Страшные фОшЫсты и жуткие жЫды

Или паника подпитывалась предчувствием того, что будущая победа более чем условна? Так оно и вышло. Победил Путин, а «Единая Россия» – проиграла. При условии жестокого административного диктата, при невероятных преференциях на местах, она смикшировала путинский результат; за него лично на последних выборах проголосовало на 7 миллионов граждан больше, чем за него безлично – в качестве бренда «Единой России». Прикормленные волхвы могут сколько угодно лукавить, объясняя, что голоса мироновцев надо обязательно прибавить к грызловским, и тогда получится искомое путинское число. Мы-то понимаем, что сено нельзя приплюсовать к корове.

Или просто повторилась вечная история Чуковского? Девочка рисует бяку-закаляку, сама начинает верить в ее реальность, приходит в ужас и пускается в слезы? Но тогда дело вовсе плохо; оппоненты режима смотрят на него куда оптимистичнее, чем режим на себя самого. Оппоненты закладываются на долгое существование в замороженном обществе, под неформальной властью каудильо, и если надеются на реванш, то в очень отдаленной перспективе. Когда, возможно, и в них нужда уже отпадет: придут другие времена, взойдут другие имена. А надежный режим всерьез готовится к скоропостижной разморозке, не зная, кто и когда нажмет на роковую кнопку «Выкл.».

Вообще говоря, это сеанс коллективного саморазоблачения. Подсознательные страхи вылезают наружу, если вытесненная совесть пребывает в неизлечимом разладе с собой; если система психической самонастройки расшатана постоянной необходимостью врать, красть, мстить, отжимать и завинчивать гайки. Особенно если резьба уже свинчена, а гаек почему-то не хватает: кто-то погрел на гайках руки. Причем – из своих, чужие не были допущены. Тогда начинает мерещиться ужас: призраки несуществующих угроз самозарождаются в воспаленном сознании и проецируются в окружающее пространство. Так страдающие белой горячкой начинают крушить все вокруг, чтобы избавить себя от внешней опасности, а опасность между тем подстерегает их изнутри.

В политике, как в медицине, враждебные воздействия извне не так страшны, как загнанные комплексы. Внешние воздействия расшатывают временную систему и формируют другую, в размен. Не всегда лучшую, но, по крайней мере, не позволяющую государственному телу рухнуть. Когда же риск внешних воздействий сведен к нулю, внутренние комплексы обретают двойную силу. И радостно подтачивают тело. Не позволяя обществу подготовиться к системному кризису. Не допуская создания запасных плацдармов. Стоит одинокое дерево в открытом поле, на котором выкорчевано все; стоит, становится трухлявым; попадает молния, и тут же приходит конец: обуглившаяся головешка посреди торжествующей и беззащитной пустоты.

Постоянная борьба – естественное сопровождение истории. Пока борьба происходит в конкурентном политическом мире, густонаселенном, противоречивом, вероятность полного самоуничтожения страны низка. Когда же этот мир превращен в пустыню, очищенную от микробов – и от жизни, то борьба перемещается в саму систему. Что мы, собственно, и наблюдаем.

То вдруг запахнет гарью; Черкесова вытащат за вихор из-под чекистского ковра, устроят нагоняй, чтобы не жег понапрасну спички в опасном месте, – и тут же повысят в звании, назначат главой Государственного антинаркотического комитета: не обижайся, парень, мы шутя. А генерал Бульбов – сидит.

То вдруг полыхнет в деньгохранилище; силовики начнут сжимать огневое кольцо вокруг министра финансов Кудрина. А замминистра Сторчак – сидит.

То Шварцкопф расскажет «Коммерсанту», как рейдерски захватывает бизнесы под господина Сечина; и ясно, что юноше пообещали хороший заказ, если он поможет кудринскому клану отомстить. А потом оставляют и без бывших покровителей, и без обещанного заказа. То Генпрокуратура отменит постановление Следкома о несчастном Сторчаке, то Следственный комитет отменит решение прокуратуры… Война всех против всех. На фоне торжества административной демократии.

Одно хорошо – городу и миру показали: нет прямой и гарантированной связи между личной свободой и налаженным бытом, между независимостью и обеспеченностью; утешаться мыслью о всесильных законах вольного рынка, который сам собою обеспечит нам реальную демократию, больше не приходится. Ничто не делается само собой. И раз в четыре года тоже не делается. Надо работать. Изо дня в день. Над страной, над ее настоящим. В противном случае будущее покажет нам ту самую «государственную дулю», которую, по счастливой оговорке Юрия Лужкова, сформирует «Единая Россия».

