Сторож сестре моей. Книга 2

Его лицо залилось краской.

— Почему бы и нет? Женщины, которым за тридцать, прекрасно рожают детей. Кстати, как-то раз Наташа подумала, что беременна. Мы оба были счастливы.

— Чарли! Как бы это могло уладить дело?

— Ну, оказалось, что она ошиблась, но это заставило нас осознать, что мы хотим создать семью. Мы хотим быть вместе. Пока этого не случилось, мы оба сомневались. Столько всего произошло — смерть Сьюзен, такое горе для семьи, мой уход из компании и покупка «Эстетик» — по сути дела, у нас, по крайней мере у меня, всегда не хватало времени, чтобы понять, хотим мы… пожениться или нет.

— А сейчас вы уверены? — Впервые Марлен начала задаваться вопросом, правда ли на самом деле то, что Луиза утверждала раньше: Чарльз — слабый человек, а Наташа просто ловко им манипулирует.

Он проигнорировал ее вопрос.

— Я обещал ей, что когда мы поженимся, если мы не сможем иметь своего ребенка, то усыновим чужого. — Он умоляюще посмотрел на нее. — Ты можешь сделать что-нибудь, тетя Марли, можешь каким-то образом разобраться во всем с Луизой? Я знаю, Наташа до сих пор ужасно страдает из-за их разрыва. Она отдала бы все на свете, только бы помириться с Луизой. Если бы у нее был шанс, думаю, она, ни минуты не колеблясь, продала бы нашу фирму, как, впрочем, и я. Иногда я слышу, как она плачет по ночам. Она говорит, что это во сне, но я знаю, что она не спит, а снова и снова думает о том, как все быстро переменилось, почему Луиза ополчилась на нее. Она больше не получает писем от матери, никаких сообщений о дочери. Возможно, Кристины уже нет в живых.

Он выглядел таким несчастным. Марлен почувствовала, что у нее наворачиваются слезы на глаза. В тот момент она сделала бы все на свете, чтобы помочь ему, но она знала, что этот порыв пройдет. Несмотря на доброе отношение к ней, Луиза все еще внушала ей трепет. Наташа была запретной темой, как и «Наташа Эстетик», как и сам Чарльз, но тем не менее она прошептала:

— Я попробую.

Чарльз явно не поверил ей. Беззаботность, которую он демонстрировал в присутствии Фионы, исчезла. Он встал и сказал без всякого выражения:

— Да, я знаю, ты попытаешься, если сможешь. Что ж, посмотрим, что произойдет в ближайшие месяцы.

Довольно долго после его ухода Марлен металась по комнате, не в состоянии взяться за пособие по подготовке персонала, которое она принесла домой. Следует ли ей набраться храбрости и попытаться выступить посредником между Наташей и Луизой?

В глубине души она нисколько не сомневалась, что Бенедикт и Чарльз не ссорились, хотя ее деверь был жестоко оскорблен, когда Чарльз ушел из компании. Более того, она была уверена, что если бы появился хоть какой-то шанс на восстановление дипломатических отношений между сестрами, отец и сын бросились бы друг другу в объятия.

Даже если Наташа была интриганкой, жаждущей власти, завистливой женщиной, какой считали ее многие из окружения Луизы, совершенно ясно, что Чарльз серьезно собирался дать ей фамилию Тауэрс. В таком случае, не лучше ли будет для всех, если между ними наладятся цивилизованные семейные отношения?

Худой мир лучше доброй ссоры — этому принципу ее Леонард следовал во всем, будь то проблемы с прислугой, деловые переговоры или же национальные и международные отношения. Прежде, чем лечь спать, Марлен достала свой дневник — с некоторых пор у нее это вошло в привычку — и принялась записывать все, что она могла припомнить из разговора с Чарльзом.

Перед тем, как погасить свет, она помолилась. Она благодарила Бога, что неведомым образом Леонард все еще руководил ею, поскольку теперь она поняла, что должна сделать все возможное, чтобы в семье Тауэрс воцарился мир.

