Стивен Эриксон Падение Света

– Не понимаю, Каладан. Ты говоришь о природных силах, будто они обладают волей.

– Нет, лишь склонностями. Назови любую силу и, подумав, поймешь, что она не может существовать сама по себе. Другие силы действуют на нее, чего-то требуя и даже изменяя грани ее сути. Таков диалог Творения. Но даже видимое противостояние двух сил есть на самом деле множество взаимодействий, разговоров. Возможно, диалог - неверное слово. Скорее это сумятица, какофония. Любая сила желает наложить свой ритм на все творение, результат может казаться беспорядочным... но уверяю тебя, Первый Сын, их хор создает музыку. Для тех, кто умеет и желает слышать.

– Каладан, вернемся к обсуждению Драконуса и Т'рисс.

– Дар любимой... нет, слишком много даров, слишком щедрых. Благословив любимую женщину владеть силами Элементной Тьмы, Драконус привел творение к недопустимому дисбалансу. Мир, Первый Сын - любой мир - может сдержать лишь необходимые силы, и равновесие их хрупко. Азатеная, которую ты знаешь как Т'рисс, не имела выбора - хотя такими смелыми действиями она не выказала тонкости, свойственной нашему роду. Похоже, Витр некоторым образом повредил ее.

– Я найду ее, Каладан, чтобы понять больше.

– Она и сама может вернуться. Но сейчас не похоже, чтобы ты мог отыскать следы. Она ходит незримыми путями. Нужно понять, Первый Сын: Азатенаи умеют искусно скрываться.

– Значит, намекаешь ты, вина на Драконусе.

– Он виновен в мягкосердечии... но разве стоит стыдить за такое чувство? Накануне войны сочувствие падает первой жертвой, зарезанное, словно дитя на пороге.

– Лорд Драконус мой друг.

– Не изменяй дружбе.

– Но... держась у ее юбки, он меня разочаровывает.

– Ты ставишь ожидания выше сочувствия, способностью к коему так гордишься. Дитя снова истекает кровью.

– Очень хорошо. Я не буду торопиться осуждать Драконуса.

– Только, боюсь, в войне ты останешься один.

– Сама мысль, - сказал Первый Сын, - о торжестве знати горька для меня не менее, чем мысль о возвышении Урусандера. Я хотел бы увидеть посрамление обеих сторон.

– Возвышение - довольно забавное слово.

– Почему?

– Мать Тьма... Отец Свет. Это не пустые титулы, и если ты счел стоящие за ними силы иллюзией, то ты глуп.

Вренек услышал вздох и не сразу понял, что исходит он от него. Он вернулся в теплое место. Пересек ледяную реку беспамятства. И открыл глаза.

Высокий воитель стоял над ним, глядя спокойными глазами. Неподалеку сидел на горелом пне здоровяк с серебристой меховой шубой на плечах, звероподобное лицо заставило Вренека вздрогнуть.

– Холод пробрался в самые твои кости, - сказал Вренеку Первый Сын.
– Но ты вернулся, и это хорошо.

Вренек сверкнул глазами на Каладана Бруда.
– Первый Сын, почему ты не убиваешь его?

– Ради какого резона должен я сделать это, даже если бы мог?
– удивился Первый Сын.

– Он назвал тебя глупцом.

Первый Сын улыбнулся.
– Лишь напомнил о риске, хотя и неосторожными словами. Ну что ж, мы нашли тебя в могиле и вот ты воскрес. Да, эта зима была к тебе сурова - давно ел в последний раз?

Вренек молчал, не в силах вспомнить.

– Приготовлю какую-нибудь похлебку, - потянулся Каладан Бруд за мешком.
– Если ты сделаешь это дитя своей совестью, пусть познает блага сытого желудка.

Первый Сын хмыкнул: - Совестью, Каладан? Он уже понуждает меня к отмщению.

– Прослушав наш разговор, да уж.

– Сомневаюсь, что он много понял.

Азатенай пожал плечами, выуживая что-то в мешке.

– Почему, - настаивал Аномандер, - я должен делать найденыша своей совестью?

– Ну, чтобы он в тебе пробудилась, Первый Сын. Он так импульсивно кровожаден.

Лорд Аномандер поглядел на Вренека.
– Ты сирота из отрицателей, да?
– спросил он.

Вренек покачал головой.
– Я был конюшим в Доме Друкорлат. Но ее убили и весь дом спалили. Они хотели убить меня и Джинью, но мы выжили, только она повредилась внутри. Я запомнил имена. Я их убью. Тех, что навредили Джинье. У меня копье.

– Да, - помрачнел Первый Сын, - мы его нашли. Древко кажется прочным, похоже, ты заботился о нем. Но наконечник мог бы быть и потяжелее. Запомнил имена, говоришь? Что еще помнишь об убийцах?

– Легионеры, сир. Они были пьяными, но исполняли приказы, это точно. С ними был сержант. Думали, я умер, но я не умер. Хотели спалить нас в доме, но я вылез и вытащил Джинью.

– Значит, леди Нерис мертва.

Вренек кивнул.
– Но Орфанталя уже отослали, и Сендалат. Нас осталось всего трое, но я не был в доме, сарай сгорел и я ей не был нужен.

Лорд Аномандер продолжал в него всматриваться.
– А Сендалат... если правильно помню, она сейчас заложница Дома Драконс.

Вренек не знал, верно ли это, но кивнул.
– И туда вы меня увезете, да?

– Умеет тихо слушать, - сказал Каладан, ставя на угли видавший виды горшок.

– Как положено правильным мужчинам, - ответил Вренек.
– Только малыши громко вопят, и их порют за это. И поделом.

Собеседники не ответили.

Через некоторое время Вренек сел, а Каладан Бруд подал ему миску похлебки. Вренек взял ее обеими руками, чувствуя, как тепло просачивается в пальцы. Он даже приветствовал болезненное ощущение.

Лорд Аномандер заговорил: - Тебе будет приятно узнать, что Орфанталь в безопасности. В Цитадели.

Вренек поднял голову и снова нахмурился на парящую похлебку в миске.
– Она сказала, я его оскорбил. Что нам надо прекратить дружить.

– Сендалат?

– Нет. Леди Нерис.

– Любившая орудовать палкой.

– Я и Джинья должны были знать свое место.

– Не лучше ли будет, - предложил лорд, - не отвозить тебя в крепость Драконуса? Помню Сендалат, когда она жила в Цитадели. Была умна и казалась вполне доброй... но время меняет всех.

– Ей нравилось, когда Орфанталь с кем-то играл, но это было неправильно. Леди Нерис объяснила.
– Вренек выпил похлебку через край. Никогда он не ел ничего вкуснее.
– Не смогу долго оставаться в крепости Драконуса, даже если Сендалат меня ждет. Нужно убить злодеев.

– Да, - вздохнул Каладан, - твоя совесть оказалась весьма жестокой.

– Ешь помедленнее, - посоветовал лорд Аномандер.
– Скажи свое имя.

– Вренек.

– Братья или сестры есть?

– Нет.

– Родители?