Лужков, конечно же, поправился. Сказал: да нет же, Государственную думу! Но осадок остался.

Каудильо ВВП

На неделе между 10 и 16 декабря. – Путин назвал Медведева. Медведев назвал Путина.

У чекистов собственная гордость и собственное понимание общей цели. Политика для них – не вольная игра общественных страстей, а холодно спланированная спецоперация; где-то в тайных бумагах уже четко прописан финал, определены этапы, посчитаны средства. Но чтобы враг не догадался, не смог предупредить удар, нужна дозированная информация, она же информационное прикрытие, система ложных ходов, обманок, лисьих уловок: бежим налево, хвостиком машем направо.

Так была организована думская кампания, так будет строиться президентская. По дороге ко второму декабря как следует пугнули сопредельный мир. Нагнали страху на родимых либералов. Помахали в воздухе красным флагом с черными разводами, намекнули на свастику. После этого предъявили симпатичного Медведева, и публика вздохнула облегченно: кажется, сажать не будут. Вопрос о том, как нам быть с демократией, что делать с существующей Системой, не возник; меньшинство запугивали с таким превышением необходимой обороны, так сжимали в мертвой хватке, что любое отступление, хотя бы на полшага, любое понижение давления, хоть на пол-атмосферы, вызывало чувство благодарности и успокоения. Преемнику на следующий же день пришлось прогнуться и гарантировать Системе: он ни на что всерьез не претендует, принимает правила игры, предложит Путину стать премьером и готов рассчитаться на первый-второй. То есть быть младшим и вторым при старшем – и первом. Но даже это не сломало впечатления; лучше уж такая неустойчивая, переходная система, чем тоталитарный монолит.

В полной мере разделяя общие пристрастия умеренных либералов, ничего не имея против преемника лично и даже сочувствуя ему, все же не могу не спросить: а это будет переход откуда – и куда? Из эпохи монолита в эпоху постепенного высвобождения? Или никуда из ниоткуда? Тогда это не переход, а снова бесконечное балансирование над полной бессмыслицей чекистской политики, неважно, мягкая она или жесткая. Если мы готовы медленно, без потрясений двигаться вперед, к ответственной свободе граждан, то – давайте. В потрясениях никто не заинтересован, ни мы, ни вы. Да, на этом неспешном пути нас ждут испытания и противоречия; нам будут ставить подножки; нам придется падать; но мы научимся вставать, отряхиваться и возобновлять движение. Если же это будет еще одна дымовая завеса для пролонгации самодостаточного чекизма, то увольте. Не потому, что спецслужбы плохи сами по себе. А потому, что они сами по себе не бывают. Не их это дело, политика. Не их это тема – мера нашей свободы. Их тема – мера нашей безопасности. Как мы ее понимаем. А не как им заблагорассудится.

За те семь лет, что погоновожатые находятся у власти, процесс размывания общественных смыслов достиг катастрофического масштаба. Игра в бесконечные бирюльки ради удержания власти как таковой, в подмены, замены, подставы и шлейфы уже привела к тому, что страна расфокусирована и держится на внешних ненадежных скрепах. Но и внутренние скрепы не скрепляют; Система, железно подмявшая под себя почти все дееспособные структуры, все инструменты влияния, от телевидения до кино, ничего не в состоянии предложить самой себе – в качестве лекарства от самораспада. Самая жесткая, самая беззастенчивая выборная кампания за всю новейшую историю России, с контролем за подчиненными, с отзвонами начальству о голосовании, с людьми в штатском, накручивавшими счетчики, не дала желаемого результата. Путин обреченно отдал «Единой России» свой главный политический капитал, безусловную личную популярность; помогло, да не слишком – и больше не сработает. У Системы теперь только два реальных пути. Либо медленный демонтаж, без угрозы самообрушения, либо свинчивание металлическими швилерами, прободение и умерщвление всего живого. Она сама, изнутри себя самой, принять решение не готова; ей все мстится, что можно обогнуть и переждать, что не нужно самоопределяться, не требуется заново искать смыслы существования России в истории; достаточно прикрыться масками, спрятаться за спины Преемника и Контролера; авось и проскочим.