Сторож сестре моей. Книга 2

С того мгновения, когда она была вынуждена смириться с неизбежным, она двигалась, точно робот, не изнемогая от горя, как все от нее ожидали, но вместо того вникая во все мелочи, чего от нее никто не ожидал.

— Ты видел, чтобы она проронила хотя бы слезинку? — спросила Бекки Норрис своего мужа.

— Нет, — спокойно ответил он. — Внешне — нет. В душе, я думаю, она плачет непрестанно. Было бы лучше, если бы она выплакалась. Я уже давно чувствовал, хотя бы на прошлой неделе, когда мы все были на Семьдесят третьей улице, что она на грани срыва. Быть замужем за Бенедиктом Тауэрсом — это тебе не фунт изюма, Бекки.

— Тебе виднее. В сущности, ты был замужем за ним гораздо дольше, чем Луиза. — Ее нежная улыбка смягчила колкость. — А дети помогают? Я думала, что они с Киком как будто ладят теперь. Не знаю, правда, как с Фионой.

— Ты права. Кик, несомненно, потеплел к ней. Она делала для них все, что только возможно. С Фионой по-прежнему проблемы. Полагаю, они будут всегда. Слава Богу, она уезжает на какие-то модные искусствоведческие курсы с группой девочек из школы.

— Уверена, Луиза вздохнет с огромным облегчением.

— Я боюсь вторника.

— Конечно, еще бы! Но, возможно, Луиза уже знает.

— Она не знает. Я пытался убедить Бена, что ему следует объяснить ей, почему он не хочет оставлять ей контрольный пакет акций компании. Без сомнения, он должен был сделать это, но он всякий раз менял тему разговора. Что-то его удерживало, не знаю, что именно, но почему-то он не был уверен, что она не продаст компанию в случае его смерти. Я никогда не мог этого понять.

— Как бы там ни было, но она осталась очень богатой женщиной. С компанией или без, но у нее более чем достаточно денег, чтобы привлечь охотников за состоянием, а с ее замечательной внешностью — тем более.

Норрис укоризненно покачал головой. Женщины могут быть такими жестокими. Даже собственная жена иногда поражала его, но он не сказал ей об этом. Он ограничился замечанием:

— Компания для нее все, и Бенедикт знал это. Я никогда не понимал ход его мыслей, когда дело касалось его семьи. Только Сьюзен, похоже, умела управляться с ним. А ведь он так и не оправился после ее смерти.

Луиза разглядывала свое обнаженное тело, отражавшееся много раз в зеркальных стенах ее туалетной комнаты. Она сильно ущипнула себя за бедро и смотрела, как на коже выступает красное пятно. Она была жива, хотя чувствовала себя мертвой. Каждое слово, жест, движение, каждый шаг давались ей усилием воли. Она была режиссером, ставившим каждую мизансцену в своей жизни, и у нее в ушах звучал неумолимый, непреклонный голос продюсера, руководивший ею почти всю жизнь. Не показывай своих чувств; не позволяй никому проникнуть в свои мысли; так ты сделаешь меньше ошибок.Голос Бенедикта не давал ей спать по ночам, заставлял ее существовать днем. Все казалось нереальным с того самого момента, когда, приехав в больницу, она опустилась на колени подле безжизненного тела Бенедикта.

Утром во вторник она проснулась с мыслью, что через несколько часов встретится с душеприказчиками Бенедикта, двумя юристами, много лет служившими в компании, Грегори Филлипсом и Эштоном Фоксвеллом, занявшим место Леонарда, брата Бенедикта.

Эта встреча станет первой среди многих, так как Филлипс уже уведомил ее, что завещание Бенедикта было сложным и касалось не только компании «Луиза Тауэрс», но и вопросов установления опеки над Киком и Фионой. Она попросила Норриса быть готовым приехать к ней домой чуть позже, как только она позвонит, поскольку у нее есть собственные планы и она хотела бы изложить их в присутствии адвокатов.

Милый, верный Норрис, год за годом просиживавший у дверей зала заседаний правления, в то время как родственники Бенедикта, ни один из которых ему в подметки не годился, важно восседали за большим директорским столом, чтобы утвердить или одобрить множество здравых идей, автором которых он был.

