка. Я тоже полагаю, что мы должны собрать домовых клинков в день битвы и защитить Харкенас, если будет необходимо. Я лишь предлагаю распределить ресурсы. Установить место, в котором войска соберутся вновь, пополнят припасы и начнут кампанию более долгую и хитрую.

– Отдать второй трон, - сказала Эгис, - только чтобы подточить его шаткие ножки.

Ванут Дегалла пожал плечами.
– Урусандер ждет от битвы решения всех вопросов. Я предлагаю, если дело дойдет до этого, сделать последующий "мир" кровавым.

Вставшая в тени между двух фонарей Сакуль Анкаду видела, как лицо леди Хиш покрывает пепел смертельного ужаса. Ванут безжалостно продолжал: - Какой-то Дом здесь отказывается от присутствия на битве?

Никто не отозвался.

– Все ли пошлют домовых клинков в бой?
– спросил Дретденан, тусклые глаза сфокусировались на Вануте, словно пытаясь проникнуть за безмятежное выражение его лица.
– Склонен считать, что сейчас молчание не равно ответу.

Тревок спросил: - Кто будет командовать Домом Пурейк - домовыми клинками самой Матери Тьмы?

– Это важно?
– взвился Ванут.
– По традиции каждый командует своими, верно? Что до места битвы, низина Тарн дает мало возможностей для хитрых тактик. Нет, битва будет прямой.

– Лорд Аномандер примет командование, - сказала Хиш Тулла.

– По благословению Матери?
– спросила Манелле.

– Она никого не благословит.

– Как и предложенный брак, - прорычал Хедег Младший.

– Отложим эту тему в сторону, - предложил Ванут Дегалла.
– Она не имеет влияния на саму битву - вы не согласны, Хиш Тулла? Если командовать будет Аномандер, он будет драться.

– Разумеется, - воскликнула леди Хиш. Губы ее были странно бледными.

– Вы посеяли смуту, Ванут, - нахмурилась леди Эгис.
– Только чтобы отмести всё прочь?

Снова садясь и наливая вина, Ванут вздохнул и отозвался: - Нужно было... проветрить все места разногласий.

Сакуль заметила внезапную гримасу леди Манелле, вспышку нескрываемой ярости к Дегалле.

"Никто здесь не назовет соседа другом.

Они будут отчаянно защищать и сохранять нечто мерзкое и жестокое. Свои позиции, положение в иерархии. Ведут вечные войны против сородичей, и хотят их продолжать - без помех со стороны выскочек, невоспитанных и не умеющих красиво говорить.

Удивляться ли, что Мать Тьма не благословляет их?"

Она и забыла про кубок в руке, выпив лишь сейчас. Почти все за столом пили с той же жадностью. "Решение принято. Не консенсус, даже не иллюзия оного. Вот как играет этот народ". Охотничий пес сел у ноги, положив морду на пол.

"Я мечтаю о магии своих рук. Мечтаю вычистить весь мир.

Паразиты расплодились и ох, как приятно было бы видеть их гибель. Ни уголка для укрытия, ни одной глубокой норы".

Допив, она оперлась о стену и позволила глазам зарыться. Вообразила сияние какого-то неведомого, но вечно зовущего дня. А у ног спал злобный пес.

– Я отправлюсь в любимую комнату, - сказала Сендалат Друкорлат, и глаза ее странно сияли в темноте кареты.
– В башне, самой высокой башне цитадели.

Стискивая в руках тяжелое дитя, Вренек кивнул сидевшей напротив женщине и улыбнулся. Сломленные взрослые часто ведут себя подобно детям; он мог только гадать, что же ломается в их головах. Бежать в детство означает искать в прошлом что-то простое, хотя лично, будучи еще ребенком, не находил в жизни никакой простоты.

– Я знала однорукого мужчину, - продолжала Сендалат.
– Он оставлял мне камешки в условленном месте. Оставлял камешки, как оставил мальчика. Ты ведь знаешь его, Вренек. Его назвали Орфанталь. Я отослала его с выдуманной историей, чтобы никто не знал. Да мало это принесло пользы. Вот чем мужчины занимаются с женщинами в густой траве.

Сидевшая около Вренека хронист Сорка кашлянула и потянулась за трубкой.
– Воспоминания, кои лучше держать при себе, миледи, в такой компании.
– Она начала набивать чашу трубки прессованным ржавым листом.

Снаружи в качающуюся, накренившуюся карету неслось тяжелое дыхание - домовые клинки налегали плечами на колеса, толкая повозку сквозь смешанный с глиной снег. Боевые кони бесились в плохо прилаженных ярмах, и все споры прошлой ночи, когда волов забили на мясо, вспомнились Вренеку. Мастер-конюший бранил упрямых скакунов, но в голосе его слышались слезы.

– Она назвала меня ребенком, когда я родила Орфанталя, - сказала Сендалат Сорке.
– У ребенка уже ребенок.

– Тем не менее.
– Полетели искры, дым просочился, расцвел и улетел в щель окна.

– Капитан Айвис раздел меня.

Сорка закашлялась.
– Извините?

Вренек поглядел в личико девочки, так сладко сопящей в меховой пеленке. Так мало времени прошло, так редко мать давала ей титьку, чтобы успокоить голод, но Корлат стала вдвое тяжелее - или так говорит лекарь Прок. Она снова спала, лицо черней чернил, волосы уже длинные и густые.

– Было так жарко, - не унималась Сендалат.
– А его руки на мне... такие нежные...

– Миледи, умоляю - сменим тему.

– Тут ничего не поделаешь. Потребности, понятные всем вокруг. Комната безопасна, единственное безопасное место в мире, вверх по ступеням - шлеп, шлеп, шлеп босые ноги! Вверх и вверх, к черной двери и бронзовому кольцу, и внутрь! Скрыть засов, беги к окну! Вниз и вниз стремятся глаза, к народу на мосту, к черной-черной воде!

Корлат мягко пошевелилась в его руках и снова затихла.

– Лорд Аномандер тогда был смелее, - произнесла Сендалат суровым тоном.

Сорка хмыкнула.
– Волшебство может ослабить самых лучших, миледи. Не Азатенай ли остановил его руку? Зря вы вините Первого Сына.

– Вверх в башню, там мы будем безопасны, туда не доберется пламя.

Корлат открыла глазки и поглядела в глаза Вренека, и он почувствовал, что его лицо краснеет. Эти глаза, такие большие, такие темные и понимающие, всегда вызывали в нем потрясение.
– Миледи, она проснулась. Возьмете?