Столичный доктор. Том VII

Впрочем, жена моя шутить тоже не была склонна. Она долго смотрела на этот график, куда не внесли еще утренние показатели, и зарыдала. Причем, не в обычной женской манере, закрыв лицо. Даже рук не поднимала, пытаясь скрыть слезы и некрасиво сложившуюся мимику.

— Вытрись и выпей воды, — сказал я. — Не стоит показываться в таком виде.

Агнесс уткнулась в ладони, села на стул и отвернулась. Я смотрел на неё и чувствовал себя беспомощным. Честно, я не знал, как себя вести с женой. Тысячи раз воображал разные варианты встречи, но просчитался. Такой реакции я не предвидел. Она простила меня? Или приехала из соображений приличия? Чего ждет? Тут мозги полощутся в продуктах распада, сложные решения сейчас — не моя сильная сторона. Слезы все не проходили, хотя их и стало меньше.

— Перестань уже! Хватит. Жив я, жив.

— Не в этом дело.

— А в чем??

— Я… я беременна!

Глава 3

ГАЗЕТА TIMES. Японскій посланникъ С. Курино вручилъ министру иностранныхъ д?лъ Россійской Имперіи документъ съ изложеніемъ основныхъ принциповъ соглашенія между Японіей и Россіей. Смыслъ японскій нам?реній сводится къ тому, чтобы въ переговоры съ нею была введена и Маньчжурія. Между т?мъ Россія упорно стоитъ на томъ, чтобы не допускать и впредь какого бы то ни было вм?шательства Японіи въ этотъ вопросъ.

Р?шительно выступилъ противъ японскаго проекта соглашенія россійскій посолъ въ Токіо Р. Розенъ. Онъ рекомендовалъ не уступать установленнымъ принципамъ по маньчжурскому вопросу, рекомендовалъ предложить японской сторон? полное разграниченіе сферъ интересовъ. 'Соглашеніе на этомъ основанніи — объяснилъ онъ нашему корреспонденту въ Токіо — могло бы состоять всего изъ трехъ пунктовъ. Взаимнаго признанія Маньчжуріи, совершенно стоящей вн? сферы японскихъ интересовъ и Кореи, совершенно вн? сферы русскихъ. А также обязательства Японіи не воздвигать на корейскихъ берегахъ военныхъ сооруженій, могущихъ угрожать свобод? плаванія въ Корейскомъ пролив?.

Вацлав отправился мыть руки, а я пошел вслед за женой. Но догнать ее не смог, хоть и шел довольно быстро. Переживать нечего — у меня тут полный дом вполне официальных шпионов. Любой из слуг будет счастлив сообщить, куда последовала госпожа. Вот и Вася, за прошедшие годы выбившийся в дворецкие, даже вопроса моего ждать не стал, а показал на лестницу, ведущую на второй этаж.

Увы, подняться я не успел — меня перехватил Степан Карлович Джевецкий. За последние годы он слегка сдал — в волосах и бороде появилась густая седина, морщины избороздили все лицо. Но инженер был по-прежнему активен, деловит и мог часами говорить о моторах, корпусах, клепке…

В мое поместье он приехал утвердить некоторые изменения в проект строящихся подводных лодок. Ну и получить новый чек на финансирование оных. Увы, «Агнесс-1» пустила течь почти сразу после того, как ее краном погрузили в воды Финского залива возле причальной стенки Балтийского завода. Мигом полетела вся электрика, аккумуляторы. Причем предыдущие испытания на герметичность «Агнесс» выдерживала на ура. Но что-то пошло явно не так.

Подлодку достали, разобрали, начали изучать. Инженер примчался из Парижа, лично не вылезал из отсеков. Мне то и дело сыпались телеграммы с его соображениями, расчетами. Разумеется, я в них ничего не понимал, а удаленно рулить чем-нибудь помимо банковских счетов не получалось. Поэтому предложил Джевецкому навестить меня в Швейцарии, попробовать фондю и местный шоколад. Который еще пока не обрел всемирную известность, но уже был на пути к этому.

