Стой, кто идёт

– Не надо было говорить ему этого, сэр, - колотя Хихикинса по спине, произнес Динкль.
– Разрешите попробовать с ним по-другому?

– Что...
– Хихикинс подсунул под маску палец и вытер слезы.
– Что вы ему скажете?

– Посочувствую, сэр. Это всегда помогает. Смотрите.

Он извлек из кармана две какие-то плоские пачки, раскрыл одну из них и нагнулся к пленнику. В пачке оказался ряд белых тонких цилиндриков. Динкль протянул ее ульфанцу.

– Бери.

– Спасибо.

Ульфанец взял цилиндр, засунул его в рот и несколько раз жадно затянулся. По лицу его расплылась блаженная улыбка.

– Что такое?

– потребовал объяснений Хихикинс.
– Он даже не зажег эту штуку! Что вы дали пленному?

– Ульфанцы пользуются ими вместо сигарет, сэр.
– Динкль встал и протянул пачку лейтенанту.
– На прошлой неделе мы захватили целый грузовик. Туземцы дышат табаком всю жизнь, а взбадривают себя, посасывая чистый воздух через фильтры. Этот сорт - для самых закоренелых воздушников хотя многие, в частности, почти все женщины, употребляют сорта послабее.

Динкль открыл вторую пачку и показал всем ряд цилиндриков очень похожих на земные сигареты, только наоборот - длиннющий фильтр и коротенький слой табака на одном конце.

– Отвратительная привычка!
– сказал Хихикинс.
– Ну, посмотрим, что у вас получится.

Динкль вернулся к пленному и отдал ему обе пачки.

– Бери все, приятель. Подарок от Легиона!

– Спасибо.
– Ульфанец заглянул поочередно в обе пачки.
– Купонов нет?

С несколько виноватым видом Динкль вытащил из кармана стопку синих прямоугольничков.

– Ну, а теперь? Говори!

Ульфанец глубоко затянулся.

– Сгинь!

Мирр, считавший пленника своей собственностью, гневно шагнул вперед, чтобы отнять у негодяя антисигареты, но тот с искаженным от страха лицом отполз подальше.

– Не подпускайте его ко мне!
– торопливо запричитал он, умоляюще глядя на Хихикинса.
– Не разрешайте ему прыгать на меня!

Хихикинс подозрительно уставился на Мирра.

– Что вы с ним сделали?

– Просто... прыгнул на него сэр. Рукопашная схватка, понимаете ли...

– Я же говорил, Мирр - это нечто особенное!
– сказал Райан Фарру. Спорим, он вытянет из ульфанца все, что нужно!
– и, повернувшись к Мирру, добавил: - Ну-ка сигани на него, а мы посмотрим!

– Я все расскажу!
– завопил ульфанец, хватая Хихикинса за ногу. Видите, я уже говорю! У нас нет людей в этом секторе, только техника и разведчики. Стреляют роботы, а их легко выключить, если подобраться сзади.

– Нет людей?
– переспросил Хихикинс.
– Почему?

– Потому.
– Ульфанец показал на черную лужу, из которой только что выбрался Мирр.
– Это табачная смола. Ребята отказываются дышать таким дымом, хотя лично я считаю, что он не вреднее любого другого. Дедушка дышал им каждый день и дожил до девяноста лет. Так что, если...

– Молчать!
– рявкнул Хихикинс.
– Не очень-то я верю твоим россказням. Не иначе, это грязный ульфанский трюк. Роботы одинаково стреляют и по своим и по чужим.

Пленник отрицательно затряс головой:

– У нас есть такие устройства... они непрерывно передают кодированный сигнал. Возьмите мое, но тогда уж не отпускайте меня далеко.

– И точно, - сказал Мирр, - пока он с нами, не слышно ни взрывов, ни выстрелов.

– Благодарю за службу, рядовой Мирр!
– Голосок лейтенанта затерялся где-то в недрах респиратора.
– Это может стать поворотным моментом битвы, а может быть и всей кампании. Я сейчас же доложу капитану Трепловеру.

Лейтенант поднес наручный коммуникатор к области рта и что-то забормотал, а Райан схватил руку Мирра и энергично затряс. Даже Фарр изобразил что-то вроде дружелюбной ухмылки.

– Великолепно, Войнан, просто изумительно!
– трещал Райан.
– Если бы не пленник, нам не прожить здесь и недели, а теперь... похоже, скоро будем праздновать победу! Мне всегда хотелось въехать в город на танке. Девушки бросают мне цветы, сигареты... бросают девушек!!!

Его внимание отвлек слабый, но безошибочно недовольный оттенок в голосе лейтенанта. Он был тем заметнее, что оказался совершенно неожиданным.

– Со всем уважением, сэр, - говорил Хихикинс, - но я не верю, что ульфанцы ударятся в панику, когда услышат, что мы стройными рядами бесстрашно маршировали прямо на их роботов. Точнее сказать, я уверен, что они умрут со смеху. Да, я понимаю, как вы расстроены, не получив подтверждения своей теории, но...

Некоторое время Хихикинс слушал, кивая головой.

– Я совсем не хотел сказать, что вы...

Он послушал еще немного и - невероятно!
– плечи его опустились.

– Так точно, сэр, я понимаю, какая это честь - умереть за Терру!

Райан схватил Мирра за руку.

– Мне это не нравится, Войнан!

Лейтенант Хихикинс выключил радио, вздохнул, повернулся к своим солдатам и снял маску, ухитрившись при этом даже не кашлянуть. Рот его пополз вверх и вправо и принял форму запятой, долженствующей, очевидно, выразить своей формой крушение иллюзий. Мирру стало его жалко. После короткой паузы лейтенант сказал:

– Капитан Трепловер шлет свои поздравления. Вы показали себя настолько ценной боевой единицей, что в штабе решили отправить вас на планету Трелькельд. Вы будете там через пару часов. Я, естественно, отправляюсь вместе с вами.

Привлекая внимание лейтенанта, Райан пошевелил пальцами.

– Этот Трелькельд, что за планета?

– Мы теряем на Трелькельде больше людей, чем успеваем туда переправлять.

– Боже мой!
– Райан повернулся к Мирру и вперил в него прокурорский взгляд.
– Это ты виноват, Войнан, мы еще не успели выпить по чашке кофе, а уже торопимся на вторую войну!

Мирр ответил самым неприличным из всех ругательств, но мысли его были заняты другим. Для того, чтобы хоть как-нибудь продлить свою жизнь, существует один-единственный способ: каким бы невозможным это ни казалось на первый взгляд, какие бы трудности ни поджидали его - он обязан вспомнить, что случилось с ним в прошлой жизни и расторгнуть контракт с Легионом. Начинать было совершенно не с чего, шансы встретить человека, знавшего Мирра на Земле, - ничтожны.

Труся в составе ценной боевой единицы к месту посадки в звездолет, Мирр не переставал думать о тайне, окутавшей его прошлое. Все, кому не лень, твердят, что он погряз во грехе, но, покопавшись в себе, Мирр не обнаружил никаких антиобщественных устремлений. Это поставило его перед философской проблемой: узнает ли он криминальную тенденцию, если ему сунут ее под нос? Способен ли кто-нибудь сознательно признать себя преступником? Не считает ли замышляющий преступление "плохой" человек себя таким же "хорошим", как любой образцовый член общества.