Лондон, 1978

— Еслиэто значит, что глупые дети будут больше вас любить, позвольте им называть вас Лулу, сколько им угодно, и если ваш влюбленный муж тоже хочет называть вас Лулу, отнеситесь к нему снисходительно. При чем тут имя?

Сидя рядом с леди Дианой Купер, которая вела свой маленький черный «остин-мини», Луиза решала, не слишком ли рискованно объяснить Ее Светлости, что за ленчем она совершенно не поняла ее, Луизу, относительно употребления уменьшительных имен. У англичан есть привычка интервьюировать вас за едой, когда, очутившись в ловушке у обеденного стола, вы вынуждены исповедоваться в своих убеждениях и высказывать суждения по поводу разного рода сугубо личных вещей.

Как будто ее волновало то, что ее называли Лулу! Возможно, в прошлом она неосторожно упомянула Диане о своих трудностях с детьми, и та сейчас отреагировала на это. Да, похоже, так и есть. Помимо Александры Сэнфорд дома у нее не было близких подруг, а вот за океаном — несколько, и леди Диана, без сомнения, принадлежала к их числу.

Лондон был последним пунктом их месячного путешествия, которое они совершили с Бенедиктом, главном образом, чтобы отдохнуть и отметить свой серебряный юбилей — Луиза едва могла поверить, что прошло столько лет. Поскольку Бенедикт предоставил ей право выбора, она предпочла путешествие грандиозному приему, что ему тоже было приятно. Сейчас, когда фирма «Тауэрс фармасетикалз» превратилась в общественную компанию, у Бенедикта, хотя он по-прежнему оставался боссом, по-видимому, появилось больше свободного времени.

Как бы то ни было, она терпеть не могла большие приемы, когда необходимо весь вечер сохранять на лице застывшую радушную улыбку, празднуя на людях, а не в узком кругу, то, что она считала своим самым выдающимся достижением — свой продолжительный брак. Они побывали на водах в Баден-Бадене, купили захудалую водную лечебницу на берегу озера, чтобы возродить ее к жизни в качестве «Института Луизы Тауэрс» в Теджернси, на краю гор Шварцвальда; искали, но не нашли место для еще одной фабрики «Тауэрс фармасетикалз» в Германии, гостили у августейшей четы Ренье в Монако, где принцесса Грейс призналась, что является верной поклонницей «Истребителя морщин»; затем отправились в Венецию, где останавливались в набитом сокровищами палаццо Пегги Гугенхейм на Гранд канале, окруженном, как сказал ей Бенедикт, самыми лучшими образцами современного искусства и скульптуры.

Он настаивал, чтобы она изучила и запомнила их всех — Поллока, Кли, Пикассо, Генри Мура. Это было нетрудно. На Бенедикта произвело впечатление, сколько она теперь знала о современном искусстве.

Сегодня в Лондоне она отпустила своего шофера, сказав, что в такой чудесный погожий день ей хочется прогуляться пешком до отеля, потом Диана соблазнила ее поездкой к своей «гуру», врачевательнице кожи. Еще бы, Луиза не могла устоять.

Когда «остин» со свистом ворвался в водоворот уличного движения на Гайд-парк Корнер, Луиза затаила дыхание, молясь, чтобы счастливый талисман, явно хранивший замечательную восьмидесятишестилетнюю женщину, не подвел ее, пока они не доберутся к ее гуру в Мьюз, неподалеку от Хилл-стрит.

Несмотря на поездку на машине со скоростью, от которой волосы вставали дыбом, и два пролета крутой лестницы, как только Луиза вступила в «Святилище кожи» Карлы Креспиа, как назывался знаменитый лондонский салон косметического ухода за кожей, она порадовалась, что пришла. Карла, гуру — «всего на несколько лет моложе меня», добровольно объявила леди Диана — была столь же морщинистой и сгорбленной, сколь ее титулованная патронесса моложавой, с прямой осанкой; но Луиза была восхищена «лабораторией» Креспиа, представленной на всеобщее обозрение, с сотнями крошечных флакончиков, выстроившихся рядами вдоль стен.