В чертежах я разбираться напрочь отказался — попросил объяснить мне все по-простому, что называется «на пальцах». Как выяснилось, инженер уже дозрел до идеи двойного корпуса. От дизельных моторов пришлось отказаться — нормального, мощного двигателя немцы до сих пор так и не выдали. Те агрегаты, что пришли на Балтийский завод из Рейха, постоянно ломались, да и топливо к ним оказалось в большом дефиците. Качество его тоже было под вопросом. Вернулись к концепции двух керосиновых двигателей по 200 лошадок для надводного положения и пары электромоторов для подводного. Той же мощности каждый. Все остальное — по-прежнему: балластные танки продуваются сжатым воздухом, два минных аппарата в носу. Дополнительно, возле рубки устанавливалось разборное орудие калибра 37 мм. Надводная скорость — десять узлов, подводная — восемь с половиной. По расчетам рабочая глубина погружения — около тридцати метров с запасом хода около восьми сотен морских миль. И это было, что называется, с лихвой для развлечения богатенького миллионера-нувориша.

Итого, за «Агнесс» под номерами два и три, водоизмещением по 260 тонн каждая, мне насчитали полтора миллиона рублей. Разумеется, золотом. Инженер, долго не понимал, зачем заказывать сразу две лодки, если можно ограничиться одной.

— А если с номером два и три повторится история номера один? — ехидно поинтересовался я — Нет уж… Пусть будет с запасом.

Тут как говорится, любой каприз за ваши деньги — подписали договор, у меня отверзлась очередная черная дыра в бюджете. Сколько бы ни приносили новые лекарства, какие бы платежи ни приходили от Келера, Байера, все ухалось балтийцам. А также немцам с фирмы Круппа, которые поставляли часть оборудования. А еще пришлось напрячь Лизу, чтобы та, через мужа, пробила новое разрешение на установку заглушек для минных аппаратов и крепления для пушки. Подали эту идею так же, как и в истории с Агнесс-1 — если лодки понадобятся по мобилизации, они уже будут спроектированы и созданы под военные нужды. Сработало, разрешение получили.

В итоге к осени третьего года я был обладателем двух почти достроенных сборно-разборных подводных лодок, пригодных для транспортировки железной дорогой. К агрегатам прилагалась обученная команда из бывших отставников. На Агнесс-2 утвердили Николая Петровича Белавенца, лейтенанта, служившего в Севастополе и имевшего опыт работы с подводными минными аппаратами. В его экипаж вошли четверо опытных механиков с торговых судов, прошедших специальное обучение у Джевецкого.

Номером «три» должен был командовать Михаил Александрович Крылов, бывший мичман Черноморского флота. Он участвовал в испытаниях крепостных подводных лодок в Севастопольской бухте, и это был бесценный опыт. Крылов собрал команду из трех бывших флотских унтер-офицеров и двух вольнонаемных механиков, ранее работавших на паровых катерах.

И все это был самый минимум — на каждую лодку полагалась по двадцать членов экипажа. Но увы, и тут вылезло одно существенное узкое место.

Славка Антонов, который уже давно вырос до Вячеслава Семеновича — смог сделать установку поглощения углекислого газа на основе натровой извести. Ладно, не он сам, а его лаборатория, которая стала одним из крупнейших исследовательских центров в России. И не только в ней. Увы, мощность агрегата оказалось недостаточной — пять человек могли существовать в подводном положении не больше полусуток. Если увеличивать плавсостав — автономность резко снижалась. Нырнул и уже через час-другой нужно было выныривать и продуваться. Или хотя бы высовывать наружу шноркель-трубу, демаскируя себя. Даже мне, человеку далекому от военного дела, было понятно — без мощной установки поглощения углекислоты идея живучих подлодок не взлетит.

Джевецкий в очередной раз увлекся обсуждением планов не на шутку, даже откуда-то достал чертежи. Если не остановить, то эта музыка будет вечной.

— Степан Карлович, извините ради бога, давайте продолжим чуть позже. Лучше с утра, на свежую голову. Сейчас точно не дадут поговорить толком.

— Завтра так завтра, — вздохнул инженер. — И правда, гости… Но как вы лихо додумались шампанским потушить тлеющий заряд! — вдруг хохотнул он.

Удивляюсь отношению к таким происшествиям в это время. Выбило глаз? Ерунда какая, живой остался. И зрение полностью не потерял. Значит, всё в порядке, можно порадоваться остроумной придумке.

Раскланялся с Джевецким и пошел в будуар Агнесс.

Весьма ожидаемо она сидела перед зеркалом и поправляла прическу. Наверное, свежий воздух немного растрепал её волосы, но, зная мою жену, это могло быть незаметно никому, кроме неё самой. Камеристку она не звала — всё привычно, точно и строго.

— Дорогая, — сказал я, войдя.

Она не ответила. Только мельком взглянула в зеркало, будто невзначай убедилась, что я действительно стою за её спиной. Её молчание, как и всегда, оказалось красноречивее любых слов.