Стоп-кадр

Когда мы вошли на кухню, там была только Любовь Гордеевна. Близоруко натянув пальцем уголок глаза, она разглядывала нас. Потом вошёл Василий Зосимыч, с грохотом свалил дрова у плиты.

Механик объяснил им, чего мы хотим.

– А надолго ли?
– спросила Любовь Гордевна.

– Через два дня... честное слово!
– пообещал я им.

– А можно, я полезу?
– сказал я механику, когда мы вышли.

Мы установили лестницу, и я полез. Сначала снег сыпался с крыши за шарф, потом набился в рукава, потом в ботинки, но я лез. Я забрался на самый верх, к трубе. Дом был не такой уж большой, но он стоял у обрыва, и я оказался вдруг на большой высоте.

Далеко внизу была замёрзшая река, посреди её виднелась колея, и кто-то ехал в санях, лошадь казалась величиной с муху.

Белые деревья еле различались на том берегу.

Дальше, за поворотом реки, виднелся чёрный квадратик - прорубь.

Я стал смотреть антенну. Она была примотана к трубе, и железные тросы-растяжки шли к углам крыши.

Я взялся за них голой рукой - рука прилипла к мутному тросу.

Дул ледяной ветер, слезились глаза.

Я слез к углу крыши, вывинтил штырь с резьбой, на который зацепилась растяжка и который был ввинчен в кольцо, вделанное в крышу. Потом, осыпая снег, перелез на другой угол, вывинтил второй штырь. Потом перелез на другую сторону, во двор, и вывинтил те два крепления. Потом обнял трубу и размотал проволоку, приматывающую мачту к трубе. Высокая мачта стала крениться - я осторожно опустил её верхушку на крышу сарая.

Вместе со снегом я съехал во двор. Василий Зосимыч и Любовь Гордеевна так и стояли, глядя вверх.

– Вот так... всё ясно?
– подражая механику, сказал я.

Руки саднило, лицо одеревенело, по щекам катились едкие слёзы.

Но дело было сделано!

Дальше всё было вообще элементарно!

Ещё до этого люди выходили, заинтересованные, и вот уже собралась среди улицы небольшая толпа.

– Чего это там?

– Да антенны убирают. Кино приехало. Кино будут снимать.

– А чем им антенны-то наши помешали?

– Да говорят, кино-то про довоенное время. Антенн-то тогда ещё не было, понял?

– А-а-а. Ясно. Ну что ж, пойду подготовлю всё, раз такое дело.

А я-то готовился к борьбе, и вдруг оказалось всё так легко!

Уже в полном упоении я переходил из дома в дом и только показывал людям, куда убрать антенны, чтоб их не было видно.

Через каких-нибудь два часа я стоял посреди улицы, смотрел: антенн по всей улице не было.

Всем домам по этой улице обломали, можно сказать, рога!

Потом мы вернулись обратно в киногруппу.

– Готово!
– сказал Зиновию механик.

– А как наш юный друг?
– спросил Зиновий.

– Этот? Нормальный парень... Хорошо мне помог.

Это ещё вопрос, кто кому помог!

– Ну, поехали, посмотрим, - сказал Зиновий.
– Яков Борисыч, поедете смотреть точку?

Зиновий, Яков Борисыч и оператор пошли к автобусу.

– А мне можно?
– спросил я.

– Садись, садись!
– подтолкнул меня Зиновий.

Мы расселись в автобусе и поехали, но почему-то не на улицу, на которой снимали антенны, а вниз по извилистой дороге, к реке.

Автобус съехал на лёд и покатил посередине. Справа поднимался обрывистый берег.

– Стоп!
– сказал вдруг Яков Борисыч.

Автобус остановился, все вылезли, подняли головы. Оператор вытащил камеру, поставил, пригнулся к глазку.

Над обрывом виднелись крыши домов - тех, с которых мы только что сняли антенны. Выше всех казался старенький дом Василия Зосимыча, потому что он стоял к обрыву ближе других. Белый дым вертикально поднимался из труб. Все смотрели вверх, и белый пар струями поднимался между поднятых воротников.

– Ну что ж... годится!
– сказал оператор, распрямляясь!

Годится!

Я ликовал. Ведь это я убрал антенны, которые могли всё испортить, именно я, пускай об этом никто почти не знает!

– Так. Где делаем прорубь?
– Яков Борисыч вышел вперёд.

– А есть уже прорубь, - неожиданно для себя проговорил я.

Все посмотрели на меня.

– Там, за этим мысом.
– Я махнул.

– Поехали, - подумав, сказал Яков Борисыч.

Мы обогнули мыс и подъехали к проруби. Все вылезли снова, оператор вытащил свою камеру, треножник, согнулся, подвигал вделанную в камеру маленькую поперечную ручку.

На обрыве был виден дом Василия Зосимыча и ещё два дома с этой улицы.

В трёх шагах от нас дымилась чёрная прорубь.

– Нормально!
– откидываясь, сказал оператор.

– Молодец, мальчик!
– Яков Борисыч положил мне руку на плечо.

Мы сели в автобус. Я был горд. Я посмотрел на Зиновия - и он мне дружески подмигнул.

Вернувшись обратно, Яков Борисыч, Зиновий и оператор ушли в комнату совещаться. Я, ожидая их решения, ходил в коридоре. Наконец Зиновий вышел.

– Ну... что?
– спросил я.

– С тобой пока неясно... Надо поговорить.

– Так давайте - поговорим!

– Да?
– Зиновий посмотрел на меня.
– Ну, пошли.

Мы вошли в комнату Якова Борисыча.

– Вот, Яков Борисыч, - сказал Зиновий, - предлагается на роль Стёпы.

Яков Борисыч долго смотрел на меня.

– Ну-ка... подвигайся чуть-чуть, - сказал Яков Борисыч.

– Как?

– Ну, станцуй что-нибудь!
– сказал Зиновий.

– Вальс!
– закричал я.

– Стоп, стоп!
– сказал Яков Борисыч, когда я случайно чуть не сшиб телевизор.

Они с Зиновием пошептались.

– Ну, покажи что-нибудь... какую-нибудь мимическую сценку.

– Мимическую?.. Борьба с удавом!

Я стал показывать.

– Стоп!.. Стоп!..
– закричал Яков Борисыч.
– с Удавом ты вообще весь дом нам разнесёшь.

Они ещё пошептались.

– Ну, прочти что-нибудь.

– "Бородино"!

– Не надо!
– сразу сказал Яков Борисыч.

Они снова шептались, потом Зиновий взял меня за плечи и вывел в коридор.

– Ну как?
– спросил я.

– Понимаешь, - сказал Зиновий, - основная твоя сцена - с лошадьми. Боится он, что ты с лошадьми не справишься!

– Кто?.. Я?!

Не одеваясь, я выскочил во двор, задыхаясь, добежал до конюшни, промчался мимо удивлённого Жукова, взнуздал и вывел из денника породистую Красотку, с перегородки залез на неё, проехал по коридору, ногой открыл обе двери и выехал на мороз.

Два круга я объехал рысью, потом заставил Красотку скакать и резко поднял её у крыльца, на котором - я уже видел - стояли Зиновий и Яков Борисыч.