Принимая ванну, Луиза размышляла о действиях Бенедикта в 1974 году. Знал ли он или подозревал, что у него больное сердце, когда принял удивившее всех решение превратить «Тауэрс фармасетикалз» в общественную компанию, чтобы обеспечить ее будущее, не говоря уж о том, что каждый член правления сделал на этом состояние. Может, его предупреждали о том, что его здоровье внушает опасения, когда он сам заплатил состояние, чтобы сохранить акции «Луизы Тауэрс» в целости и сохранности как частную собственность — для нее? Врачи заверили ее, что это было не так, что два его сердечных приступа и последовавший инфаркт явились, цитируя доктора Пристли, «деяниями Господа».

Что она почувствует, когда одним росчерком пера компания, носившая ее имя и в которую она вложила душу, полностью перейдет в ее распоряжение? Она отчетливо помнила, при каких обстоятельствах Бенедикт произносил слова «пятьдесят на пятьдесят». В течение многих лет он часто их повторял, начиная с того дня, когда она открыла маленький магазин на Шестьдесят второй улице Ист-сайда.

Он еще раз повторил их не так давно, вслед за успешной продажей акций «Тауэрс фармасетикалз» они отпраздновали ее вступление в должность президента «Луизы Тауэрс», превратившейся в мощное древо с фабриками и лабораториями, и недвижимостью в двенадцати странах, миллионами долларов в резервном фонде и более двадцатью тысячами служащих по всему миру.

Луиза, не задумываясь, надела тот же самый простой черный костюм, в котором была на похоронах. Спускаясь вниз, она репетировала про себя речь, которую намеревалась произнести.

«Мистер Филлипс, хотя мой муж говорил мне, что мистеру Норрису, его верному заместителю, в качестве вознаграждения было предоставлено преимущественное право выкупа пакета акций на весьма выгодных условиях, когда «Тауэрс фармасетикалз» стала общественной компанией, сейчас я хочу показать, насколько лично я ценю его преданность. Мне хотелось бы найти способ предоставить мистеру Норрису долю акций в компании «Луиза Тауэрс» в знак моего уважения к нему и уверенности в будущем. Я хочу, чтобы он почувствовал себя членом семьи. Я знаю, что мой муж не смог сделать это, так как был связан определенными ограничениями, навязанными ему его отцом. Мистер Филлипс, я хочу, чтобы мистер Норрис понял, что мы с вами постараемся преодолеть эти ограничения». Насколько это осуществимо, она не знала, как не знала и многих вещей о сложных маневрах Бенедикта при ведении дел.

Неимоверная усталость, накопившаяся за последние дни, давала о себе знать. Сидя в большой гостиной, где меньше двух недель назад Бэнкс организовал такой милый семейный прием в честь их прибытия, Луиза обнаружила, что засыпает. Она выпила две чашки черного кофе, что обычно избегала делать, так как становилась из-за этого нервной. Но Луиза уже изрядно нервничала. Странно, что мысль о том, что она — владелица того, что так долго являлось существенной частью ее жизни, заставляла ее нервничать. В конце концов она не планировала никаких радикальных изменений.

Ровно в десять тридцать, когда прибыли Филлипс и Фоксвелл, она попросила Бэнкса проводить их в библиотеку Бенедикта. Это вполне соответствовало моменту — находиться в том месте, где Бенедикт проводил столько времени, занимаясь своим бизнесом.

Луиза пожала им руки и указала на стулья, расставленные вокруг стола у камина. Они сели. Повисло неловкое молчание. Чтобы заполнить его, она выпалила:

— Я попросила Норриса не отлучаться из офиса, чтобы он мог приехать, как только я позвоню ему.

Филлипс с любопытством склонил голову на бок.

— Норриса? — переспросил он.

— Да, я хотела посоветоваться с вами. Знаю, это несколько преждевременно, но есть ли у меня возможность премировать Норриса, выделив ему долю акций «Луизы Тауэрс»?

Она точно не собиралась заводить речь на эту тему так скоро, и приготовленная маленькая речь вылетела из головы, но что-то в поведении адвокатов действовало ей на нервы.

Они оба, казалось, удивились, но она продолжала: